Нацистская пропаганда против СССР. Материалы и комментарии. 1939-1945 - Дмитрий Хмельницкий

В кремле Соловецкого монастыря есть небольшая площадка, засаженная деревьями. На эту площадку привели, конечно в строю, заключенных женщин. Так как одеяние их совершенно не подходило для чекистского фильма, их предварительно нарядили в платья расстрелянных в Москве каэрок. Такой одежды в 1928 г. было привезено два вагона. Предназначена она была для продажи чекистам-надзирателям, сотрудникам ИСО и прочим лицам из УСЛОНа. Ротным командирам было приказано привести, тоже, конечно, в строю, заключенных-мужчин, имевших собственную хорошую одежду. Начальник команды духового оркестра, чекист, вывел оркестр на площадку и приказал наигрывать вальсы. Измученные заключенные не знали, что им делать, и стояли унылой, безразличной толпой. Фильм с такой неподвижной и понурой толпой, конечно, «неправильно» отразил бы жизнь слоновского заключенного, и Архангельский дал приказ: заставлять заключенных весело прогуливаться по площадке под музыку. Помогавшие Архангельскому ротные командиры врезались в толпу заключенных и стали расталкивать их, чтобы они не стояли скучившись. Стоя в стороне и наблюдая, я видел, как некоторые ротные командиры (Чернявский, Воинов и др.) давали заключенным пинка ногой под спину, если те не делали веселой оживленной физиономии и ходили вяло. Когда, наконец, мужчины и женщины распределились так, что «гулянье» их стало походить на настоящее, заработал аппарат... Я не художник слова, в печати выступаю первый раз в жизни и потому не могу описать это самое подлое дело из всего, что я видел в СЛОНе.

Когда «гулянье заключенных на кремлевской площадке» было заснято, Архангельский захотел показать Европе «жизнь заключенного в роте». Для этого он избрал 15-ю роту. На Соловках она называется «строительной ротой». В ней помещаются заключенные квалифицированного труда: плотники, столяры, бондари и проч. Заключенные этой роты размещены в двух этажах. В роте двухъярусные нары, неимоверная грязь и вонь; темно, сыро и всегда холодно. Никаких столов и скамеек нет: заключенные обедают на нарах, кто как приспособится. Одним словом, для «правдивого» фильма обстановка роты была неподходящая. Не существует, однако, положения, из которого чекист не нашел бы выхода. Архангельский приказал нары снять, вместо сплошных нижних нар поставить топчаны. Так как ни один заключенный не имел собственных постельных принадлежностей, то было приказано выдать на время простыни, одеяла, подушки и ими застелить топчаны. Роту и ее помещение было приказано вымыть. Когда аппарат Архангельского кончил свое дело, простыни, одеяла и подушки снова возвратились в вещевой склад; вместо топчанов опять появились два ряда нар; рота приняла свой старый вид.

Много есть и других, хорошо сфабрикованных картин в этом подлом фильме. Не буду их все перечислять... Фильм сделан неплохо: в нем много прекрасных соловецких видов с лесами, озерами, морем и другими суровыми красотами северной природы, но нет главного: нет Конд-острова, нет вырытых в земле «крикушников», нет «Секирки», нет женщин, одетых в мешки (они живут на Анзеровском острове); на нем не увидите вы заключенных с отрубленными пальцами и кистями рук; не увидите кричащих на пеньках «филонов»; саморуба, идущего из леса на перевязку к лекпому, неся пропуск, написанный на двухпудовом бревне... Вообще там нет слез, крови, великих мук и смертей, которыми переполнена действительная жизнь действительных заключенных СЛОНа. Об этой истинной жизни читатель уже знает.

Максим Горький в Соловках. Когда большевикам не удалось широко пустить за границу свой кинофильм «Соловки», ОГПУ придумало новый номер: в СЛОН был послан Максим Горький. Его руками и устами ОГПУ хотело тушить за границей огонь, разгоревшийся вокруг слоновского вопроса; оно желало, чтобы Горький рассказал загранице о жизни слоновского заключенного так, как это показано в фильме. Задолго до приезда товарища Максима Управление лагерей получило из спецотдела ОГПУ строжайшее приказание «приготовиться» к его приезду и встрече. Как чекисты приготовлялись и суетились, как спешно уничтожали следы своей истинной деятельности, накладывая на нее грим, – трудно передать... Всех раздетых, всех священников и всех тех, кто мог бы осмелиться подойти к товарищу Максиму и рассказать правду, ИСО поспешно отослало на дальние командировки. Лагерному старосте, помню, чекисты из ИСО дали строжайшее распоряжение: убрать из рот все инструкции, все приказы, все выписки из многочисленных приказов о расстреле заключенных, – словом, все то, что говорило о подлинной слоновской жизни. За месяц до приезда Горького на острове Соловки были созданы «красные уголки», в которых якобы проводилась культурно-просветительская работа среди заключенных. По строгому приказу Эйхмонса при каждой роте для них были отведены специальные помещения. Из Москвы были получены всевозможные плакаты, портреты, агитационно-пропагандная литература и прочие средства коммунистической пропаганды, а также шашечные и шахматные игры. Был учрежден специальный штат так называемых «ротных воспитателей» и организована сеть стенных газет, в которых «заключенные писали о своих нуждах»... Как сейчас помню я эту бессовестную чекистскую «политику»... Все было устроено только на острове Соловки, где в то время находилось управление СЛОНа; на сотнях других командировок СЛОНа на материке ничего не менялось: их слоновские чекисты товарищу Максиму показывать не собирались.

