Два лика Ирэн (СИ) - Ром Полина

В сопровождении двух горничных, несущих большие корзины, леди и Анги прошли в башню. Ирэн нервно вдохнула воздух – пованивает. Нет у них привычки заботится о чистоте! С другой стороны, не могут же люди терпеть сутки целые? Надо было прийти сюда раньше, сама виновата, что горничных отправляла!

Вдоль стен башни был навален толстый слой сушёного тростника, сверху – слой соломы. На этой траве, успевшей уже потемнеть, копошились люди. Некоторые застелили солому широкими ткаными половиками. Ничего… Не отель пять звезд, конечно, но это – крыша над головой и относительная безопасность.

Те, кому повезло занять здесь место – женщины и дети. Несколько малышей плакало и капризничало, пара десятков – грудные ещё. Часть, те, что постарше, лет пяти-семи, играли на свободном клочке в центре зала. Женщины разговаривали, одна тихонько всхлипывала, трое разговаривали на повышенных тонах – ссорились. В воздухе стоял монотонный гул.

— Как в цехе… — подумалось леди Ирэн.

Юношей и подростков не было – большая часть из них, бросив дома и хозяйство, пряталась сейчас в лесу вместе с мужчинами. В замок пустили только самых здоровых, способных воевать. Среди них оказались неплохие лучники. Кое-кто даже воевал раньше. Но зато, в замок приняли всех женщин и детей.

Стариков пришло мало. Многие просто не захотели срываться и остались в своих домах. Леди Ирэн гнала от себя мысли, что, вполне возможно, не пустили бы в замок…

Раньше, до объявления тревоги, в замке и окрестностях жило около шестисот человек: солдаты и офицеры, горничные и лакеи, прачки-повара-садовники, швеи и ткачихи, мастера-пуговичники, точнее – мастерицы. За стеной замка, в непосредственной близости: сыровары, работники молочной фермы, конюхи.

Сейчас общее количество людей в замке было сильно больше тысячи.

Ирэн рассматривала женщин и понимала: беременных отсюда нужно убирать. Некоторые, вон, совсем на сносях! Надо, пока есть время и возможность, показать их Марше. Ирэн заметила, что и Черныш, и Грай нервничают. Оно и ясно – слишком много чужих вокруг.

Вышла в центр зала, громко похлопала в ладоши:

— Слушайте меня все!

Гомон стих, не весь, конечно, но говорить уже было можно – её услышат:

— Сейчас те из вас, кто ждёт вскоре ребёнка, встанут, возьмут свои вещи и детей и пойдут за мной. Старшей я оставляю Анги. Слушаться её во всём! Иначе я разгневаюсь!

Пока беременные робко сбивались в кучку у выхода, Ирэн говорила с горничной. Хотя, какая она горничная? Давным-давно уже за платьями леди следят другие. Анги – личная помощница и подруга, дай ей бог здоровья!

— Анги, возьми с собой Лану и вот эти корзины. Раздай детям хлеб. И присмотрись, кто из женщин поспокойнее, кто пользуется уважением. Назначь старшей. Пусть организует поварих. Кормить их никто не будет, они вполне могут готовить себе сами. Продукты я выделю. Займёшься?

— Я справлюсь, леди Ирэн.

Незаметно для окружающих Ирэн с благодарностью пожала локоть Анги – на неё всегда можно положиться.

— Я оставлю с тобой Мэтти. Когда прикинешь, сколько продуктов нужно, отправь его ко мне и пусть он приведёт женщин. Один он вряд ли утащит всё. Я буду в кладовых, сразу же, как только устрою этих. — Ирэн кивнула на беременную команду.

Почти три десятка женщин разной степени пузатости и около сорока детей от года до пяти-шести. У каждой в руках огромный тюк!

«С ума сойти можно! Это они, с такими-то сроками, таскают тяжести? Хотя… — Ирэн остановила сама себя: — Дурные у меня мысли, не о том думать нужно! Да и женщин понять можно – спалят дом, так хоть одежду сохранить!»

Ирэн понимала, что сейчас, пока ещё нет военных действий, нужно чётко организовать быт. Пожалуй, решила она, детей можно поручить Дикону, пусть присмотрит.

