Живой Журнал. Публикации 2016, январь-июнь - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решётки из металла давно научились слышать летающего врага, и вот теперь нужно было испробовать их слух вдали от дома.
Профессор собрался легко и стремительно и уже через день вылетел на Восток.
Он продвигался в этом направлении скачками, мёрз в самолётах, что садились часто — и всё на военных аэродромах.
Наконец, ему прямо в лицо открылся океан, и ноздри наполнила свежесть неизвестных цветов.
Город, лежавший на полуострове, раньше принадлежал Империи. С севера в него втыкалась железная дорога, с юга его обнимала желтизна моря.
Город был свободным портом, раньше он был портом Империи, а теперь на тридцать лет его склады и пристани снова стали принадлежать родине Профессора,
Люди в русских погонах наводняли этот чужой город, как и полвека назад.
Они должны были уйти, но разгорелась новая восточная война, и, как туча за горы, армия и флот зацепились за сопки и гаолян.
Несколько дивизий вросли в землю, а Профессор вместе с подчинёнными, похожими на молчаливых исполнительных псов, развешивал по сопкам свои электрические уши.
Он развешивал электронную требуху, точь-в-точь как ёлочную мишуру, укоренял в зелени укрытия, как игрушки среди ёлочных ветвей. Профессор время от времени представлял, как в нужный час пробежит ток по скрытым цепям, и каждое звено его гирлянды заработает чётко и слаженно.
Дело было сделано, хоть и вчерне.
Но большие начальники не дали Профессору вернуться в прохладную пустоту его одинокой квартиры.
Его, как шахматную фигуру, решили передвинуть на одну клетку восточнее.
Профессора начали вызывать в военный штаб и готовить к новой командировке.
Через две недели он совершил путешествие с жёлтой клетки на розовую.
На прощание человек с земляным лицом — такой же, что и те, кого Профессор видел в маленькой комнатке на университетской набережной, повёл его в местный ресторан.
На стене было объявление на русском — со многими, правда, ошибками. Они сели за шаткий стол, и земляной человек, давая последние, избыточные инструкции, вдруг предложил съесть собаку.
— Ну, это же экзотика, профессор, попробуйте…
Профессор вдруг вспомнил умирающего Розенблюма и решительного отказался. Он промотнул головой даже чересчур решительно, и от этого в поле его зрения попал старик в китайском кафтане. Старик смотрел на него внимательно, как гончар смотрит на кусок глины на круге, — он уже взят в дело, но неизвестно, выйдет из него кувшин или нет. Старик держал в руках полосатый стек, похожий на палку орудовца.
Когда Профессор посмотрел в ту же сторону снова, там никого уже не было.
«Нет, собак есть не надо, — подумал он про себя, — теперь я знаю, от смерти это не спасает».
Оказалось, что он подумал это вслух, и оттого человек с земляным лицом дёрнулся, моргнул, и решил, что старый учёный чего-то боится.
И всё же Профессор приземлился на розовой клетке и начал отзываться на чужое имя.
Теперь, по неясной необходимости, в кармане у него было удостоверение корреспондента главной газеты его страны. Фальшивый корреспондент снова рассаживал свои искусственные уши — точь-в-точь, как цветы.
Как прилежный цветовод, он выбирал своим гигантским металлическим растениям места получше и поудобнее. Сигналы в наушниках таких же безликих, как и прежде, военнослужащих — только в чуть другом обмундировании — были похожи на жужжание насекомых над цветочным полем.
Повинуясь тонкому комариному писку, с аэродромов взлетали десятки тупорылых истребителей с его соотечественниками, у которых и вовсе не было никаких удостоверений.
Война шла успешно, но внезапно Восток перемешался с Западом. Вести были тревожные — фронт был прорван. Освободительная армия бежала на Север и теперь прижималась к границе, как прижимается к стене прохожий, которого теснят хулиганы.
Профессор в этот момент приехал на один из аэродромов и налаживал свою хитрую технику.
Противник окружил их, и аэродром спешно эвакуировали. Маленький самолёт, что вывозил их в безопасное место, был подбит на взлёте. Когда они сделали вынужденную посадку, Профессор обнаружил, что он, как всегда, остался цел и невредим, а летчик перевязывает раненую руку, зажав бинт зубами.
Международные военные силы за холмами убивали их товарищей, а они лежали под пустым танком из аэродромного охранения, ещё с Блокады знакомой всякому штатскому тридцатичетвёркой, и думали, как быть дальше.
— Глупо получилось, — сказал лётчик, — меня три раза сбивали и всё над нашими — два раза на Кубани, и один — в Белоруссии. Нам ведь в плен никак нельзя. В плен я не дамся.
— Интересно, что будет со мной? — задумчиво спросил-сказал Профессор.
— Я вас застрелю, а потом… — лётчик показал гранату.
— Обнадёживающе.
— А, что, не боитесь?
Профессор объяснил, что не боится и начал рассказывать про Блокаду. Оказалось, что лётчик — тоже ленинградец, и тут же, кирпичами собственной памяти, выстроил своё здание существования Профессора.
— Тогда, если что, — вы меня, а потом себя. Справитесь, тепрерь я вам доверяю, — подытожил он.
Ночью они медленно пошли на север.
Они двигались вслед недавнему бою, обнаруживая битую технику и мёртвых, изломанных взрывами людей.
Даже в самых красивых местах смерть оставила свой след. Профессор как-то хотел присесть в сумерках на бревно. Но это было не бревно.
Мертвец лежал на поляне, и трава росла ему в ухо.
Однажды Профессор, отправившись искать воду, услышал голоса на чужих языках. Он залёг в высокую траву на склоне сопки и пополз вперёд.
На краю котловины стояли несколько солдат и офицеров в светлых мешковатых куртках. Один из них держал у глаз кинокамеру и водил ей из стороны в сторону. Под ними, в грязи на коленях стояли несколько человек с раскосыми лицами и жалобно причитали, судя по всему, умоляя их не убивать. Это были добровольцы из соседней страны, которых Профессор ещё тут не видел.
Они тянули руки в камеру и ползли на коленях к краю обрыва. Главный из победителей, видимо, офицер — на мгновение повернулся к своим подчинённым, чтобы отдать какое-то указание.
Один из добровольцев тут же выдернул из рукава острый тонкий нож и всё с тем же заплаканным лицом, на котором слёзы прочертили борозды в толстом слое грязи, располосовал офицеру горло.
Другие кинулись на оставшихся — слаженно, с протяжными визгами, похожими на мартовский крик котов. Профессора удивило, как это победители умерли абсолютно молча, а бывшие пленные перерезали их как кроликов.
На всякий случай он решил не показываться, а через минуту в котловине уже никого не было, кроме
