Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала - Дэйв Мастейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вслед за Risk я поклялся вернуть свою музыкальную целостность, что означало в первую очередь контроль над Megadeth. Пришлось уволить Бада Прейджера, что было нелегко, потому что мне нравился Бад, и, должен признать, он сделал для Megadeth ровно то, для чего мы его и брали[51]. Также пришлось уйти с Capitol Records на новый лейбл, Sanctuary, и убедить остальных ребят, что настало время вернуться к металлическим корням.
К сожалению, поддержали меня не все.
Зацени гидравлику на тыльной стороне моей правой руки.
Фотография Даниеля Гонсалеса Торисо
16. Обретение Бога
«Ненавижу свою жизнь. Ненавижу свою работу. Ненавижу группу. Ненавижу своих детей. Тебя ненавижу. Как бы я хотел просто взять и повеситься прямо сейчас».
На свое 40-летие где-то между Ванкувером и Финиксом, во время восемнадцатичасовой поездки на автобусе по тихоокеанскому побережью, я разговаривал со старым другом и вечным соперником, Ларсом Ульрихом. У меня было полно времени для размышлений. Двумя днями ранее мы отменили концерт в Сиэтле, чтобы почтить память жертв трагедии 11 сентября. Вечером 12 сентября мы отыграли в Ванкувере перед невероятно приветливой и послушной публикой. Сразу же после концерта, поскольку воздушное сообщение в Северной Америке фактически встало, мы сели в автобус и отправились долгой дорогой домой. Пэм планировала с размахом отметить мой день рождения, и я не хотел ее расстраивать.
Но затем зашел разговор с Ларсом, и он предложил мне прилететь к нему в Сан-Франциско. Идея, как я понял, состояла в том, что парни из Metallica проходили своего рода групповую терапию – неплохая идея – и, возможно, будет какая-то польза от того, что спустя все эти годы мы коснемся моего увольнения. Ларс сказал, что будет присутствовать психолог, но умолчал о том, что встречу будут снимать на камеры в рамках документального фильма. Об этом я узнал, только когда приехал в отель «Ритц-Карлтон».
Ты можешь задать резонный вопрос, зачем мне подвергать себя таким болезненным испытаниям, и почему позже я и вовсе отложу свой приезд домой, чтобы удовлетворить просьбу Ларса, с которым я не сильно близок. Ну, сложно объяснить. Может быть, это было связано с чувством незащищенности после терактов 11 сентября. Может быть, я чувствовал, что раны пора залечить. Может быть – и мне больно это признать – я все еще питал некоторую надежду на воссоединение, и я бы вышел на одну сцену с Metallica. Честно говоря, не знаю. Как бы там ни было, я был готов к участию в этом процессе. Я решил, что пережил достаточно психотерапии из-за Metallica, что мог бы теперь пройти сеанс терапии вместе с Metallica.
Когда я прибыл в отель, Ларс представил меня психологу и сказал: «Чувак, ты не против, если мы это снимем? Потому что интервью войдет в фильм».
Я не глупый. Может быть, мазохист. Но не идиот. Я сразу же понял, что попал в засаду. Однако считал, что, может быть, есть некая ценность в том, что я приму участие в проекте. Но я поставил единственное условие: иметь право утверждать любые сцены, в которых я принимаю участие, – если мне не понравится фильм или моя роль в нем, тогда продюсеры не будут использовать кадры с нашей с Ларсом встречи.
Мы сняли интервью, и оно было очень искренним и душевным. Я старался быть полностью открытым, в результате чего мы с Ларсом проронили слезу и поделились чувствами, которые никогда не выражали. Удивительно, но я говорил больше, чем Ларс. Я сбросил с себя груз ответственности за все, что хотел ему сказать: сожаление о том, как вел себя за несколько месяцев до своего увольнения («Я… о-бла-жал-ся!»); ярость, которую испытывал после предательства; грусть и печаль той долгой поездки на автобусе домой. Я хотел, чтобы он понял, что даже после всех этих лет боль – ощутимая и неизбежная – не прошла.
Интервью длилось около получаса. Мы с Ларсом попрощались, и я улетел домой. Прошло некоторое время, прежде чем я обдумал это еще раз. Затем, когда я увидел кадры – вместе с семплами материала, который должен был появиться перед моим эпизодом и после него, – решил, что больше не хочу иметь с этим документальным фильмом ничего общего, и не просто потому, что мне не понравилось, как отредактировали мой кусок. Разумеется, контекст решает все, но увиденное казалось мне фальшивым и коварным. Ларс утверждал, что мне стоит пересмотреть свои взгляды, и мое появление в этом фильме поможет моей карьере. Но его поступок казался мне циничным и неправильным. Я не хотел иметь к этому никакого отношения.
В итоге, несмотря на то, что я так и не дал своего согласия, наш разговор с Ларсом стал ключевой сценой в фильме, получившем название «Подобный монстру» (Some Kind of Monster). Я так и не посмотрел фильм целиком, от начала и до конца, и у меня нет ни малейшего желания делать это сейчас. Должен признаться, что с течением времени и при поддержке многих уважаемых мной людей я смог взглянуть на свое участие в фильме в более выгодном свете.
* * *
К концу 2001-го Megadeth стала более, чем когда-либо, моей группой, хотя не сказал бы, что решение отдать группу под самоуправление было приятным и далось мне легко. Это было время постоянных перемен и стресса, а не свободы. Марти Фридман, разочаровавшийся в хеви-метале, – как и в образе жизни, так и в музыке, – покинул Megadeth в середине тура в 2000-м. Заменивший его Эл Питрелли был профессиональным музыкантом и достойным человеком, который так и не вписался в коллектив. Эл быстро понял, что предпочитает тихую анонимность и низкие ожидания от своего предыдущего участия в Trans-Siberian Orchestra, нежели славу и давление, столь неизбежное при работе в Megadeth. И Джимми ДеГрассо вскоре притащил шаблонный багаж в виде девушки, которая думала, что знает, как управлять группой, и, не стесняясь, выражала свое мнение.
Атмосфера в группе царила не особо коллегиальная. После ухода с Capitol Records в 2000-м, мы подписали контракт с новым лейблом – Sanctuary Records. Почти каждое слово и нота на альбоме The World Needs a Hero (вышедшем в 2001-м) были написаны мной, и этот факт
