Если только ты - Хлоя Лиезе

только потому, что ты так много значишь для меня, Зигги. Потому что я лишь учусь делать всё хорошо, и попытки сделать что-то большее, чем это, звучат как чистое грёбаное высокомерие, как полёт Икара прямо к солнцу. Потому что так я могу… показать тебе, что ты значишь для меня, не причиняя тебе боли и не разочаровывая тебя. Потому что, если я причиню тебе боль или разочарую тебя, то не думаю, что смогу простить себя.

— Но что, если это не высокомерие? — шепчу я с болью в сердце. Я никогда не встречала человека, который был бы строже к себе, который меньше верил бы в себя.

— Но это высокомерие, — шепчет Себастьян в ответ.

Я моргаю, и слёзы переполняют мои глаза. Как мне заставить его увидеть ту доброту, которую я вижу в нём? Как мне заставить его поверить, что он в безопасности; что он может быть для меня больше, чем другом, если хочет; что он может пробовать и рисковать, позволять себе иногда терпеть неудачу и подниматься, зная, что я буду рядом на каждом шагу этого пути?

Его лицо напрягается, когда Себастьян замечает, что от непролитых слёз мои глаза становятся стеклянными. Я выдерживаю его взгляд, и его слова всплывают у меня в голове:

«Говорить «спасибо» — это прекрасно, но этого недостаточно… Я хотел показать тебе».

Эти слова… они являются важным напоминанием и вселяют в меня маленькую надежду.

Себастьян из тех, кому нужно всё пережить, прочувствовать, а не слышать слова об этом.

Я просто должна показать ему, что это не высокомерие… это жизнь, и это страшно — пытаться узнать кого-то, заботиться о нём, поступать с ним правильно, когда ты человек, и ты несовершенен, имеешь свои потребности, страхи и недостатки, и ты обречён иногда терпеть неудачи.

Я не очень терпеливый человек. Мне нравится остановить свой выбор на чём-то и довести это до конца. Я поступала так с каждой футбольной командой, в которую хотела попасть, с каждой поставленной академической целью, с перечнем этапов взрослой жизни — колледж за три года, долгожданное получение водительских прав, достижение финансовой независимости, получение собственной квартиры. Но ради Себастьяна я могу быть терпеливой. Что касается Себастьяна, я могу подождать, когда, может быть, только может быть, однажды он поймёт, что со мной можно безопасно хотеть большего… если он этого хочет.

Я надеюсь, что он хочет большего.

Потому что я чертовски уверена, что хочу.

— Зигги, — его голос срывается. Себастьян поднимает руку, вытирая мои слёзы. — Пожалуйста, не плачь. Я ненавижу, когда ты плачешь.

— Ну, ничего не поделаешь. Ты привёл меня в книжный магазин в нерабочее время, чтобы никто меня не беспокоил, и чтобы у меня было всё время в мире. Ты открылся мне и доверился. Ты очень, очень хорошо показал мне благодарность, Себастьян. Мне дозволено плакать.

— Всё, что угодно, только не слёзы, — шепчет он, вытирая мои глаза, когда новые слёзы текут по моим щекам. — Пожалуйста.

Закусив губу, я откидываю голову на полку, не разрывая зрительного контакта.

— Ну… если бы мне позволили ещё разок бупнуть твой подбородок, я бы, наверное, перестала плакать.

Он награждает меня притворно сердитым взглядом, приподняв бровь, затем вздыхает.

— Ладно.

Я отталкиваюсь от книжной полки, пока наши груди не соприкасаются, а лица не оказываются в нескольких дюймах друг от друга. Я медленно поднимаю палец и, улыбаясь, прижимаю его к его подбородку.

— Буп.

Себастьян издаёт фыркающий смешок, и я опускаю руку, пока она не ложится ему на грудь. Кончиками пальцев я прикасаюсь к коже у его расстёгнутого воротника, к краешку крыла татуированной бабочки, которое доходит до впадинки на его шее.

Себастьян с шумом выдыхает воздух, когда его хватка на моей спине становится крепче. Я поднимаю взгляд, и наши носы соприкасаются, а взгляды встречаются.

«Будь храброй, Зигги. Будь храброй».

— Вопрос, — шепчу я.

У него перехватывает дыхание.

— Ответ.

— Ты прямо сейчас хочешь поцеловать меня?

Он пристально смотрит на меня, и его мягкий взгляд скользит по моему лицу.

— Каждый день с тех пор, как я увидел тебя. Сейчас. Завтра. Когда я буду на смертном одре. Да, Зигги, но мы просто…

— Друзья.

Себастьян медленно кивает, его нос соприкасается с моим, и воздух покидает его, пока его руки скользят по моей спине.

— Просто друзья.

— А как насчёт «просто друзей»… которые целуются?

Он стонет.

— Похоже на плохие новости.

— Любопытно, — шепчу я, потираясь носом о его нос. — В последнее время я пытаюсь слегка запятнать свой имидж. Кажется, плохие новости — как раз то, что мне нужно.

— Но я, — он резко выдыхает, прижимаясь своим виском к моему, и его губы касаются моего уха, — исправляюсь. Плохие новости — это последнее, чего должен искать кающийся грешник.

— Кающийся грешник ищет отпущения грехов, — говорю я ему.

Себастьян кивает и вздыхает, когда мои пальцы скользят по его волосам.

— Тогда позволь мне простить тебя. Позволь сказать тебе, что этот поцелуй может случиться между двумя друзьями, которые заботятся друг о друге, которые хотят оберегать друг друга и доставить друг другу удовольствие. Позволь мне заверить тебя, что ты ни в коем случае не разочаруешь меня и не причинишь мне вреда. Наслаждайся мной. Позволь мне наслаждаться тобой. Всё может быть вот так просто, я обещаю.

— Зигги, — вздыхает он, притягивая меня к себе. Его дыхание прерывистое. Я чувствую, как быстро и сильно бьётся его сердце в груди. — Ты обещаешь? После этого ничего не изменится?

Я обвиваю руками его шею, касаясь губами его уха.

— Я обещаю.

Себастьян не колеблется, не даёт мне времени на раздумья, и мне это нравится. Он обхватывает моё лицо ладонями и впивается в мои губы.

Я вздыхаю, ощущая его вкус, когда его губы накрывают мои, сначала нежно, затем жёстко и отчаянно. Я сжимаю его плечи, пока его руки скользят по моей талии, затем ниже. Он проводит ладонями по изгибу моей спины, притягивая меня