А жизнь в этой новой рекламной обстановке шла прежняя: один из голодных заключенных ухитрился при раздаче хлеба получить два пайка. Командир 14-й роты Сахаров и командир взвода Колот завели его в «красный уголок» 14-й роты и так избили, что он оглох на правое ухо. Сам Сахаров, с тряпкой в руках, вытирал потом кровь с пола «красного уголка». На другой день один из заключенных 14-й роты написал об этом случае заметку в стенной газете, и ИСО срочно отправило его на командировку «Овсянка». Сахарову же за истязание заключенного ИСО не сказало ни слова. Рощупкин, помощник начальника ИСО 1-го (в то время, а теперь 4-го) отделения СЛОНа, помню, сказал по этому поводу: «Максим Горький – это одно, а лагерная дисциплина – это другое. Если мы ради Максима Горького так или иначе накажем Сахарова, от этого уронится авторитет ротных командиров. Максим Горький у нас пробудет день-два, а Сахаров будет работать 10 лет»...

Товарищ Максим приехал на Соловки 20 июня 1929 г., а уехал 22 июня. К пароходу было подано несколько фаэтонов, и Горький вместе с слоновским начальством поехал в так называемый «биосад», находящийся в четырех километрах от Кремля. Там Максима, конечно, обильно угощали и в приветственных речах бесстыдно и безгранично льстили его самолюбию. На другой день товарищ Максим посетил кирпичный завод, посмотрел во 2-м отделении (того времени) Муксольма чекистских коров и лошадей; побывал в «центролазарете», где он, между прочим, сказал выстроившимся в чистеньких белых халатах сестрам милосердия из заключенных: «Что это вы выстроились, точно на парад? Я хотел посмотреть вашу повседневную жизнь». Вечером он был в соловецком театре на концерте.

На концерт были допущены только чекисты и так называемые «стукачи» (доносчики), ни одного рядового заключенного там не было.

К приезду Горького была организована специальная «детская колония» для беспризорных. Все несчастные, полуголые подростки были одеты в казенное обмундирование. Для них был оборудован барак с настоящими постелями. На кремлевской садовой площадке были расставлены столики и скамеечки «для отдыха заключенных». Все было инсценировано совершенно по тому же образцу, как для кинофильма «Соловки».

Как только Максим Горький уехал, все приняло прежний вид – свой настоящий вид, о котором Максим Горький или не имеет понятия, или имеет, но молчит...

Я обращаюсь к вам, господин Горький, и спрашиваю: видели ли вы хотя бы одну слоновскую командировку? Были ли на месте хотя одной вновь открытой командировки? Были ли на Конд-острове? Посетили ли штрафной изолятор «Секирку»? Посмотрели хотя один слоновский «крикушник»?.. Показали ли вам чекисты свой следизолятор на острове Соловки? Ходили ли вы смотреть островной карцер и его отделение – глиномялку? Водили ли вас чекисты на Голгофу и видели ли вы там женщин, одетых в одни грязные мешки с прорезанными для рук и головы дырами?.. Посмотрели ли, как работают в лесу заключенные, какие уроки им задают, как их там кормят, как бьют, как ставят на пеньки, а они, совершенно обессилевшие, сотни раз выкрикивают на нем: «Я филон! Я филон!» Сказали ли вам чекисты, сколько всего в СЛОНе погибло людей...

Нет, господин Горький! Ничего этого вы не видели, не знаете и не постарались узнать. А может быть, вы знаете, догадываетесь, но молчите, торгуя своим пером, как проститутка телом?

Не знаю – были ли вы настолько глупы или настолько подлы, но в печати после своего визита вы заявили, что «Соловки» произвели на вас впечатление «санитарной станции»!.. О, как бы я был рад, если бы вы когда-нибудь попали на эту станцию в качестве заключенного! И как вы достойны этого заключения за свое перо, служащее по глупости или подлости чекистам!