Змеиное золото. Лиходолье - Елена Самойлова

– Вот только не подеритесь, – вздохнула я, отворачиваясь и глядя с высоты козырька на большой город, раскинувшийся у подножия ноздреватой охряно-желтой горы.

Красивый такой – белые, будто слепленные из снега небольшие домики, похожие на детские кубики с узкими окошками под самой крышей, узкие улочки, переплетающиеся друг с другом и образующие причудливый, сложный лабиринт, а в самом центре города на большой площади стоял не то дворец, не то храм, обрамленный двумя кольцами зелени. Несколько узких башен, каждая из которых была увенчана сияющей в лучах утреннего солнца золотой маковкой, тесно обступали основное строение с воздушным узорчатым куполом, который издалека казался переливчатой чешуей всех цветов радуги. Высокая оборонная стена с аркой ворот и опущенным подвесным мостом, в который упирался наезженный торговый тракт. Широкий ров, заполненный мутной зеленой водой, – из-за жары он обмелел, и кое-где над маслянисто блестящей поверхностью показались облепленные грязью и тиной острия кольев.

Город был живым, он дышал и существовал своей собственной суетливой, но в то же время ленивой жизнью. Он уже проснулся, главные ворота были раскрыты настежь, и по подвесному мосту с неторопливой деловитостью ехали груженные добром телеги, запряженные волами, шли погонщики, торговцы, да и просто дорожные люди.

Если не знать, что поднимается над этим местом с каждым закатом солнца, ни за что не поверишь, что под этим бело-золотым городом затаилось нечто опасное, голодное и неестественное. Не злое и не доброе – просто неправильное, искусственно вплетенное в полотно Мироздания. Чуждое семя, пустившее зараженные гнилью корни в плодородную почву. Если такое деревце не выкорчевать вовремя, весь сад может погибнуть.

– А что это за место? – наконец поинтересовалась я, дожевывая хлеб и запивая его водой из заботливо подсунутой Искрой фляги.

– Златополь, – неохотно ответил змеелов. – Был когда-то столицей Лиходолья, богатым и весьма удачно расположенным городом. Под землей у них течет река, которая никогда не пересыхает, даже в самую страшную засуху, поэтому город не испытывает недостатка в воде. В краях, где к одному колодцу по очереди ходят люди из нескольких деревень, такое обилие воды – это не просто богатство, а неслыханная роскошь. Потому Златополь опоясывают такие толстые и крепкие стены, дома образуют настоящий лабиринт, а ширина большинства улиц такова, что редко два человека, идущие друг другу навстречу, могут разойтись, не столкнувшись плечами. Этот город – одна большая крепость, которую тяжело осаждать, но еще тяжелее брать штурмом. Потому он и стал столицей в лихой степи, где набеги кочевников – обыденное явление. Из него Славенское царство диктовало свою волю и призывало к себе на службу самых лучших, самых сильных и самых талантливых. Воинов, лекарей, мастеров. – Викториан пристально посмотрел на меня. – И ромалийцев тоже. Всем табором брали, особенно если с лирхой приходили. И взять этого город так никому и не удалось… Почти никому.

– Но кто-то все же сумел? – тихо спросила я, обеими руками держась за легкую деревянную кружку с потемневшим от времени донцем.

– Не кто-то, а что-то, – поправил меня музыкант, глядя куда-то в сторону. – Лиходолье смогло сделать то, что не удавалось нескольким поколениям кочевых племен. Оно расширялось, рождая все более причудливую нелюдь в своих землях, росло – и однажды так случилось, что Златополь оказался внутри обережного круга. Запертый, отрезанный от «нормального» мира колдовской стеной из верстовых столбов с красными остриями. Ты их видела у Черноречья. Такие же стоят верстах в сорока за Златополем, обозначая восточный край лиходольской степи.

– Но город-то жив, – возразила я, указывая на вереницу повозок, постепенно скрывающихся за воротами.

– Так и Лиходолье не обезлюдело от того, что Орден отсек его от Славении колдовскими столбами, – пожал плечами Викториан, неторопливо жуя хлеб. – Конечно, тут нечисти всякой – под каждым кустом при желании найти можно, но люди все равно сюда приезжают. Торговцы – потому что через степь проходит самый короткий путь до южного морского порта. Каторжники и бандиты – потому что здесь им не грозит виселица. Бродяги, искатели сокровищ, тайные влюбленные, да и просто дураки, которым мерещится слава победителя чудищ, – все они стремятся в Лиходолье, поскольку здесь не станет преследовать власть, кредиторы и суровые родители. Разве что заклятые враги сунутся.

– Тебя послушать, так здесь почти рай, – ухмыльнулся оборотень, тщательно вытирая нож о полотенце и протягивая его Вику рукоятью вперед.

