Лучезарная звезда - Ольга Романовская

Наконец девушка нашла то, что было ей по средствам.

Крестьянин в смешной соломенной шляпе продавал двух лошадей: апатично жевавшую сено коренастую пегую кобылу и вторую, соловую, более грациозную, но все равно не шедшую ни в какое сравнение даже с лиэнскими лошадьми. Зато цена на нее должна была быть приемлемая.

Заметив интерес в ее глазах, продавец принялся наперебой расхваливать Стелле свою лошадь:

— Это настоящая мадальская кобыла, великолепного нрава и чудных кровей! Да такую в наше время и не сыщешь…

— Сколько ей лет? — Принцесса недоверчиво осмотрела кобыле зубы.

— Шесть. Она ходит и под седлом, и в упряжке.

— Что же Вы продаете такую хорошую лошадь? — Про возраст он, вроде, не наврал.

— Обстоятельства, — развел руками продавец. — Незачем, да и не на что мне ее содержать. Всего триста восемьдесят энтоний прошу, считайте, задаром отдаю.

— Слишком дешево, — покачала головой девушка. — Она больна?

— Что Вы! Просто деньги нужны.

Что ж, лошадь как лошадь, подойдет для короткой поездки. Ей же не на бегах выступать и не в параде участвовать.

Поторговавшись, принцесса сбила цену до трехсот сорока, еще раз осмотрела лошадь и, не найдя видимых недостатков, отсчитала хозяину требуемую сумму.

— Как ее зовут? — Стелла взяла кобылу под уздцы.

— Палева. Зовите, как хотите, ей все равно.

— Не посоветуете ли хорошего шорника, который недорого возьмет за работу?

— Живет тут один, — отозвался один из адиласцев, приценивавшийся ко второй лошади. — Свернете направо, через три дома спуститесь на пешеходную улицу и постучитесь в дверь под вывеской с седлом.

— Спасибо!

Принцесса потянула за собой Палеву, оказавшуюся такой же апатичной, как и ее товарка; временами она останавливалась, чтобы осторожно бросить взгляд на мелькавшие в толпе черные плащи. К счастью, никто из дакирцев ей не заинтересовался.

У Палевы оказался тот же недостаток, что был у каурой Кланы из деревушки близь Амара — лень. Мадальская или псевдомадальская кобыла, демон ее разберет, была ли она вообще породистой, не делала ни одного лишнего движения без понукания, поэтому хлыст, купленный у старого шорника, оказался главным залогом перемещения из одной точки в другую.

Красуясь крученой уздечкой с алым бантом (такова уж адилаская традиция — украшать лошадей осенью красными лентами), Палева цокала копытами по мостовым Сарафа, дивясь настойчивости хозяйки, которая снова и снова объезжала улицы в поисках Маркуса. Поиски эти были тщетны.

Тяжело потерять друга, остаться одной посреди чужой страны. Тяжело потерять надежду и смириться с мыслью, что тогда, в те короткие пару минут, ты говорил с ним в последний раз. Если бы знать, что в последний! Если бы знать… Принцесса ощущала всю тяжесть этого бремени: тяжесть потери, тяжесть несказанных слов и муки совести. Что бы ни говорил долг, совесть твердила, что она должна была остаться.

Она без аппетита пообедала в какой-то дешевой таверне, потратив на еду сэкономленные на покупке лошади шесть энтоний (остальные она заплатила за хлыст и седло), и снова вернулась в порт.

В портовых кабачках царила атмосфера пьяного веселья. Моряки горланили песни, им подпевали размалеванные девицы в черных кофтах и пышных красных юбках на шуршащей подкладке; у каждой было по засушенной розе в волосах.

Стелла обошла несколько подобных заведений — безуспешно, и, не надеясь на успех и в этот раз, спустилась в накуренное помещение. Остановившись на пороге, она громко спросила:

— Никто не согласится за четыреста энтоний перевести пассажира с лошадью в Сиальдар?

— В Сиальдар? За четыреста энтоний? — Моряки рассмеялись. — Только на плоту!

— Это, безусловно, прекрасно, но мне нужен корабль.

— Приходили бы раньше. Пару месяцев назад за эти деньги Вас с радостью доставили в любой сиальдарский порт, — с ней говорил потрепанный жизнью «морской волк», — а теперь все они, все от Родезы до Микола, принадлежит Дакире. Везде война, сеньора, так что не советовал бы Вам туда соваться. Мы тут, — он улыбнулся, — слегка поцапали этих за морем, ну и… Формально, конечно, Сиальдар нам войны не объявлял, но редкий адилаский корабль осмелится зайти в Архан.

— Вот как? Но я без проблем приплыла из Архана на корабле.

— На сиальдарском корабле, сеньора. Да и вряд ли Вы приплыли сюда, верно? — Он подмигнул ей.

— А как Вы…

— Сюда сиальдарские корабли не заходят, это медвежий угол. Так что за Ваши четыреста энтоний Вы не доберетесь и до пустынного западного сиальдарского побережья, того, что севернее Ликола. Плывите-ка лучше к острову Рашар — там частенько останавливаются рыбаки, может, подберут Вас. Или, еще лучше, к острову Иста. Там часто бывают сиальдарские корабли, и Вы без проблем попадете куда хотите.

— Ты бы лучше посоветовал ей плыть в Дакиру: так ближе и дешевле, — откликнулся рыжий моряк за соседним столом. — Дакирский корабль стоит в порту, его и искать-то не надо. Думаю, дакирцы с радостью доставят такую девушку в Супофесту или Яне-Сенте, уж не знаю, куда они там плывут. Может статься, даже денег не возьмут. А не хочет — пусть на любом торговом судне доплывет до Дакиры. Она говорила, у нее есть лошадь — значит, доберется на ней до нужного места.

— Значит, доплыть до Сиальдара никак нельзя? — В голосе Стеллы звучали последние отголоски надежды.

— Никак, — замотали головой оба моряка. — Плывите в Дакиру.

Принцесса вышла из кабачка и задумалась. Если верить морякам, а у нее не было причин им не верить, единственное место, куда она может отсюда попасть, — это Дакира. Плыть в самую пасть врага, чтобы через две армии пробиваться к Ринг Маунтс. Вильэнара продумала даже это, она умеет расставлять свои сети.

Дакира… Этот край вызывал в ней странные противоречивые чувства. С одной стороны, это была безумна красивая страна с разнообразием пейзажей, морем солнца, цветов, зелени лесов и голубого неба. Но, с другой… Люди там говорили на чужом, режущем слух языке, колдовство заменило богов, а правил страной тот, кто угрожал жизни ее близких. Но выбора не было, и ей нужно было плыть туда, надеясь, что судьба смилостивиться над ней и не оборвет нить ее жизни в самом расцвете сил.

В порту делать было пока нечего, и девушка поспешила остаться наедине со своими мыслями в одном из узких проулков. Но уединение оказалось слишком полным — ее будто обволокла тишина, тишина, не нарушаемая привычным будничным шумом и криками птиц, абсолютная тишина, среди которой обычный цокот копыт показался ей раскатами грома.