Железнодорожница 2 - Вера Лондоковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы быстро подошли к кровати, приподняли матрас. Я обшарила все пространство под матрасом, но ничего не нашла. Неужели ошиблась? Потом сунула руку между кроватью и ковром, висящим на стене. Есть!
— Она? — протянула я Тане книжку.
— Она, — девчонка с радостным всхлипом прижала книжку к груди и выбежала вон из комнаты.
Ну, хоть что-то хорошее удалось для этого дома сделать, — с облегчением подумала я. Надо Тане сказать, чтобы они тоже в своих комнатах замки вставили, и не пускали туда всяких воровок.
А Валентина Николаевна продолжала истуканом стоять у подоконника, на котором возлежала ее почти голая дочь, делавшая вид, что не замечает мать.
— Пойдемте, Валентина Николаевна, — я тронула женщину за локоть, — пойдемте.
Прощаясь с Таней в прихожей, я попросила на всякий случай записать мне их телефон. Мало ли, вдруг понадобится связаться. И свою идею про замки озвучила.
— Спасибо вам, — сказала Таня, — вы там успокойте Валентину Николаевну, на ней же лица нет.
Пока мы спускались по лестнице, бедная женщина, не переставая, рыдала. Слезы заливали ей все лицо, и, казалось, она ничего не видит перед собой. Я взяла ее крепко за руку и буквально вела за собой.
— Что-то случилось? — на нас с тревогой глядела какая-то женщина, поднимавшаяся навстречу. — Кто-то… умер?
«Доверие к дочери умерло», — хотела я сказать, но промолчала, конечно же.
— Не переживайте, — сказала я неравнодушной соседке, — никто не умер, просто расстроился человек.
На улице я встряхнула Валентину Николаевну за плечи.
— Слушайте, не расстраивайтесь вы так, — твердо сказала я, — просто забудьте этого человека раз и навсегда.
— Что ты, Альбина, — промямлила она, захлебываясь слезами, — как можно собственную дочь забыть?
— Собственную дочь? А вы не видели, как она от вас отвернулась? Вот за что? Что вы ей сделали плохого, кроме хорошего? А вам Таню не жалко? Девчонка в доме одна с этой… — я слов не могла подобрать. — Родители на даче, а брат на сторону этой твари встаёт. И еще. Не обижайтесь, но я настоятельно вас прошу. Чтобы вашей дочери никогда в нашем доме на Енисейской не было!
Валентина Николаевна еще раз тихонько всхлипнула, потом прижала платочек к лицу и глубоко вздохнула.
— Не просто же так она отвернулась. Наверно, ей сделалось стыдно, — пробормотала она.
Я с сомнением взглянула на свою спутницу, но ничего говорить больше не стала.
Глава 26
С самого начала октября в нашем Управлении начало твориться что-то невообразимое. Всякой суеты, беготни, задержек после рабочего дня стало в разы больше. Но никто при этом не возмущался — суета была радостной. Еще бы — приближался праздник, обожаемый всей страной не меньше, чем Новый год. А именно — День Великой Октябрьской социалистической революции. Красный день календаря, к которому надо как следует подготовиться и на славу отпраздновать.
Все наши женщины предусмотрительно заготавливали запасы колбасы, сыра, конфет и разных других деликатесов. И конечно, разнокалиберных бутылок со спиртными напитками и соками. Потому что на празднование отводилось целых два выходных дня — седьмое и восьмое ноября. С утра седьмого числа полагалось идти на парад и участвовать в демонстрации. А вечером — добро пожаловать на праздничный ужин с большим количеством гостей.
Слава Богу, мне по магазинам в поисках продуктов бегать не требовалось. Этим занимались дед с Валентиной Николаевной. Зато на работе сюрпризов и обязанностей заметно добавилось.
Особенно меня ошарашила Раиса Федоровна. Пришла она как-то в мой отдел и, зябко кутаясь в свою неизменную шаль, с улыбкой начала:
— Альбина, я занимаюсь организацией самодеятельности в нашем учреждении.
— Замечательно, — подняла я на нее заинтересованный взгляд. Интересно, что входит в ее обязанности? Она решила какую-то часть делегировать мне?
— Так вот, я хочу тебя пригласить петь с нашим хором на торжественном концерте.
— Что? — я готова была рассмеяться. — Раиса Федоровна, милая, да я же не то, что петь — я вообще с музыкой не в ладах! Не моё это, знаете ли.
— Жаль, — расстроенно смотрела она на меня, — но ты можешь просто поучаствовать для массовки.
— Как это? Рот пооткрывать?
— Ну почти что. Петь у нас есть кому. И фонограмма хорошая. А вот таких заметных женщин в составе очень хотелось бы видеть.
— А я заметная?
— Ну, у тебя такой макияж красивый, и вообще ты у нас модница.
— Да я же на работу в форме хожу.
— А я тебя видела однажды в городе, когда вы с дочкой канцелярию покупали… Давай хотя бы попробуем. Твою кандидатуру предложили в отделе рацпредложений. А потом и в руководстве поддержали.
Ух ты! Опять кандидатура и руководство — с некоторых пор мне эти слова перестали нравиться. Но Раиса Федоровна смотрела так просительно. У меня духу не хватило отказать хорошей пожилой женщине.
— Хорошо, по рукам, — согласилась я.
— Первая репетиция сегодня в два часа.
— Что, какая еще репетиция? — нахмурилась я, но Раиса Федоровна уже скрылась за дверями отдела.
В назначенный час отворились двери, и ко мне ввалились человек десять наших сотрудников. Многие были хорошо мне знакомы, к примеру, Наталья Петровна. Некоторых я пока что знала шапочно. Последней вошла Раиса Федоровна:
— Заходите, заходите, товарищи, — приговаривала она, — сейчас Мария Ивановна придет, и начнем.
— Мы здесь будем репетировать? — уточнила я.
— Ну, пока здесь, у тебя места достаточно, — ответила Раиса Федоровна, — а потом уже и на сцене, с микрофонами.
Вскоре пришла молодая девица в белом брючном костюме и с небольшим магнитофоном в руке. Я уже знала из разговоров коллег, что она звезда нашего местного театра оперетты. По приглашению руководства выступает у нас на торжественных концертах и заодно руководит хором.
Мария Ивановна раздала нам листочки с распечатанным текстом песни.
— Так, я сейчас включу песню, и мы ее просто послушаем. Потом попробуем спеть в унисон с исполнителем.
Мы старательно прослушали песню. Как я поняла, здесь был не весь состав хора. Некоторые выступали не в первый раз на сцене — таким много репетиций не требовалось. А сейчас собрали таких новичков, как я. Что ж, может, услышат, как я пою, да
