Черное солнце - Карина Халле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленький мальчик подбегает к ним, обвивает руками ноги женщины, та лучезарно улыбается ему.
— Где это было? — спрашиваю я тихо, боясь разрушить очарование того, что вижу.
— В Лондоне, — говорит он монотонным голосом. — Совсем рядом с городом.
— Что случилось?
Он мягко выдыхает.
— Я… я был с ней. В конюшне. До сих пор избегал искушения, и подозревал, что не смогу контролировать себя. Что я стану кем-то другим. Я не был готов. Был недостаточно… силен. Но слишком любил ее, поэтому все остальное не имело значения.
Мое сердце начинает разрываться, чувствуя любовь, которую он испытывал к ней, чувствуя боль, которая подкрадывалась.
Ему даже не нужно говорить мне, что произошло.
Я чувствую запах конюшни, слышу сопение беспокойных лошадей в стойлах. Вот Солон, я не вижу его, но ощущаю, чувствую его замешательство, его похоть, желание и сумасшествие. Потому что здесь царит безумие, тьма. Что-то злое и ужасное скрывается под его внешностью, пытаясь прорваться сквозь кожу.
И тогда это происходит. Я вижу их вдвоем, как он сзади трахает ее, прижав к стене, приглушенные крики, которые затем переходят в визг. Чернота застилает мне обзор, как тучи закрывают солнце, а затем я вижу кровь, разлитую по соломенному полу, и тело женщины, разорванное на множество кусков.
Я закрываю глаза, пытаясь прогнать этот образ, всю кровь и запекшееся месиво.
Но образы никуда не исчезают. Они меняются.
Сейчас я смотрю глазами Солона.
Недоверчиво оглядывает окровавленные руки.
Запрокидывает голову и ревет с такой болью и яростью, что я чувствую, как та же самая сила захватывает мою грудь, как будто он кричит сквозь меня.
— Я убил ее, — шепчет он мне. — Намеренно.
Но картинка снова меняется, и внезапно он бежит в лес, кричит на луну, сражается с монстром глубоко внутри себя, когти вонзаются в грудь, пытаются затянуть его в собственное безумие, кружа по кругу, и я чувствую все это, я чувствую все.
— Ленор, — резко произносит он, обхватывая мое лицо ладонями.
Этого достаточно, чтобы образы растворились, но чувства остаются.
Я открываю глаза и пристально смотрю на него. Вижу его раскаяние, стыд, вину и боль в его голубых глубинах. Но также чувствую, каково это — быть им, ведь воспоминания цепляются за мою душу.
— Ты чувствовал себя таким одиноким, — тихо говорю я. — Ты был ужасно одинок.
Брошенный, опустошенный, безумный. Его жизнь была как шоу ужасов, и он сам оказался этим ужасом.
Меня разрывает надвое.
Он сглатывает, его челюсть сжимается, глаза изучают мои. Неистово, дико.
— Вот бы ты была там, моя дорогая, — говорит он мне срывающимся голосом. — Ты — бальзам для моего чудовищного сердца.
Прижимаю руку к его груди, чтобы почувствовать биение, удостовериться, что этот человек не тот, кого я видела, и все же знаю, что они — одно целое.
— Пожалуйста, скажи, что все это значит. Расскажи, что я видела, что чувствовала.
— Это значит, что я был монстром под твоей кроватью, злодеем из твоих кошмаров, тенью за спиной. Я был всем, о чем предупреждали юных девушек в сказках. И теперь я здесь. С тобой, — он протягивает руку, заправляя мои волосы за ухо, взглядом пригвождая меня к месту. — Держу пари, сейчас ты обо всем передумаешь. Так и должно быть.
Я качаю головой.
— Я никуда не собираюсь уходить, Солон. Просто хочу понять.
Он выдыхает, поджимая губы.
— Я любил Эсмеральду, но не был готов к любви. Провел триста лет в безумной беготне. Монстр. Без сознания. Без проводника. Без надежды. Я был кровожаден, полон ярости на самого себя. Убивал ради забавы, из злости. Сплошной… мрак.
Триста лет? Я даже представить себе не могу. Сама провела несколько дней взаперти, но это…
— Со временем все меняется, — продолжает он. — Со временем эволюционируешь. Я развивал свое безумие. Примирился со зверем. С монстром внутри меня. Начал находить моральные ориентиры, я делал все, что мог, чтобы быть хорошим… человеком. Ненавидел то, что я вампир, но было невозможно отделить это от себя, потому что это то, кто я есть. Монстром, да, но я мог успокоить его. У меня все было хорошо, пока я не встретил ее. Мое желание, мои чувства к ней высвободили тьму внутри меня. Я убил ее, потому что не мог себя контролировать.
— А мальчик?
— Отец сошел с ума. Полагаю, от горя. Он убил своего собственного сына. Подозреваю, он жил только благодаря ей.
— Мне так жаль, — тихо говорю я, проводя пальцами по его лбу, убирая волосы в сторону. — Я не могу себе представить…
— Тебе не обязательно представлять, — натянуто говорит он. — Ты это видела. Ты знаешь, кто я такой. И именно поэтому я не могу… я просто не могу рисковать тобой.
— Солон, — говорю я твердым тоном. — Я уже переспала с тобой. Ты укусил меня и остановился. Ты уже не тот монстр, каким был раньше. Это было сотни лет назад. Ты сказал, что эволюционируешь, что ж, так и есть.
— Ты не понимаешь. Я всегда буду монстром. Таким я был создан.
— Создан? — спрашиваю я, запинаясь на слове.
Он одаривает меня грустной улыбкой.
— Я не такой, как все остальные, Ленор.
Я моргаю, глядя на него, выпрямляясь.
— Ты сказал, что вампиров больше не обращают.
— Это правда, — говорит он со вздохом. — Но так случилось со мной. И еще некоторыми. Таких считали счастливчиками. Нас осталось очень мало. Остальные умерли от своих внутренних демонов, монстров и безумия. Мы — катаклизм на этой земле.
О боже. Неудивительно, что он был против того, чтобы я превращала Элль в вампира.
— Значит, когда-то ты был человеком? — недоверчиво спрашиваю я.
Он кивает.
— Да. Был.
— О боже мой. А…ты помнишь что-нибудь о той жизни?
Он на мгновение прикусывает нижнюю губу, задумчиво глядя в сторону.
— Обрывками. Иногда пытаюсь подумать об этом, но не могу сложить все воедино. Столетия безумия вытеснили мою прошлую жизнь, похоронили ее в смоле.
— Значит, когда-то ты был человеком. Это значит, что в тебе еще есть что-то человеческое.
— Человеческое во мне умерло в тридцать восемь лет. Ничего не осталось.
— Значит, что во мне тоже не осталось.
— Лунный свет, — говорит он мне, обнимая за талию. — Ты была рождена от отца-человека. Ведьмак — это все еще человек. И даже если бы ты была полноценным вампиром, не казалась бы лучше, твердив, что хочешь стать человеком. К этому не стремятся. Желания и достижения целей, — вот это
