Битва королей. Огонь эльфов - Бернхард Хеннен

— Почему ты выбрал меня, чтобы рассказать все это? — запинаясь, спросил Гвидо. Мысль о масштабах лжи, опутавших Церковь, лишила его дара речи.

— Потому что у тебя ясный ум. Потому что ты споришь со мной, поскольку считаешь, что я не прав. И потому что у тебя получаются такие чудесные рукописи. Истина должна быть записана на тончайшем пергаменте, без ошибок, почерком без закорючек. Я хочу, чтобы мы создали книгу, такую чудесную и безупречную, словно ее написали ангелы. Тогда никто не усомнится в словах. Ибо, поверь мне, ложь стала настолько могущественной, что будет тяжело убить ее. Молись, Гвидо. Очисти свою душу так, как я сделаю сейчас, во время мессы. — Он обхватил правую руку Гвидо обеими руками, крепко сжал ее и улыбнулся своей жутковатой улыбкой. — Завтра мы станем мятежниками и поборниками правды, Гвидо. Наши души пройдут сквозь очистительный огонь, с них сойдет весь жир, накопленный леностью мнимой веры. Верующие должны узнать, что эльфы — светлые существа, а вовсе не порождения тьмы, не демоны, как на тех картинах, что ты создаешь.

Художник ответил на рукопожатие.

— Мои перья станут твоим мечом, брат аббат. — Гвидо чувствовал себя несколько смущенным. Истина изменялась быстрее, чем способен был осознать его рассудок. Еще миг назад эльфы были воплощением зла, а теперь Люсьен назвал их светлыми существами.

Аббат улыбнулся ему изуродованными губами.

— Я рассчитываю на тебя, брат Гвидо. — И с этими словами он удалился.

Художник выдохнул, пытаясь упорядочить мысли. Стояла звенящая тишина. Казалось, ночь затаила дыхание. Наступит новая эра. Гвидо попытался представить, как изменится мир, когда они понесут верующим новую правду. Миниатюрист представлял себя пламенным проповедником на больших рыночных площадях, когда одна-единственная желчная мысль лишила его всех иллюзий. Откуда он вообще знает, что Люсьен говорит правду? Допустим, аббат часто вел себя странновато, и его история, похоже, объясняет это. Но действительно ли это истина? Зачем Жюлю лгать? Только потому, что тогда, когда Гийом стал мучеником, Бродяга был еще ребенком и не смог верно осознать события, свидетелем которых стал?

Гвидо поднял голову к небесному своду и почувствовал себя потерянным. Возникло ощущение, что его вот-вот затянет в темноту, что он навеки потеряется в ее просторах. Его душа была словно корабль, потерявший курс в бушующем море.

Рисовальщик чувствовал, что его сердце отчаянно бьется. Сомнения готовы были расколоть его. Где найти маяк, который вернет на путь истинный?

Он с сомнением поглядел на высокую храмовую башню, вздымавшуюся, будто крепость веры на фоне бесконечного неба. Там, в потайной пещере, глубоко в недрах скалы, собрались его братья и сестры. Как жаль, что он не может быть с ними!

Гвидо подошел к зарешеченному окну и поглядел на узкую тропку, ведущую к рефугиуму. В слабом лунном свете дорога цветом напоминала старую кость. Она была пуста. В эту ночь наверняка их не посетит никто… Может ли брат-художник осмелиться покинуть пост у ворот? На лестнице, ведущей в святая святых, имелся пролом в скале. Оттуда можно заглянуть в широкую пещеру, а снизу его не будет видно. Так он будет рядом с сестрами и братьями и в то же время останется в стороне, а когда месса закончится, успеет вернуться на свой пост. Кто придет этой ночью к воротам? Да никто!

Гвидо отодвинул засов. С негромким скрипом ворота отворились. Монах вышел на дорогу и вгляделся в ночь. Никого. Никто не понимал, почему для аббата так важно окружить рефугиум высокой стеной. На этой одинокой горе их общине некого бояться. Иногда художник спрашивал себя, не затем ли стена, чтобы запереть их. Но, конечно, это глупости. Днем любой может прийти и уйти, если захочет.

Мариотта однажды сказала ему, что стену возвели лишь для того, чтобы дети оставались на территории рефугиума и не играли в опасных скалах. Вот только детей не было. Все было готово для них. Шесть сестер по ордену уже выбрали себе партнеров. Но их тела оставались бесплодны. Это было будто проклятие.

Гвидо представил себе, каково было бы лечь в постель с Мариоттой. Его затрясло. Он обвел взглядом просторный горный пейзаж, затем снова поднял глаза к бесконечному небу. Он всего лишь песчинка. Ничего не значит.

Ему нужна община! Только она может спасти его. Сомнения и ширь этой ночи его убьют. Если он послушает, как поет Мариотта, это станет бальзамом для его израненной души. Она словно маяк для него!

Рисовальщик лишь прикрыл калитку. Если какой-нибудь путешественник все же забредет сюда, то он будет, по крайней мере, не заперт снаружи. В последний раз выглянул Гвидо в зарешеченное окно. Все будет хорошо!

Молодой монах украдкой пробрался к храмовой башне. Широкие створки башенных ворот были не заперты. Холод обхватил миниатюриста, будто плащ, стоило оказаться на улице. Стройные мраморные колонны тянулись к потолку. Весь храм состоял из одной-единственной просторной комнаты. На полу была изображена звезда с четырнадцатью лучами, касавшимися стен. Стены были белыми и без украшений. Исключение составляли только два ряда окон, расположенных высоко у галерей толстых башенных стен. Яркие витражи рассказы вали о самых значительных мучениках Церкви Тьюреда: святом Ромуальде, чьи раздробленные конечности язычники привязали к колесу, и святой Клодин, которую приковали в Анискансе головой вниз к опоре моста и утопили. Столь многие отдали свои жизни за веру…

Гвидо пересек сердце большой звезды и поспешил к лестнице, скрытой за одной из колонн. Когда-то здесь была всего лишь расселина в скале, которая вела к пещере. Гвидо с улыбкой вспомнил свои первые дни в монастыре. Он пришел сюда не писарем и не художником. Его прислали потому, что он был хорошим архитектором. Он помогал построить лестницу в святая святых, и он придал пещере, в которой на протяжении многих веков язычники поклонялись своим богам, новый вид. Непристойные картинки с обнаженными женщинами с огромной грудью исчезли под белоснежным слоем извести. На жертвенном камне стоял теперь маленький ларь из золота и свинцового стекла, в котором хранились три пальца ноги святого Гийома. Ладан стоимостью в целое состояние изгнал злых языческих духов и превратил древнее капище в место светлой веры. Гвидо гордился своим трудом, несмотря на то что крался сейчас по лестнице, словно вор.

Он добрался до пролома в скале и заглянул в пещеру. Удивился тому, как мало горит свечей. Их едва хватало на то, чтобы прогнать тьму. Гвидо раздраженно отметил, что на полу нарисовали широкий красный круг. На драгоценных плитах из песчаника медового цвета!

Рядом с маленьким ларем с пальцами святого Гийома расставили много черных свечей. Темные струйки дыма поднимались к потолку. Гвидо был потрясен. Потолок придется белить заново, если эти свечи будут гореть долго. Теперь художник заметил и второй круг, очерченный белым мелом. Все братья и сестры по ордену стояли там. Не хватало только Томазина. Он был рядом с Жюлем.