Принц приливов - Пэт Конрой

— Неизвестно, мэм.

В голосе Люка звучало неподдельное горе, в глазах застыла обращенная к нам мольба о помощи. Мы с Саванной пожали плечами, демонстрируя свое неведение. Саванна отошла к окну и уставилась на реку. Ее плечи вздрагивали. Моя сестра с трудом сдерживала истеричный смех. Я же был по-настоящему напуган бабушкиным трюком и не мог оценить всю комичность ситуации.

— Как прикажешь это понимать? — рассердилась миссис Бланкеншип. — Она скончалась от сердца? Или от какой-нибудь формы рака, который подцепила в Африке? Или от печени? Держу пари, от печени. Ваша бабушка любила крепко заложить. Хотя вы-то не в курсе. Она бросила вашего дедушку в самый разгар Великой депрессии. Хорошо помню тот день, когда она уехала. Мне пришлось стряпать еду вашему деду. Думаю, теперь ей придется объяснить Господу, почему она бросила законного мужа. Кстати, когда похороны?

— Точно не знаю, мэм, — пробубнил Люк.

— Ты не знаешь, когда будут предавать земле твою бабушку?

— Совершенно верно, мэм.

— А когда она умерла?

— Прошу, мэм, не надо вопросов. Мне очень тяжело говорить. Люк закрыл лицо руками; его плечи тряслись от едва сдерживаемого смеха.

— Не расстраивайтесь, молодой человек, — покровительственным тоном произнесла миссис Бланкеншип. — Смерть — естественное явление. В свое время за каждым из нас прискачет черный всадник, чтобы препроводить к месту Страшного суда. В наших силах должным образом подготовиться. Понимаю причину вашей грусти. Наверное, вы думаете, что душа вашей бабушки горит в адском пламени. Но такова была ее воля. Она сама выбрала жизнь грешницы. Пусть наши земные жизни протекают достойно. Давайте-ка я угощу вас жевательной резинкой.

Миссис Бланкеншип извлекла из бумажника упаковку «Джуси фрут» и вытащила из нее три желтых прямоугольничка.

— Пожуйте резинку. Это поможет вам не плакать и освежит дыхание. Я заметила, что нынче у многих детей скверно пахнет изо рта. И все потому, что матери учат их чистить зубы, но забывают, что наш язык тоже нуждается в чистке. Я не сошла с ума, нет, дети. Спасибо моей мамочке. Она научила меня чистить язык не менее тщательно, чем зубы.

Миссис Бланкеншип протянула желтый прямоугольничек Люку, и тут бабушка схватила ее за руку. Толита села в гробу, взяла резинку, развернула, отправила белесую пластиночку к себе в рот и улеглась снова, медленно двигая челюстями.

Несколько секунд в зале царила мертвая тишина. Затем Руби Бланкеншип с воплем бросилась к двери. Судя по ее шагам, она перепрыгивала через три ступеньки.

Ухватившись обеими руками за стенку гроба, Толита приподнялась и лихо спрыгнула вниз. Потом столь же проворно надела туфли, дьявольски улыбаясь.

— Выбираемся через черный ход, — скомандовала она.

Снизу доносились истеричные возгласы миссис Бланкеншип. Она пыталась рассказать Уинтропу Оглтри об увиденном кошмаре, но с перепугу утратила связность речи. Мы вслед за бабушкой спустились по узкой черной лестнице и вышли в окаймленный кирпичом садик позади похоронного бюро. Там мы все четверо повалились в траву и принялись хохотать до боли в животе. Толита дрыгала ногами в воздухе, невольно заставляя нас лицезреть ее панталоны. Мы с Саванной уткнулись ртами в плечи друг друга, стараясь приглушить смех. Люк беззвучно трясся, как вымокший щенок. Зато смех Толиты, напоминавший звон колокольчика, вырывался на улицу и заставлял прохожих вертеть головами.

В промежутках между всхлипываниями мы расслышали бабушкину просьбу:

— Утихомирьте меня. Пожалуйста, остановите меня.

— Зачем? — едва сумел спросить я.

Прошло полминуты, прежде чем она прошептала:

— Когда я так веселюсь, то писаюсь прямо в штаны.

От такого признания я сразу же стих, однако Саванна с Люком захохотали еще пуще.

— Прошу, Толита, не намочи штаны. Ты ведь моя бабушка.

Мой умоляющий голос и достоинство, с каким были произнесены эти слова, вызвали у Толиты новый припадок смеха. Ее тощие ноги опять задрыгались над головой, словно лапки раненой букашки. Солнце освещало ее аккуратные белые панталоны.

— Толита, опусти ноги, — продолжал я. — Мне и так уже видно твое белье.

— Я сейчас обмочусь. Честное слово, обмочусь. Господи, мне не стерпеть, — вскрикивала Толита.

Ей все же удалось подняться и забежать за куст азалии. Там бабушка сдернула панталоны и зашлась в новом приступе. По ее щекам текли слезы, а струя мочи шумно орошала несчастный куст.

— Боже милостивый! — воскликнул я. — Наша бабушка в самом центре города поливает кусты.

— Тише ты, мальчишка, — шикнула Толита, восстанавливая дыхание. — Чем болтать, лучше подай мне туфли.

Бабушка вновь надела панталоны. Когда она вышла из-за куста, это была прежняя Толита с величественным лицом и безупречной осанкой. Со стороны похоронного бюро все еще слышались вопли Руби Бланкеншип, наполнявшие собой гулкие коридоры викторианского особняка.

А мы пустились по улице Приливов в обратный путь. Мистер Фрукт снова остановил машину, когда мы переходили через его перекресток.

Глава 9

Весной моя мать часто прикалывала к волосам гардении. Когда она входила к нам в комнату, чтобы поцеловать и пожелать спокойной ночи, цветок казался белой драгоценностью, похищенной из королевской оранжереи. Через какое-то время гардения отцветала; ее лепестки устилали землю, а воздух наполнялся сладостным ароматом увядания. Мы знали, что скоро наступит время роз. Череду весенних и летних дней мы узнавали по смене цветов в материнских волосах. Женщина, прикалывающая цветок к волосам… я и сейчас замираю от неописуемой интимной красоты этой сцены. Этот чувственный жест олицетворяет для меня всю печаль и скорбь покинутых матерей.

Так случилось, что эта очаровательная и невинная привычка матери преподнесла мне первый незабываемый урок обескураживающей жестокости людей из местного «высшего слоя». Затем были другие уроки, но ни один не ранил меня так сильно, как тот. Я запомнил его во всех подробностях.

Отправляясь по магазинам, мать каждый раз прикалывала к волосам гардению. Она редко набирала много товара, но ей нравился сам процесс: любезности, сопровождающие покупки в маленьких городах, обмен комплиментами через прилавок, оживленные сплетни владельцев лавочек, сами улицы, где почти каждый что-нибудь продавал. В такие дни, отправляясь в Коллетон, мать тщательно одевалась. Шагая по улице Приливов, Лила Винго знала, что является самой красивой женщиной в городе. Я любил наблюдать, как она идет, с каким уважением мужчины на нее смотрят. Женщины обычно оборачивались ей вслед. Они без восторга следили, как мать на мгновение останавливается возле витрин, любуется своим отражением и наслаждается проявленным к ней вниманием. Матерью двигала безошибочная интуиция, внешним выражением которой была безупречная внешность.