Лучезарная звезда - Ольга Романовская

Принцесса вздрогнула, обернулась и увидела Дотсеро. Уж кто точно никогда не меняется, так это он — то же выражение лица, та же одежда, та же посадка.

— Здравствуй! — Он протянул руку; она не знала, что ей делать: то ли пожать ее, то ли ограничиться простым приветствием. — Вижу, — улыбнулся Дотсеро, — ты вся в сомнениях. Нужно плыть. Пусть дакирский корабль останется в гавани, а ты под парусами капитана Масана спокойно доплывешь до Супофесты. Сейчас сентябрь, — загадочно добавил он, — и на островах Жанет все еще цветет магнолия.

— А причем тут магнолия и острова Жанет? — Что он хочет сказать, зачем ей на острова Жанет?

— Какая же у тебя короткая память! — рассмеялся Дотсеро. — Вспомни холмы Аминак и долгий взгляд у озера Алигьеро. Друзей не забывают.

— Если Вы…

— Ты, — с улыбкой поправил мальчик.

— Если ты о нем, то он мне не друг, и я не думаю… — Наконец-то ей удалось связать магнолию и острова Жанет воедино. — Если он в своем уме, то не станет мне помогать.

Дотсеро пожал плечами:

— Тебе решать, я всего лишь напомнил. Кстати, мне велели передать тебе, что Маркус жив.

— Кто велел? — оживилась Стелла. — Сам Маркус?

— Мериад.

— А где он?

— Сейчас? Понятия не имею. Если захочет, он сам тебе все расскажет в Лиэне.

Мальчик тронул поводья; снова застучали копыта по каменной мостовой, постепенно затихая в тишине угасающего дня. С последним ударом пелена безмолвия опала, и принцесса снова оказалась в окружении привычного мира звуков.

Перед ней была колоритная улочка, соответствовавшая духу восточных городков: не прямая, под небольшим изгибом, начинавшимся сразу после проулка, в котором она стояла. Сам проулок был самым обычным: глухие стены с двух сторон, мох на фундаменте домов, несколько чахлых кустиков и куча всякого хлама, разнесенного ветром по мостовой — идеальное место для совершения преступления. Улица была куда симпатичнее, и принцесса, невольно поймав себя на мысли, что ведет себя, как обычная путешественница, поспешила выбраться на нее, благо улица была проезжая.

Привычной растительности на улице не наблюдалось, не считая пары кадок с какими-то растениями, выставленными перед входом в ковровую лавку. Лавка, боковой стеной выходившая в проулок, занимала первый этаж двухэтажного строения с забавным резным деревянным балкончиком; окна плотно занавешены циновками. Рядом теснились похожие домишки, словно флагами, увешенные различными тряпками, коврами, выставленными то ли на продажу, то ли на просушку. Стелла медленно ехала мимо них, гадая, какая жизнь таится за этими облупившимися фасадами.

Перед одной из дверей стояла кадка с водой, проезжая мимо, девушка невольно бросила в нее взгляд и ужаснулась: то, что смотрело на нее, нельзя было назвать лиэнской принцессой.

— Боги, на кого я похожа! — Стелла в ужасе рассматривала существо со спутанными волосами, несвежей кожей и синяками под глазами, смотревшее на нее из бочки. — Ничего удивительного, что в кабачках меня принимали за свою. Остается надеяться, что хоть одежда выглядит лучше, чем лицо — другую я пока не могу себе позволить. А вообще, дорогая моя, пора тебе привести себя в порядок, а то еще арестуют за бродяжничество.

Убедившись, что за ней никто не наблюдает, девушка зачерпнула воды и тщательно умылась. Вытираться пришлось рукавом, но она дала себе слово это исправить.

Расчесать волосы было нечем, поэтому пришлось кое-как пригладить их руками и туго заплести в косу — так, по крайней мере, не видно, сколько дней она их не мыла. И, правда, сколько? Решено, как только решится вопрос с кораблем, она первым делом вымоется. Но для этого нужно снять комнату — а где взять на это деньги? Деньги — это ее больной вопрос, хоть иди и грабь кого-то снова. Видимо, придется — должна же она как-то добраться до Сиальдара? Хорошо, что пираты отобрали у нее не все — до кое-чего пальцы Вига не дотянулись.

Ее тягостные размышления по поводу денежного вопроса были прерваны тихими всхлипами. Девушка повернула голову и увидела женщину. Сгорбившись на пороге какого-то дома, она плакала, обхватив голову руками.

С одной стороны, следовало подойти, выяснить причину ее слез, но, с другой, что она могла сделать, как помочь ей? Да и стоит ли? Иногда, когда люди плачут, их нужно оставить в покое.

Женщина подняла голову, и девушка тут же определила род ее занятий — проститутка. Желание помочь тут же пропало, но любопытство не позволяло просто проехать мимо. Нижняя губа у женщины была разбита, на щеке — следы от порезов, а под глазом — синяк. И все это — в остатках яркой «боевой раскраски».

— Ну, что уставилась? — Проститутка шмыгнула носом и подобрала под себя ноги в дешевых туфлях.

Принцесса промолчала. А она еще ей помочь хотела….

— Жалко меня стало, да? Да мне и самой себя жалко… Лучше бы я собакой родилась!

Опершись рукой о стену, она встала и, прихрамывая, зашагала вниз по улице. Девушка проводила ее глазами. Вот уж какой судьбы врагу не пожелаешь!

Бесцельно блуждая по городу, Стелла наткнулась на шумную свадьбу.

Объехать это скопление повозок не было никакой возможности, пришлось терпеливо ждать, пока под громкие крики собравшихся, тоня в дожде из зерен, из дома не вышли новобрачные. Вышли порознь: сначала невеста в струящемся алом платье, подпоясанном белым кушаком, в расшитой жемчугом накидке; лицо и волосы скрыты под черным покрывалом — зрелище потрясающей красоты, главным образом, благодаря пестроте красок и разнообразию фактур тканей.

Свадебное платье адиласки — произведение искусства. Оно поражает не точностью линий, не атласом лифа, длиной шлейфа или пышностью юбки, главная его красота — в вышивке. На простом, достаточно свободном, чтобы чужой глаз во всех подробностях не смог рассмотреть фигуру невесты, расцветают целые сады, населенные птицами, стеблями, лепестками и причудливыми орнаментами, перетекающие один в другой, переплетающихся между собой и вновь разбегающихся в разные стороны, обвивая руки и ноги.

Подол длинный, но не волочится по земле. У свадебного адилаского платья нет шлейфа и многочисленных нижних юбок, оно плотное и надевается на белые шаровары, зауженные книзу; манжеты, плотно обхватывающие щиколотки, иногда видны из-под каймы подола.

Пояс всегда широкий и чисто белый, без всякой вышивки и окантовки.

Одежда жениха не менее празднична. По традиции, на нем черный тюрбан с фазаньим пером («Интересно, — подумала девушка, — а откуда бедные берут фазаньи перья? Наверное, заменяют на что-то более дешевое»), белая рубаха с высоким воротом, заправленная в красные шаровары, и что-то среднее между кафтаном и халатом. Этот предмет гардероба может быть любого цвета, но непременно украшен вышивкой — обязательным атрибутом свадебного костюма. На шею жениху повязывают красную ленту.