Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика - Игорь Валерьевич Осипов

Завизжала эльфийка, и один из орков прикрыл её собой.

Грохотнуло, а по стеклу пошли трещины. Из четырёх орков только один остался в живых.

– Пять минут! – проорал Никита и ещё два раза пальнул из бластера по преграде. После чего разогнался и налетел на неё плечом. Преграда пошла сеточкой мелких трещин, но не осыпалась, а повисла, как проклеенная скотчем.

– Товсь!

Древний снова ударился в стекло, выдавив его наконец внутрь, и сразу же начали стрелять бойцы, добивая оставшегося орка.

Никита рывком оказался у испуганно отступившей эльфийки и недолго думая, схватил её за руку. Девушка вдруг завизжала и затараторила, указывая куда-то в сторону.

– Проверь, – проронил древний, скосившись на одного из солдат. Тот быстро пересёк комнату и нырнул в смежное помещение.

– Ну что там?!

Боец ничего не ответил, отчего в воздухе повисла напряжённая тишина. Все нервно уставились на вход. А потом солдат вышел, закинув оружие за спину, и на его руках был ребёнок. Маленькая эльфийка с золотыми волосами и светлой кожей.

Женщина дёрнулась к дитю.

– Минкрасис! – завопила она.

– Отдай, – произнёс Никита, оглянулся и отдал приказ: – Уходим!

А затем снял с себя бронежилет и набросил на плечи тёмной эльфийки. Оно и понятно, вдруг пристрелят трофей.

Видение поблёкло, мягко отпуская меня.

Цилиндры, и разбитые, и с маленькими орчатами внутри, уступили место костру, сидящей возле него Кильке, храпу коней, гномов и Куни. Свет помещения сменился прохладным звёздным небом.

Я вздохнул и снял с уха дневник. Внутри всё колотилось. После горячки боя не сразу осознал, что рядом со мной кто-то лежит, прижавшись. Этот кто-то осторожно поднял руку и обнял меня.

– Просто ты тёплый, – произнесла Рина. Да, это была она.

Я улыбнулся и повернулся к ней лицом.

– Скажи, что значит слово Минкрасис?

Рина несколько раз моргнула и ответила:

– Это имя. Минкрасис ар Кисан. Так звали мою пра-пра-прабабку. А что случилось?

– Ничего. Просто, ясно, откуда у твоей семьи этот дневник и этот бластер.

– И откуда?

– Потом расскажу, – произнёс я.

Не знаю, какой чёрт меня дёрнул, но я медленно подался вперёд, коснувшись своими губами губ Рины.

Она замерла на мгновение, словно решая, переступать через черту или нет.

– Не останавливайся, – слетел с её губ тихий шёпот.

– Нас услышат.

– Всё равно, – ответила эльфийка, и мои губы впились в её, а руки скользнули под девичью одежду. В голову словно хмель ударил, отчего та пошла кругом. Я с силой прижал девушку к себе…

Глава 28, возвышенная

Утро началось с насмешливых, ехидных и откровенно недовольных взглядов в мою сторону.

Позитивнее всего реагировал гном из чёрно-белого барсучьего клана, который налил мне супа из общего котла чуть ли не с горкой.

«Так их, длинноухих, надо, в хвост и в гриву», – приговаривал он, отчего Рина густо покраснела и уткнулась носом в ступку, в которой быстро-быстро толкала пестиком какие-то высушенные травки с видом, что это её не касалось. Не получалось. Раскалённые до красноты уши выдавали смущение девушки с головой.

Я делал вид, что так и надо.

Самогоныч лишь долго и пристально глядел то на меня, то на эльфийку.

Мухомор бурчал, что спать не давали. Килька молчала и старалась не глядеть в нашу сторону, лишь изредка бросала немного завистливый взгляд. Она надула розовые губы, которые при общей бледности и больших глазах, придавали вид обиженного ребёнка.

Зато Куня совершенно беззастенчиво и без каких-либо комплексов приземлилась возле Рины, взяла себе большую чашку, зачерпнув самого пригорелого со дна котла, и выдала вопрос: «Ну, какой он в постели?»

Вопрос окончательно добил эльфийку, и та умчалась в фургон к сестре. А ведь я предупреждал. Впрочем, пофиг.

Когда Рина убежала, я откинулся и лёг на спальное место, заложил руки под голову. Мечтательно уставился в голубое небо с бегущими по нему небольшими облачками.

Рядом опустилась орчанка, тоже уставившись в небо.

– А у нас говорят, есть любовь с первого взгляда, и есть любовь с первого раза. У тебя какая?

– Отстань, – беззлобно пробурчал я, а потом встал, потянулся и вальяжно, словно ковбой киношного дикого-дикого запада ныне мёртвого материка, подошёл к фургону.

– Рина, лампочка моя ясная, дай бластер.

Девушка высунулась с оружием в руках и с растерянным видом. Я схватил её за запястье, притянул поближе и поцеловал в губы. Пусть все видят.

Вернулся к орчанке.

– Только один разок.

Было забавно наблюдать за этой особой радостно носящейся вокруг повозки, словно ребёнок с игрушкой. Завершилась беготня втеканием в землю палки, на которую водрузили старый котелок Мухомора. Гном ворчал, но с орчанкой ничего сделать не мог, ростом и силой не вышел. Вспышка, и жестяная ёмкость разлетелась на разные стороны яркими брызгами расплавленного металла.

А потом мы быстро собрались, затушили костёр и двинулись в путь.

Я привязал Гнедыша и трофейного коня к задней части фургона, сел на ко́злы и направил повозку в сторону Стеклодара.

Рина снова кипятила на газу в медной турке отвар из плесени, не обращая на меня внимания. И иногда казалось, этой ночи, полной тихих стеснительных стонов, частого горячего дыхания и жарких объятий, не было. Словно эльфийка запрятала все чувства в дальний ящик, от посторонних глаз подальше. Даже обидно.

Чтоб хоть как-то скоротать время, снова сунул за ухо дневник.

Лошади и так тянут телегу, а с дороги свернуть негде. Тем более она приподнята над полями. Лишь куски потрескавшегося и выгоревшего за эти века асфальта чередуются с поросшим травой щебнем. Иногда промоины и дыры закиданы битым кирпичом и галькой. Ведь дорога до сих пор важна, и её время от времени латали.

Путники встречались нечасто, потому как осень. Зерно, овощи, сено и разные товары уже распиханы по амбарам и складам или распроданы. Дожди загнали людей, ожидающих холода по тёплым домам и тавернам.

Стоило дневнику оказаться на месте, и я привычно шагнул сквозь вязкую пелену тумана в другой мир. Дорога плавно сменилась светлой комнатой с одним узким окошком у самого потолка. Кафельные стены и несколько жестяных шкафов со стеклянными дверцами дополняли неприглядную картину.

А перед Никитой сидел, откинувшись на спинку и выпуская в потолок струи дыма, знакомый уже анатомщик. Я хотел было поморщиться от вони курева, как это же сделал древний.

– Не курил бы, – пробурчал он на своего собеседника и помахал рукой, разгоняя клубы сизой отравы.

– У нас тут конец света, а ты хочешь провести лекцию о вреде курения, – с