Сокровища короля - Элизабет Чедвик

– О Боже, Господи! – всхлипывала Мириэл, извиваясь и вздрагивая от прикосновения ласкающих пальцев Николаса и нежных уколов его языка. Она даже представить не могла, что такое огонь истинного сладострастия, насколько нестерпимо острыми могут быть ощущения. Это было невыносимо, она умирала. Однако Николас в ней по-прежнему не шевелился, разве что подстраивался под ее порывистые движения.

Она выгибалась, пытаясь одновременно остановить и продлить убивающее ее наслаждение. Бормоча ей в шею слова любви, он задвигался на ней, медленно, лениво. Мириэл вцепилась в его меховой плащ, потом в него самого, губами вдавливаясь в мужское плечо, чтобы заглушить крик, ногтями впиваясь в его спину. Его толчки стали более энергичными, он увеличил темп, но по-прежнему сохранял размеренность, обуздывая свою страсть. Мириэл обвила его ногами. Она услышала собственный голос, задыхающийся, умоляющий его прекратить, пощадить ее, и вдруг драгоценные камни слились в ее лоне в крошечный комок умопомрачительного блаженства и рассыпались на тысячи мельчайших осколков.

Долгое время она не ощущала ничего, кроме собственного прерывистого дыхания, стука сердца в груди и всплесков угасающей страсти. Сознание возвращалось к ней урывками. Прохладный мех его плаща, сквозняк на ее мокром от слез лице, мерцание короны в сиянии светильника… Они сильно рисковали, но все же она не спешила скрыть улики. Усталость и удовлетворение переполняли все ее существо. Впервые в жизни она чувствовала не саднящую боль, а приятную воспаленнность. Она глянула на Николаса. В какой-то момент он отстранился от нее и теперь лежал на животе, подпирая голову на согнутых локтях, и смотрел на нее озабоченно и нежно.

Она вдруг оробела под его пристальным взглядом, устыдясь не близости с ним, а собственной уязвимости, полной утраты самоконтроля в его объятиях. И ей не терпелось выяснить, сколь хорошо владеет собой он. Готовясь применить свои скромные, но весьма важные познания, она нахмурилась и заметила:

– Ты сделал мне бесценный подарок, но сам не получил удовольствия.

В его чертах промелькнуло удивление, словно он не ожидал от нее такой проницательности, но потом он склонился к ней, кончиками пальцев убирая завиток с ее лица.

– Потому что, как ты сама сказала, это был мой подарок, бесценный подарок. Я не хотел, чтобы ты забеременела. Бог свидетель, мы и так сильно рискуем.

Мириэл качнула головой:

– Ты зря боялся. Я точно знаю, что бесплодна. Мы с Робертом женаты вот уже почти год, и он исправно, дважды в день, пользуется своими супружескими правами во все дни, дозволенные церковью. Если б это было возможно, я бы уже давно забеременела. – Она скривилась – Порой мне кажется, что это меня Бог наказывает за то, что я сбежала из монастыря Святой Екатерины, но, если честно, я особо не расстраиваюсь, да и Роберт говорит, что для него это не важно. Мне нужна независимость, чтобы успешно заниматься своим ремеслом; ничто не должно привязывать меня к очагу. К тому же роды – дело опасное. – Повернув голову, она уткнулась носом в его теплое плечо. – И все-таки ты поступил по-рыцарски. Сомневаюсь, что найдется много мужчин, которые столь же внимательны к женщинам. – Она склонилась над ним и стала осыпать его поцелуями, сначала едва касаясь, затем все настойчивее. Ее ладонь заскользила вниз по его телу, обвела бедро, стала теребить кончик возбужденной плоти. Он с шипением втянул в себя воздух. Теперь она была в своей стихии, инициатива принадлежала ей. Она играла с ним, как прежде он играл с ней, ласкала его то быстрее, то медленнее, то пылко, то сдержанно. Вены на его шее вздулись, плоть в ее кулаке окаменела, изогнулась, как лук.

Мириэл обезумела от вожделения, ибо теперь она знала, что такое наслаждение, а искаженное сладострастием лицо Николаса лишь еще больше распаляло ее. Она убрала руку и без всякого стеснения забралась на него, приняла в себя, ногами зажимая его бедра.

Теперь он хватался за нее и стонал, мял ее спину, прижимался лицом к ее плечу, содрогаясь в ней.

Мириэл всхлипнула и в исступлении вдавилась в него всем телом, ее вновь захлестнули нестерпимо восхитительные ощущения. О Боже, от этого можно умереть, словно в тумане думала она, прислушиваясь к утихающему в ней возбуждению. Ей хотелось навечно сохранить это чувство, но оно улетучилось так же быстро, как пар, поднимающийся из кипящего котелка.

Нехотя она поднялась с него и оправила на себе измятое платье. Николас, все еще тяжело дыша, тоже оделся и, повернувшись на бок, взглянул на нее в свете оплывающей свечи.

– Это должно было произойти по-другому, – произнес он. – Если б только ты не сбежала в ту ночь в Ноттингеме.

Мириэл замерла.

– Насколько я помню, ты не хотел иметь дела с беглой монахиней, боялся потерять свободу. Мне пришлось всеми правдами и неправдами добиваться, чтобы ты проводил меня до города. Если ты потом и передумал, я об этом ничего не знала.

– Я просто не успел тебе сказать!

– Значит, опять я виновата. – Она начала высвобождаться из его объятий, но он задержал ее и вновь привлек к себе.

– Мы оба виноваты, – сказал Николас, – а выяснять, кто виноват больше, не имеет смысла. Просто мне очень жаль, что это произошло так, а не иначе. – Он погладил ее по щеке.

Она сглотнула комок в горле:

– Мне тоже.

Николас прижался губами к ее шее.

– Уйдем со мной, – пробормотал он. Мириэл зажмурилась, чтобы побороть слезы.

– Не могу, – ответила она срывающимся голосом, силясь сохранить самообладание. – Время, когда мы могли быть вместе, пришло и ушло. – Она зарылась пальцами в его волосы, едва не воя от мучительной радости, все глубже поселявшейся в ней с каждым ударом сердца. – Нам был отпущен только этот вечер.

– Никогда с этим не смирюсь, – прошептал Николас, водя губами по ее коже. – До конца дней своих буду умирать от желания, вспоминая эти мгновения.

– Нет, не будешь. Найдешь себе другие развлечения, чтобы утолить голод души. Как прежде. – Она разжала пальцы, пропуская через них его мерцающие пряди, через силу оторвалась от него и поднялась. – Внуши себе, что ничего этого никогда не было. Это единственный выход. – Она принялась заворачивать корону в шелк, но ее ладони так сильно тряслись, что, казалось, не стоит и пытаться.

– Я не смогу забыть. Так же, как и ты, – сердито отвечал он. – Это все равно, что вернуть слепому зрение, а потом запереть его в темной комнате.

– Тебе лучше уйти, – выдавила она, уткнувшись взглядом в свои неуклюжие руки, чтобы не видеть боли в лице Николаса. – Скоро должен вернуться Роберт. Я не хочу встречать его в таком состоянии.

– И как же ты намерена встретить его?