Колхозное строительство. Дилогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

– А автобус переполнен?

– По‑разному бывает, но пять человек всё одно влезут, – сделал шаг вперёд пенсионер и навис над Тишковым.

– Ты дедушка не переживай, я узнаю, что там за умники нашлись и разберусь с ними.

– Ты разберись, секретарь, а то я ведь выше пойду, я всю войну прошёл, а меня из автобуса выпихивают.

Нда, не надо эту страну спасать. Танков с‑суки понастроили, а автобусов нет. Написать нужно письмо бровастому любителю целовать мужиков, что все эти танки один чёрт превратятся в металлолом. Автобусы строить надо.

А вторым посетителем оказалась как раз товарищ Фурцева.

– Пётр Миронович, можно вас отвлечь на пару минут? – а улыбочка как у акулы. Белой акулы.

– Присаживайтесь, Екатерина Алексеевна, сейчас чайку закажу, или вы кофе предпочитаете, я тут с секретаршей рецептом поделился с корицей и гвоздикой.

– Сидите уже, я чай сама заказала. Сейчас Вера Михайловна принесёт. Интересная у тебя секретарша, Пётр Миронович, она тебя считает мягким и безотказным человеком, – Фурцева подошла к окну, за которым не видно было ни черта, опять усилился мороз и всё окно заиндевело.

– Ну, со стороны видней, – Пётр развёл руками.

– Вот сейчас и проверим. Концерт мне понравился. Эти две девочки и украинец на самом деле находка. Признаю, если бы я отдала эти песни другим певцам, получилось бы хуже. Не зря ты на меня в Доме Писателей орал, – Екатерина Великая, наконец, уселась на стул.

– Я на вас. Не наоборот? – покачал головой Штелле.

– Не будем прошлое ворошить, – булькнула Фурцева.

– Вот и чай, Екатерина Алексеевна, а это я булочек сама напекла, не побрезгуйте, – ворвалась в кабинет Вера Михайловна, по прозвищу "Неугомонная".

– Спасибо, Вера Михайловна, непременно откушаю, а то Пётр Миронович бросил меня одну в чужом городе и даже не сказал, где можно позавтракать.

– Пётр Миронович, ну что же вы, у нас рядом с гостиницей и правда ни одной столовой нет, – вскинулась секретарша.

– Вот оно хвалёное уральское гостеприимство, а я ведь его у нас в Москве со всеми удобствами разместила. Довольны хоть остались, товарищ Тишков? – Пётр сжал зубы. Знает ведь про Люшу, донесли.

– Сейчас я ещё и пирожков принесу, – выбежала Вера Михайловна.

– Пётр Миронович, ты знаешь, что скоро праздник? 8 Марта? – принялась за булочки товарищ министр.

– Странный вопрос, даже неожиданный, – хмыкнул догадавшийся Пётр.

– Догадался? Ну, не буду томить. Нужно десять песен. Две про снегирей есть. Будем считать восемь. Их нужно исполнить и снять на плёнку. Говорухин останется до 5 марта. Шестого плёнка должна быть в Москве.

– Да вы с ума сошли! – откинулся на спинку стула Штелле и не рассчитал. Хорошо, что позади был шкаф, а то бы грохнулся, а так только завис в неуклюжем положении.

– Вот и пирожки. Зоя Николаевна пекла. Бухгалтер наш. Вкуснее и не бывает, – вошла Вера Михайловна и с тревогой посмотрела на висящего Тишкова.

Еле‑еле удалось восстановить равновесие.

– Вера Михайловна, большое спасибо.

– Да, Верочка Михайловна, большое спасибо. Не пускайте пока никого в приёмную, на меня сейчас Пётр Миронович орать будет.

– Ох, как хочется, – пробурчал под нос Пётр, когда несколько раз оглянувшаяся секретарша всё же вышла.

– Пётр Миронович, раскрою карты, я перед отлётом встречалась с Михаилом Андреевичем Сусловым. Считай, что это его команда.

– Думаете, мне легче стало. Как можно за восемь дней написать восемь хороших песен. Я ведь не Господь Бог. А Маша? Она просто ребёнок. Взбрыкнёт и всё, приплыли.