– Для тех, кому Славения стала преисподней, – еще какой, – серьезно ответил змеелов, принимая нож и, не глядя, убрав его в ножны на поясе. – Вас ведь сюда тоже не от хорошей жизни потянуло. Впрочем, вам-то в этой степи и бояться почти никого не стоит.

– Хорошо сказал, – согласилась я. – Почти.

Солнце поднималось все выше, и на скале становилось все жарче. Дудочник уже давно ждал нас у «козьей тропы», прижимая к боку раздутую дорожную сумку, и с любопытством наблюдал, как мы с оборотнем прячем свои вещи в маленькой пещерке, оставив при себе лишь узелок с едой и Искров широкий нож. Все остальное – сумки, одеяла, сменную одежду и все те мелочи, что успели захватить с собой, покидая обжитый дом в Огнеце, – оставили, замаскировав камнями.

Странное дело, но сейчас, оставшись без посоха, без тихо позванивающих при каждом шаге браслетов, без привычной тяжести мешочка с таррами на поясе, я чувствовала себя как шасса, впервые сбросившая шкуру. Тот момент, когда старая чешуя, тонкая и ломкая, уже сползла, оставшись грязными обрывками у ближайшей расселины, а новая, блескучая, гладкая и мягкая, еще не успела окрепнуть и затвердеть. Время, когда с головой окутывает постепенно проходящее ощущение уязвимости и незащищенности. К счастью, чешуя у молоденьких шасс крепнет очень быстро – и дня после линьки не проходит, как шкура становится еще крепче, чем была.

Но после первой линьки все мы запоминаем, какими уязвимыми можем быть…

– Хороший схрон получился. С пяти шагов не разглядеть, – усмехнулся змеелов, опираясь на трость. – Правда, на шестом шаге можно уже вниз ухнуть, но это мелочи.

– Это тебе в наследство останется, – нарочито весело отозвался харлекин, вешая нож на пояс и сдвигая его за спину. – Если в этот раз нас со Змейкой эта тварь сожрет, все твое будет.

– Сами за барахлом своим явитесь, еще не хватало носильщиком у оборотней подрабатывать, – едко отозвался Вик и, не дожидаясь ответной колкости, принялся спускаться по тропе, да так быстро, что поневоле пришлось последовать его примеру, чтобы не отстать.

Спуск оказался нелегким. Кое-где обрыв так сильно сужал тропку, что приходилось идти, тесно прижавшись спиной к шершавой скале, пачкая одежду желтой пылью и стараясь не смотреть, как из-под твоих ног вниз устремляются ручейки мелких камушков, смешанных с песком. Искра, шедший на этот раз последним, тихонько посмеивался над тем, куда я умудрилась нас всех завести, и спасибо, что оказались мы не внутри скалы, а всего лишь на тропе, где даже харлекин способен сломать и ногу, и шею, и все, что угодно. Ему было беспокойно, если не сказать страшно: в глубине его золотисто-алого переливчатого многоцветья мерцали облачка тревоги, вспыхивающие ярче каждый раз, стоило мне оступиться или чуть поскользнуться на камнях.

Искра прекрасно помнил истинный облик Госпожи Загряды. Его железные доспехи, до того как видоизменились, став похожими на плотно облегающий чешуйчатый панцирь, хранили след от каменных ее челюстей. Да и сама я невольно покрывалась холодным потом, когда перед глазами вставало зрелище щупалец, бьющихся о прозрачную колдовскую границу перед самым моим лицом. Безмолвно разевающиеся круглые миножьи рты, усеянные крохотными, но острыми, как бритва, зубами в восемь рядов, розоватая упругая плоть, дрожащая и постоянно сокращающаяся…

Я видела, что становилось с теми, кого Искра не успевал вытащить из тугих колец. Видела и те наполовину объеденные останки, которые харлекин выхватывал с секундной заминкой и почти сразу отбрасывал в сторону, ища тех, кому еще можно помочь.

Больше я такое видеть не хочу. Никогда и нигде.

А значит, той твари, что сонно ворочается под Златополем, нужно исчезнуть раз и навсегда.

– Змейка, не спи на ходу!

Я вздрогнула и посмотрела на Искру. Мы почти спустились – тропа огибала острый выступ и скрывалась в куче булыжников, усеявших степь у подножия горы. Дудочник уже стоял внизу, приложив ко лбу ладонь козырьком, прикрывая глаза от лучей яркого летнего солнца, и терпеливо ждал, когда мы соизволим к нему присоединиться.

– Можно подумать, что это не я хромой, а вы, – усмехнулся Вик. – Как знаете, но мне хотелось бы побыстрее со всем этим покончить, мое пребывание в Лиходолье и так слишком затянулось.