Дорогой Джим - Кристиан Мёрк

— Кто тут? — всполошилась я, сев на постели и протирая заспанные глаза. По-моему, мне снились ведьмы.

— Спи-спи, дорогая, — успокаивающе прошелестела из своей спальни Мойра. Но я знала, что мне не послышалось. Подбежав к двери, я подергала ручку — дверь была заперта. Итак, тетушка сочла, что притворяться уже нет нужды — в этом доме мы были не гостьями, а пленницами. Затаив дыхание, я прислушалась — слабое позвякивание и скрежет поворачиваемых в замке ключей, донесшиеся из прихожей, подсказали мне то, о чем я и так уже смутно догадывалась, просто не решалась сказать. Какие же мы были дуры! Еще в тот день, когда она усадила нас за стол, нам следовало не слушать ее разинув рот, а свернуть ее тощую шею. Потому что если у нее рак, то я — мадам Кюри, черт возьми! Нет, это была месть — просто месть, и ничего больше. Теперь я наконец поняла, что нам не суждено покинуть этот дом. Во всяком случае, живыми.

С этого дня нам больше не разрешалось покидать наши комнаты. Даже после того, как я начала мочиться кровью. Господи, как это было ужасно… Но хуже всего оказалось то, что я понятия не имела, почему у меня начались эти мучительные боли, от которых все кишки, казалось, выворачивались наизнанку.

— Видишь ли, вряд ли я могу вам доверять, — объявила наша тюремщица. Воспользовавшись тем, что мы спали, Мойра надела на нас наручники — проснувшись, мы обнаружили, что она приковала нас к кровати… как в кино, честное слово! — Убийц нужно держать под замком, ведь так, мои дорогие? — Дверь в нашу комнату отпиралась всего три раза в неделю — когда тетка приносила нам какое-то мерзкое пойло, которое именовала едой. Конечно, мы были вынуждены это есть… А что было делать? Попытаться сползти с постели и прикончить ее? Поверь мне, я пыталась — дважды. Но она избила меня так, что я до сих пор чувствую, как шатаются у меня передние зубы, когда я жую.

Я быстро худею. Да, худею прямо на глазах. Но не так, как бывает, когда сидишь на обычной диете, а потом с радостью чувствуешь, как джинсы свободно болтаются у тебя на талии. Я исхудала так, что стала похожа на скелет… все кости просвечивают.

— Она что-то добавляет в еду, — предположила Фиона. Все ее тело к этому времени покрылось болячками, так что превратилось в один сплошной нарыв.

А у меня из головы не выходила Ифе.

Я не видела ее уже несколько недель — и понемногу начала подозревать, что наша тетушка уже успела избавиться от нее. Мойра сразу предупредила, чтобы мы даже не пытались звать кого-то на помощь, потому что все последствия этого обрушатся на нашу сестру… У меня не было ни малейших сомнений, что она так и сделает.

Позапрошлой ночью меня разбудило слабое металлическое позвякивание.

Похоже, кто-то постукивал по трубе, которая спускалась из нашей ванной в цокольный этаж. Поначалу я даже не смогла понять, что это за звук, поскольку стала постепенно терять слух, но потом вдруг догадалась. Это была азбука Морзе… Мне удалось разобрать лишь самый конец фразы:

С…Е…П…О…Р…Я…Д…К…Е…?

«С тобой все в порядке?» Со мной?! Глаза у меня защипало… а потом я вдруг затряслась. Боже, благослови Ифе за ее светлую головку, за то, что часами терпела, пока я обучала ее азбуке Морзе. «Скоро у тебя все получится, вот увидишь», — с самым серьезным видом твердила я. «Но зачем?» — возмущалась она. «А ты представь, что во всем мире вдруг разом не станет электричества!» — возразила я. Логика моя выглядела безупречно — во всяком случае, так мне тогда казалось.

Я принялась тормошить Фиону. Потом отыскала отвертку, которую сестра прятала под своим тюфяком, и отстучала ответ.

К…А…К…Б…У…Д…Е…М…В…Ы…Б…И…Р…А…Т…Ь…С…Я…?

После секундной паузы последовал ответ — ясный и недвусмысленный, точно ответ апелляционного суда на просьбу убийцы о помиловании:

С…Н…А…Ч…А…Л…А…П…Р…И…К…О…Н…Ч…И…М…Е…Е…

— Что еще за стук?! — крикнула снизу Мойра, и я услышала на лестнице цоканье ее каблуков. — Что вы там затеяли?

— Это вода, — поспешно ответила Фиона. — Вода рычит в трубах — вот они и гремят.

— Держу пари, вы что-то задумали, — ответила тетка, спускаясь вниз. Потом послышался неясный шум, словно она рылась в шкафу. — Ну да, как бы там ни было, отсюда вам не уйти. И, Джим свидетель, я вас всех переживу!

Это уже было что-то новенькое… Эх, жаль, старина Джим не слышит, подумала я, то-то бы он посмеялся! Похоже, в воспаленном мозгу Мойры все окончательно перемешалось — раз уж даже сам Господь Бог отодвинулся на задний план, скромно уступив место самому сексуальному убийце из всех, которых только знал Западный Корк.

