Таверна «Ямайка» - Дафна Дюморье

Мэри взглянула на спутника, стараясь угадать его настроение. Он подался вперед в седле, пристально вглядываясь в темноту, осторожно нащупывая каждую кочку. Плотно сжатые губы, заострившийся профиль выдавали крайнее напряжение нервов и сил. Неосторожный шаг мог окончиться трагически. Волнение всадника передалось лошади. Девушка вспомнила, как эти места выглядят при дневном свете: длинные бурые стебли болотной травы сплошным колышущимся ковром покрывают поверхность. Над ним мерно кивают темными шапками длинные тростники, и этот причудливый узор природы скрывает под собой вязкую трясину, гибельную для всего живого, затаившуюся в ожидании новой жертвы. Она знала, что самые опытные охотники, изучившие эти места наизусть, могут внезапно ошибиться и исчезнуть, не успев позвать на помощь. Фрэнсис Дэйви знал болота, но и он мог оступиться.

Вода в болотах коварна — ее не слышно. Когда течет ручей, он журчит и бурлит, и мурлычет свою песенку. А вода в болоте молчит, и первый неточный шаг может стать последним. Девушка напряглась, как струна, готовая выброситься из седла, как только лошадь споткнется, и пробираться ползком наощупь через колючие заросли тростника. Она услыхала, как пастор глотнул, это подсказало, что опасность велика, и привело ее в совершенно паническое состояние. Он вглядывался в темноту: то вправо, то влево, сняв шляпу, чтобы было лучше видно; туман опускался, покрывая влагой волосы и одежду. Запахло гниющей травой. Вдруг белая завеса тумана опустилась прямо перед всадниками, отгородив их стеной от всех звуков и запахов.

Фрэнсис Дэйви натянул поводья. Обе лошади повиновались ему мгновенно, дрожа и испуская пар, который тут же сливался с туманом. Они постояли немного, ибо туман на болотах может исчезнуть так же внезапно, как появиться, но на этот раз не было похоже, что он быстро рассеется. Он окутывал их, как паутина.

Тогда Фрэнсис повернулся к Мэри. Рядом с ней он выглядел призраком. На воскообразном лице трудно было прочитать, о чем он думал, что чувствовал.

— Погода портит все дело. Я знаю, такие туманы держатся долго, по нескольку часов. Продолжать путь очень рискованно, еще опаснее возвращаться. Нужно ждать рассвета здесь.

Она не ответила; отсрочка давала слабую надежду, хотя туман мог остановить и тех, кто преследовал их.

— Где мы находимся? — спросила Мэри, пока он держал поводья обеих лошадей, уводил их влево, подальше от низины на более крепкий каменистый участок суши. Белый сырой туман полз неотступно за ними.

— Вы можете отдохнуть, Мэри Йеллан, — сказал он. — Здесь есть пещера, она укроет от сырости, спать вы будете на гранитной постели Ратфорта. А завтра будет видно…

Лошади с трудом поднимались по каменистым склонам, оставляя туман позади. Вскоре Мэри, закутавшись в плащ, сидела, как изваяние, в каменном укрытии. Подтянув колени к подбородку, обхватив их руками, она стремилась защититься от сырости, но влага проникала в складки одежды и добиралась до кожи, обдавая неприятным холодом. Скалистая вершина Рафтора возвышалась над туманом, как гигантское лицо. Облака проплывали над ними, густые и плотные, скрывая вид на болота.

Воздух здесь был кристально прозрачным и чистым, словно не хотел знать о том, что на земле внизу не видно ни зги, и все живое спотыкалось и двигалось наощупь в густом мраке. Воздух наверху жил отдельной жизнью — ветерком нашептывал что-то ласковое камням, шуршал ветками кустарника, то вдруг издавал вздох, острый, как лезвие ножа и такой же холодный, он пролетал по плоским отполированным глыбам и эхом отдавался в пещерах. Потом все звуки сливались в единую невнятную песню гор. Затем снова наступала недолгая тишина.

Лошади были укрыты в пещере, они стояли, прижавшись головами друг к другу, но видно было, что они чувствуют себя неуютно и неспокойно, то и дело поворачиваясь мордами к хозяину, как бы ища защиты и совета. Он сидел в стороне, в нескольких ярдах от Мэри, иногда она чувствовала его испытующий взгляд, взвешивающий шансы на успех. Она была начеку, готовая в любую минуту к атаке; когда он сделал движение, подвинулся или повернулся на своем каменном сидении, она отпустила колени и замерла, сжав кулаки.

Он посоветовал ей заснуть, но сон не приходил, а если бы и пришел внезапно, она отогнала бы его прочь, как можно прогнать только врага. Она знала, что может заснуть помимо своей воли, но, когда проснется, почувствует его холодные влажные руки на горле и его восковую маску над своим лицом. Короткие белые волосы нимбом окружат его голову, в глазах зажжется знакомый ей торжествующий блеск. Здесь было его царство, он здесь властитель этого молчаливого мира — венец мироздания, всемогущее божество.

Мэри вдруг услышала, как он откашлялся, намереваясь что-то сказать, но ничего не произнес, только ветер снова зашептал свои секреты. Девушка подумала, как далеки они друг от друга, два человека, волею случая оказавшиеся в этом месте, но разделенные вечностью. Ей стало страшно, что она может стать пленницей чуждой ей воли, раствориться в его тени, погибнуть как личность.

Ветер усилился, налетая на камни, он оставлял за собой стоны и рыдания. Этот ветер был ниоткуда и летел в никуда. Он поднимался от камней и с земли внизу, он завывал в пещерах и ущельях скал — сначала вздох, потом жалобное стенание — отзываясь в воздухе зловещим заунывным хором мертвецов.

Мэри плотнее закуталась в плащ и натянула капюшон, чтобы не слышать, но ветер свирепел, трепал волосы, заползал вглубь пещеры холодными колючими порывами.

Было непонятно, откуда он появился: внизу густой туман и облака создавали естественный заслон. Здесь же, на вершине, ветер бушевал, нашептывая неясные страхи, рыдая от воспоминаний об отчаянии и кровавых битвах седых веков, скорбел об одиночестве пещерным эхом, прямо над головой девушки, словно сами Боги извергали звуки с устремленной в небо вершины Рафтора. Мэри казалось, что она слышит множество голосов, звук тысяч бегущих ног, и камни вокруг нее превращаются в людей с иссушенными временем нечеловеческими лицами, изборожденными складками и морщинами, как скалы вокруг; они говорят на непонятном языке, а их пальцы на руках и ногах скрючены, как лапы хищной птицы. Они смотрят на нее и сквозь нее каменными глазами, не замечая, словно она маленький одинокий листок, гонимый ветром неизвестно куда, достойный только презрения, ибо они сами боролись, побеждали и стоят по праву на страже времени, гигантские изваяния древности.

Вот они надвигаются на нее сплошной шеренгой, готовые раздавить, она вскрикивает, вскакивает на ноги, каждая жилка трепещет от напряжения и страха.