Она успела сделать достаточно много, устроила беременных в большом зале, откуда слуги уже вынесли почти всю мебель, сняли с окон дорогие шторы и натаскали соломы. Здесь, в этой комнате, тоже было не слишком просторно, но всё же тише, чем в башне. Кроме того, рядом есть ещё пустой зал, куда можно будет размещать уже родивших. Опросила женщин и отметила четверых, которым уже вот-вот… У остальных, вроде бы, сроки ещё поменьше. Кому месяц, кому полтора. Точно-то никто из них и не знает. Ну, так никто и не знает, сколько придётся просидеть за запертыми дверями!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вызвала одну из прачек, открыла кладовую и выдала несколько рулонов льняного полотна, велела перестирать и прокипятить – понадобится, когда у них роды начнутся.

Тут Ирэн вдруг подумала, что в деревнях есть повитухи, скорее всего. Ну, как-то же раньше, до этого всего, женщины рожали? Надо найти их и отправить к Марше, пока ещё есть время. Пусть поговорит и выберет самых толковых – вот их и приставить к беременным. И, пожалуй, стоит пару женщин покрепче в помощь. За детишками смотреть и готовить. Ну, куда это годится – на восьмом месяце ребёнка годовалого таскать на руках!

Додумать все детали леди Ирэн не успела, звук рога за воротами замка отвлёк её от размышлений и погнал к крепостной стене. Сейчас им предъявят ультиматум и можно будет хоть что-то узнать.

19

ДВА ГОДА ТОМУ НАЗАД

Городок Перуджино

Резиденция ордена святого Тересия

Подвалы замка Рокка Паголино

Человек висел на дыбе недолго, меньше часа, хотя ему казалось, что целую вечность. Кисти рук он уже не чувствовал, только боль в сломанной, но уже заживающей ноге мешала ему сохранять хладнокровие. Нога была перевязана и зажата между двумя досками. Их наложили сразу после боя, а потом везли его целый месяц. Связали, как свинью перед смертью, но заботились о нём. Зачем это было сделано, пленник не знал, ни на один вопрос он не получил ответа. С ним вообще не разговаривали, но раз его лечили после боя, в котором он уложил двоих насмерть, возможно, хотят оставить в живых? Это давало надежду.

Было душно, пахло огнём, калёным железом, кровью. Пот заливал лицо, стекая крупными каплями прямо в глаза. И тем мучительнее было ощущать эти щекочущие капли, едкие и противные, раздражающие каждую минуту, что убрать их можно было бы лёгким прикосновением. Однако никто не спешил устранить это маленькое неудобство.

Обстановка пыточной не производила особого впечатления. Ближе к дверям стояло удобное кресло, обтянутое кожей, с парой мягких подушек наивного розового цвета. Два стола с табуретками по углам комнаты с низким сводчатым потолком. На одном – свитки пергамента и листы новомодной бумаги, чернильница, несколько перьев и оловянный подсвечник с тремя потушенными свечами. Писаря в комнате нет. Второй стол закрыт куском серой холстины. Холстина лежит неровно, в некоторых местах топорщится. В левом углу она немного загнута, и при мерцающем тусклом свете жаровни видно что-то, напоминающее рукоятку молотка. Это на него, на этот стол, периодически с опаской косится пленник.

Палач, не слишком высокий, сухощавый, свитый из одних только мышц и жил, перекусывал прямо в углу пыточной, разложив на коленях чистую белую тряпицу и совершенно не обращая внимание на висящего на дыбе человека. По пояс голый, прикрытый от брызг широким жёстким фартуком, он с аппетитом обедает. На бледной коже поблёскивает плёнка пота, кривые узловатые пальцы ловко, почти не кроша, ломают хлеб, берут толстые ломти нежной ветчины с тонкой прослойкой жирка и запихивают всё это в разверзающуюся в густой бороде щель.

Шаги в коридоре отчётливо донеслись до ушей пленника, только палач продолжал мерно жевать – его уши были заткнуты восковыми пробками.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Человек, который вошёл в пыточную, был высок ростом, одет в серый длинный плащ из простой ткани. Лица практически не видно из-под капюшона. Только небольшую ухоженную бородку.

Палач вскочил со своего места, роняя остатки еды на пол, и низко склонился. Мужчина в плаще перекрестил его и нетерпеливо сделал знак, отпуская или, скорее, требуя покинуть помещение. Поклонившись ещё раз, палач вышел, тщательно прикрыв за собой дверь.