– Видела я вашу Машу. О, я теперь тоже могу стихи писать. В рифму ведь получилось? Так вот, про Машу. Я бы позавчера ещё сказала, что её в Москву надо везти. Уникум. А теперь поняла ваш спич про Нью‑Васюки. Вы скоро и, правда, это осуществите. Ладно, давайте ваши требования, а потом поговорим о Маше, – и с невинным видом достала из ужасной розовой сумочки блокнот с новомодной шариковой ручкой "БИГ".

– Мне нужны два человека из московского ансамбля "Скоморохи". Фамилии Градский и Буйнов. Ещё мне нужно, чтобы Светланов с музыкантами остались до 6 марта. Ещё нужны два виртуоза аккордеониста. Нет. Лучше один аккордеонист, и один баянист. Дальше. Нужно пару виртуозов гитаристов и один лучший в стране балалаечник. Да, если существует такой человек, то его нужно найти. Он должен очень хорошо играть на бас‑гитаре. Все эти люди должны быть здесь послезавтра. Иначе не успеть, – Пётр задумался. Как восемь песен сделать за восемь дней?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– А ваш оркестр? – оторвалась от писанины Фурцева.

– Здесь нужно другое звучание и другие голоса, потом поймёте. Кстати, а что со званием "Академический"?

– Я поговорила со Светлановым. Он хотел забрать Гофмана в Москву. Я запретила даже заикаться. Будет вам звание. Ещё есть требования, и телефон мне в пустом кабинете предоставьте, – поднялась Екатерина Алексеевна.

– Конечно, есть. Мне нужен дом.

– Какой ещё нахер дом? – дёрнулась Фурцева.

– Вон такой дом, – Пётр открыл форточку и ткнул в один из домов стоящих напротив горкома. – Мне нужно селить в него приезжающих артистов. На постоянное место жительства. Думаю, это около ста тысяч рублей. Только показ снятого концерта в "Ударнике" в Москве за неделю окупит эти деньги. Тысяча мест. Пусть по тридцать копеек билет. Итого три тысячи за сеанс. Пять сеансов. Пятнадцать тысяч. Семь дней. Сто тысяч, – Пётр ожидал возражений и криков, но их не последовало.

– Пётр Миронович, пойдёмте ко мне в замы. Дом не обещаю, а квартиру в Доме Писателей найду. И дачу в Переделкино, – и мордочка такая – улыбчатая.

– Извините, Екатерина Алексеевна. Я хочу сделать Краснотурьинск лучшим городом страны. Из Москвы это не получится. Да и съедят меня в Москве‑то. Я ведь не буду лизать попки у всех подряд.

– Нда. Съедят. Ладно, про дом подумаю, – махнула рукой Фурцева.

– Нет, уж. Давайте обещание! – пришлось и, правда, повысить голос.

– Десять лучших песен. Таких, как на вчерашнем концерте.

– Звоните.

Глава 5

Пётр с Викой Цыгановой закрылись в детской. Ну, не на ключ закрылись, так, дверь прикрыли. Юрочка спал, делала уроки Таня, а жена стирала в ванной пелёнки. Все заняты.

– Пётр Миронович, – Вика глянула на пустой почти белый листок, – Нет шести песен про космос. По крайней мере, таких, чтобы они были известны и популярны. А те, что есть, уже написаны.

На листке были сверху вниз шесть цифр. Напротив единицы было написано. "Трава у дома", напротив двойки "Надежда". И всё следующие четыре циферки были свободны.

– Если попробовать подсунуть песню из кинофильма "Земля Санникова"? – Пётр напел:

Есть только миг Между прошлым и будущим Именно он называется – жизнь.

– И при чём здесь космос? – наморщила носик Вика.

– "А для звезды, что сорвалась и падает, Есть только миг, ослепительный миг".

– Песня замечательная. Нужен Олег Ануфриев, лучшего исполнения я не слышала, – Вика заполнила третью строчку. – А ещё три песни.

– Я тут думал целый день. Есть не простая вещь у Виктора Цоя. "Группа крови на рукаве". Там только нужно несколько слов поменять. Траву заменить на тропу. И убрать "бой". Пожелай мне удачи в полёте. Там ведь всё равной слову "в бою" нет рифмы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Не знаю, не знаю. Сто процентов, что даже с этими исправлениями песню не примут. Слишком агрессивная и слишком чужая. Это ведь не "Синий платочек", – Вика напела припев: