Формула гениальности - Шокан Алимбаев

Наркес поставил тетрадь на место и снова прошел к столу. Резко зазвонил телефон. Наркес снял трубку.

– Наркес Алданазарович, вас беспокоит капитан милиции Иванов. Сотрудник вашего Института Капан Ахметов пытался насильно увезти в машине Баяна Бупегалиева. В пути сбил девочку. Во время преследования потерпел аварию и разбился.

– Что с Баяном? – испугался Наркес.

– Он цел и невредим.

– А что с девочкой?

– У нее перелом ноги. Могло быть и хуже.

В трубке уже слышались редкие и длинные гудки, а Наркес все еще держал ее. Затем машинально положил ее на рычаг. Так вот кто его страшный и невидимый соперник! Человек, которого он считал несерьезным для своего возраста и который гениально сыграл роль задушевного приятеля. Человек, который чуть не сорвал уникальный эксперимент, едва не погубил Баяна и этим самым едва не убил главную идею его жизни в зародыше. Погубив Баяна, он погубил бы и Наркеса, ибо, скомпрометировав полностью открытие и его идею, он заставил бы Наркеса добровольно пойти в тюрьму. И этого человека он считал глупым и недалеким! Поистине жизнь преподнесла его обольщенному самомнению жестокий и беспощадный урок! Лютая ненависть, избравшая самые совершенные средства для своей цели… За что он так ненавидел его? За то, что он рано достиг всего: международного признания, открытий, положения в обществе, Нобелевской и Ленинской премий? Гениальность экстрасенса, которой обладал Капан, несомненно, явление более редкое в природе, чем гениальность научная. Правда, она не приносит ничего – ни положения в обществе, ни состояния, ни премий, хотя и встречается чрезвычайно редко. Может, это и было причиной его лютой ненависти к Наркесу: чувствуя себя более уникальным индивидуумом, находиться под началом менее уникального человека?.. Очевидно, он считал для себя унизительной и должность рядового заведующего одной из многих лабораторий Института и не без основания полагал, что он способен на гораздо большее. Вполне возможно, что эти мысли внушал ему и Сартаев. Старый пройдоха, прошедший через горнило самой жестокой и самой изощренной борьбы, он, несомненно, очень искусно поддерживал и направлял эту ненависть Капана к нему. Быть может, и что-то обещал ему, пользуясь своим служебным положением. Скорее всего, так оно и есть. Сопротивление этой коалиции ему было самым отчаянным и не раз ставило его на грань поражения. Но главной причины отношения Капана к нему теперь никогда не узнать. Он унес эту тайну с собой навсегда… Только вчера он просил увеличить штат в лаборатории на единицу, а сегодня… освободил и свою… Глупая и нелепая смерть. Ведь все могло быть совсем иначе. В этом удивительном мире, который дается каждому из нас только один раз, было много места и для него. Капана, с его выдающимися способностями… Наркеса вдруг охватило глубокое раскаяние, и он почувствовал себя виноватым в смерти Ахметова. Чудовищно жаль неповторимого чуда человеческой жизни, думал он. Жаль и Капана, хотя он и доставил ему немало тяжелых минут. Новый прилив раскаяния охватил Наркеса. Если бы он остался жив, я поговорил бы с ним как брат с братом, я нашел бы с ним общий язык… Разбился в лепешку, но нашел бы… и спас от этой бессмысленной смерти… Я смягчил бы его ожесточившееся сердце и нашел добрые, единственные слова для него…

19

В понедельник Алиманов, Айтуганов и Сартаев вылетели в Москву для участия в сессии. Сессия проходила два дня. В первый день, на утреннем заседании, в переполненном до отказа конференц-зале Академии, ее открыл президент Академии наук СССР Александр Викторович Мстиславский. Коротко рассказав о выдающихся заслугах Алиманова в отечественной и мировой науке, он подробно остановился на его последнем открытии – открытии формулы гениальности, на его значении для мировой науки и цивилизации. Затем Александр Викторович предоставил слово для выступления Алиманову. Бурные аплодисменты заглушили его последние слова. Наркес не спеша поднялся со своего места за столом президиума и, стройный, высокий, широкими шагами медленно прошел к трибуне. Овации многократно усилились. Поднявшись на трибуну, Наркес так же неторопливо окинул взглядом переполненный зал, тысячи и тысячи людей, присутствовавших на заседании. Буря аплодисментов сотрясала своды гигантского конференц-зала. В этом зале присутствовали сейчас лучшие ученые страны, вся слава и гордость советской науки, творческая интеллигенция и общественность столицы. И все они, представители многонационального и многомиллионного советского народа, приветствовали сейчас его, Наркеса Алиманова. Мощными аплодисментами выражали свою любовь к нему, признание его научных заслуг и восхищение им. Глубокое волнение охватило Наркеса. Не зря он долгие годы не щадил своих сил и здоровья ради этого открытия, не зря долгие годы он был последним каторжанином на галере в океане науки. Все слезы и все страдания в его жизни оплатил этот краткий, единственный миг, который говорил о великой любви людей к нему, любви, к которой он шел всю жизнь. Впервые в жизни железный и несгибаемый Наркес столкнулся с редчайшим для себя явлением: чувства плохо повиновались ему. Не в силах скрыть своего волнения, он слабо поднял вверх худую правую руку, прося зал успокоиться. И этот беспомощный, беззащитный жест вызвал новую волну оваций. Наркес растерянно опустил руку. Александр Викторович, улыбаясь, больше для вида тряс перед собой колокольчиком, призывая всех присутствующих к спокойствию. И когда аплодисменты стали наконец утихать, Наркес, приблизив к себе микрофон, произнес:

– Товарищи! – голос его звучал от волнения приглушенно.

Овации сразу прекратились. В зале мгновенно наступила тишина. По ходу речи волнение Наркеса мало-помалу улеглось, и он обрел былую уверенность. Медленно, взвешивая каждое свое слово, он говорил о самом главном в своей жизни. Просто и доходчиво объяснял он суть проблемы гениальности и открытия формулы гениальности – универсального принципа усиления способностей человека вплоть до самых уникальных, прибегая к специальной терминологии лишь в крайних, необходимых случаях. Чувствуя все напряженное внимание зала, Наркес нарисовал перед присутствующими величественные картины будущего науки и будущего общества, взявшего на вооружение открытие формулы гения. Речь его лилась легко и свободно. Он забыл о своем докладе, который он впервые в жизни написал для выступления. Когда он окончил свою речь, в зале стояла мертвая тишина, словно все присутствующие – каждый в отдельности – пытались осмыслить и осознать ту гигантскую информацию, которой до предела была насыщена речь молодого ученого. Затем тишина взорвалась. Мощные аплодисменты потрясли своды конференц-зала. Люди вставали со своих мест и продолжали аплодировать стоя. Тысячи и тысячи людей нескончаемой бурей оваций выражали свою любовь к великому ученому. Наркес несколько раз поднимался с места за столом президиума и неумело, учтиво кланялся. Поняв, что этим не прекратить оваций, он не стал больше вставать. Александр Викторович сильно, на этот раз по-настоящему, тряс перед собой колокольчиком. Когда аплодисменты начали утихать, он предоставил слово президенту Академии медицинских наук СССР академику Алексею Павловичу Кутейщикову. Алексей Павлович подробно рассказал о научном пути Алиманова, о значении открытия формулы гениальности для науки и о тех перспективах, которые оно открывает для будущего развития собственно медицинской науки.