Опасные забавы - Джулия Гарвуд

— При мне. — Кэрри похлопала по внутреннему карману жакета.

— Тогда довольно отсрочек!

Было решено, что Сара спустится первой, как самая тяжелая. Хотя веревку привязали к кухонному столу, а стол заклинили в дверях, предполагалось, что другие двое будут страховать — на случай, если узлы подведут. Для этой цели Анна завязала на верхней части веревки несколько крупных узлов. Второй на очереди была Кэрри. Хрупкая Анна мог — ла спуститься без подстраховки. Даже если бы веревка вдруг оборвалась в процессе ее спуска, из всех троих у нее был самый солидный шанс добраться вниз, хватаясь за кусты. Во всяком случае, так она утверждала, и после короткого спора остальные вынуждены были согласиться.

— Вообрази, что будет, если веревка оборвется под тобой, — сказала Анна Кэрри, которая поначалу оспаривала ее желание спускаться последней. — Нам с Сарой ни за что тебя не подхватить. А вот меня вы без труда подхватите.

— Зачем вообще рассматривать такую возможность? — возражала Кэрри. — Веревка выглядит крепкой, как стальной канат.

— Спасибо, но лучше все же не рисковать.

Анна все время улыбалась, и эта неуместная веселость действовала Кэрри на нервы. Что тому виной, лекарство или помешательство?

В кладовой под взглядом двух пар глаз Сара покрепче обвязала веревку вокруг талии, бормоча:

— Только бы хватило длины…

Затем она тяжело опустилась на колени и заглянула в отверстие.

— Ах Боже ты мой!..

— Тебе придется проползти через дыру, — сказала Кэрри, отчего-то шепотом. — Ложись на живот, головой вперед.

— Фонарик не забыла? — громко осведомилась Анна.

— Нет-нет.

Сара встала на четвереньки. С ее массивной фигурой это было нелепое зрелище, но смешно не было, скорее пробирал страх. Она протиснулась, повозилась за стеной — и веревка натянулась так, что Кэрри охнула. Натруженные плечи сразу заломило. Потянулись минуты. Когда уже стало казаться, что Сара просто висит где-то посредине, веревка вдруг ослабела так резко, что обе женщины едва удержались на ногах.

— Моя очередь! Ну, я пошла.

Кэрри приготовилась протиснуться в дыру, когда Анна вдруг воскликнула: «Постой!» — странным голосом, тонким и дрожащим, и сунула что-то во внутренний карман ее жакета.

— Что это?

— У тебя больше всего шансов выйти из этой передряги невредимой! Прошу, если нам с Сарой не так повезет, позаботься…

— О чем?

— Потом, все потом! Сейчас не время.

А вот это верно, подумала Кэрри и полезла в дыру, откуда то и дело налетал пронизывающий ветер. Пластырь на руках пропитался кровью, ладони саднило, по щекам, обжигая их, катились слезы боли и страха. Для Кэрри дыра была достаточно просторной, но она сделала ошибку, попытавшись перехватить веревку, когда уже была наполовину снаружи. Рука промахнулась, Кэрри чуть было рыбкой не нырнула во тьму. Анна спасла ее, в последний момент ухватив за ноги.

Слава Богу, спуск прошел без проблем.

Когда веревка провисла в руках, Анна опустилась на четвереньки и осторожно выглянула в отверстие, пытаясь рассмотреть своих товарок. Разумеется, ничего не вышло. Даже оклики их едва доносились на такую высоту.

Анна поднялась, вытянула веревку и скатала в аккуратный моток.

— «Три слепые мышки, три слепые мышки, — пропела она рассеянно, — забежали в дом, забежали в дом»…

Заметив, что одолженный спортивный костюм запачкан на коленях, Анна отряхнула его дочиста.

— «Забежали в дом»… — напевала она по дороге на кухню.

Странно, что из всех мелодий именно эта выплыла из памяти и крутилась теперь в голове с тупым упорством. Это же детская песенка, а они с Эриком давным-давно решили, что дети не для них. Когда-то отец пел эту песенку ей на сон грядущий, и, если постараться, можно припомнить остальное.

Это вы напрасно, серые глупышки, Фермер поджидает вас с большим ножом.

Или это была «фермерша с ножом»? Впрочем, для мышек это не составит разницы. А дальше? Дальше пробел. В самом деле странно… она думала, что слова отпечатаны в памяти — не сотрешь.

— Три слепые мышки…

Анна присела у стола и с минуту возилась с узлом, пытаясь отвязать веревку. Однако так можно обломать ногти! Сообразив это, она отправилась на поиски портновских ножниц, которые Кэрри принесла из комнаты в виде вещественного доказательства. Они обнаружились на столике перед камином. Отрезав веревку, Анна затолкала стол на свое место, к окну.

— Три слепые мышки…

Она постояла у стойки, вспомнила про недопитый чай и обнаружила, что он совсем остыл. Однако Сара и Кэрри ждут! Анна вернулась в кладовую, закрепила моток остатком веревки и сбросила в отверстие, подумав с кривой усмешкой: «„Прощай, соломинка!“ — сказал утопающий». Снизу слабо донесся тревожный возглас — кажется, Сара.

— Три слепые мышки…

Как теперь избавиться от идиотской песенки? Анна плотно прикрыла за собой дверь кладовой. Кухня была в полном беспорядке: раковина завалена грязными тарелками, стулья стоят вкривь и вкось. Анна придвинула их к столу и принялась за посуду: вставила затычку, налила воды, добавила моющее средство — все это не спеша и с толком. Убедившись, что кухня теперь сияет чистотой, она разложила на столе свежие клеенчатые салфетки под приборы, полюбовалась делом своих рук и задула свечи.

В холле было холодно. Анна постояла, обнимая себя руками. Давно уже она не чувствовала себя такой старой, усталой и некрасивой. Усталость пройдет, надо только как следует выспаться, а вот внешность не терпит пренебрежения. Женщина должна всегда быть в форме, при свидетелях и без, особенно женщина светская. Она не какая-нибудь Сара и Кэрри, что носят мешковатые спортивные штаны или эти ужасные костюмы для джоггинга, которые иногда называют потниками. Ничего себе имечко! Даме потеть не пристало. Только плебейка потеет, рыгает, пускает ветры… позволяет докторам вонзать в свое тело скальпель. У дамы есть чувство долга — перед собой и своим супругом. Разве Эрик не говорил сотни раз, что ее тело для него священно, что это храм ее души? Разве не умолял не осквернять этот храм?

Однако как кружится голова…

Анна постояла, держась за перила, и медленно двинулась вверх по лестнице. У себя в комнате она приняла душ, вымыла голову, подвила волосы щипцами и за неимением парикмахера сама уложила их в прическу. Целый час ушел на то, чтобы решить, какое из новых трикотажных платьев надеть. После долгого размышления предпочтение было отдано фисташково-зеленому с очаровательной серебряной пряжкой — предел элегантности и шика. К нему отлично подошли серые туфли с перламутровой отделкой и бриллиантовые подвески в платиновом обрамлении (подарок Эрика к последней годовщине свадьбы).