Я выждала пару часов, чтобы вопли с первого этажа стихли. Потом мы с Ифе снова принялись тихонько перестукиваться — поговорили о том, как выберемся отсюда, как убьем ее, — при этом выяснилось, что все мы начали вести дневники.

В конце концов, было решено попытаться сбежать в среду утром — и гори оно все огнем и синим пламенем. Кстати, это как раз сегодня — на тот случай, если тебе интересно. Я смотрю в окно… луна вот-вот спрячется за грудой кирпичей во дворе, как раз у меня под окном…

Но в основном мы говорили о том, как любим друг друга — несмотря ни на что. Ифе наконец-то рассказала, что заставило ее уехать и почему она пропадала так долго… я ответила, что понимаю ее. Да и чего тут можно было не понять?

Вот.

Солнце как раз встает… Фиона снова точит эту проклятую отвертку — наверное, уже в последний раз. А еще ей удалось отыскать старую лопату — одному богу известно, как она сюда попала. Тетушка Мойра что-то задумала, я уверена в этом, потому что в последние дни она непрерывно разговаривает сама с собой… я постоянно слышу снизу ее голос, и это мне жутко не нравится. Если сумасшедшие начинают спорить сами с собой, значит, пора прощаться, даже если силы у тебя на исходе.

Я вспоминаю историю, которую много лет назад мне рассказывала Фиона, о трехстах спартанцах, преградивших дорогу персидской армии — с удовольствием бы послушала ее еще раз… жаль только, времени нет. Мы договорились, что набросимся на тетушку Мойру, как только она в очередной раз принесет нам поесть.

И тогда та из нас, которой удастся выбраться живой из этого проклятого дома, отнесет наши дневники на почту. Держу пари, ты сейчас удивляешься… Но неужели ты думаешь, мы такие дуры, что надеемся, что выжить удастся всем троим? Тогда, выходит, ты читал мой дневник по диагонали. Потому что, черт возьми, я уже и стоять-то на ногах не могу — не то что ходить!

Зато еще остались силы писать. Но не бойся — у меня и в мыслях нет просить тебя оказать мне последнюю услугу — например, передать моему священнику, какой хорошей девочкой я была, и прочую чушь. В конце концов, мы ведь знать не знаем друг друга… и я уверена, что у тебя и без того хватает забот.

Прошу только об одном — не суди меня слишком строго, это все, чего я хочу. Ах да… Попытайся найти Эвви и расскажи ей о том, что произошло. До сих пор не могу заставить себя забыть о ней.

Понимаешь… Наверное, я привязалась к этой негоднице — и ничего не могу поделать с этим, хоть и догадываюсь, что у нее есть кто-то другой. Фамилия ее родителей — Васильевы, они живут в Сочи. Сделаешь это для меня, хорошо? Это ведь не трудно, верно?

Вот она идет, моя дражайшая тетушка… тащится по лестнице на второй этаж. Ну что — сейчас? Неужели сейчас все решится?

Да, пора — Ифе, как безумная, отстукивает сигнал к бою… Можно подумать, я не слышу?!

П…О…Р…А…

Я привыкла слушаться сестренку. Итак, мне пора. Кто бы ты ни был — будь осторожен. На прощание дам тебе один совет: люби только тех, кто этого заслуживает!

Поверь мне на слово. Я знаю, что говорю.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

БЕЗНОГИЙ ПРИНЦ

Дочитав до конца, Найалл долго не решался захлопнуть тетрадь. Ему казалось, он все еще слышит голоса сестер — они колоколом отдавались в его голове, выплывали из темноты, бились и стонали, точно попавшие в клетку птицы. Затаив дыхание, Найалл прислушался. На мгновение ему даже показалось, что он услышал чей-то шепот… нет, невозможно, остановил он себя. Это ветер воет за окном. Конечно, ему почудилось — Найалл был уверен в этом. Но мысленно он был еще там, с Рошин — в последний день ее жизни. Впрочем… Стоп!

Он явно был не один — Найалл вновь услышал негромкое бормотание, только теперь это уже не было плодом его воображения. Шепот, проникнув сквозь дыру в потолке, окутал его, точно звездная пыль.

— Бесполезно! — пробормотал женский голос, в котором ясно слышалась злость, только злилась его обладательница, похоже, на саму себя.

Поначалу Найалл решил, что разгулявшееся воображение Рошин вновь решило сыграть с ним шутку. Эти голоса, много дней подряд звучавшие в его мозгу, к которым он настолько привык, что за каждым из них уже стояли живые лица, лица трех девушек, запертых, точно крысы, в комнате, из которой им уже не суждено было выйти живыми. Он научился разбирать их почерк, он привык различать их голоса, и для него сейчас они были не просто сестры Уэлш: радиолюбительница с готическим макияжем, ее неуловимая сестра-близняшка и старшая их сестра, с детства привыкшая защищать младших… Та самая, что первая нанесла тетке удар лопатой… Нет, это были лишь избитые клише, грубые наброски, за которыми невозможно было разглядеть живых людей. Конечно, возможно, он обманывает себя, но для Найалла каждая из сестер стала такой же живой, как и волк из легенды Джима, рыскающий по дремучему лесу в поисках очередной жертвы. Кроме, может быть, Ифе. Она неизменно ускользала от него в темноту… Ифе, всегда бежавшая впереди своих сестер.