ПСС. Том 29. Произведения 1891-1894 гг. - Лев Толстой

Что просишь за двух?

2–й хозяин.

130.

2–й покупатель.

Кто же тебе это даст. (Трогает за руку старика.) В нем силы нет, а тот молод.

2–й хозяин.

Да я дешевле не возьму.

2–й покупатель.

Не надо, не надо. (Подходит к Петру.) На какую годен работу?

Елизар (тихо).

Не могу, уволь.

Петр.

Помни, что ты поклялся, не погуби меня. (К покупателю) Гожусь на всякую. Могу и черную работу, и писать и считать могу.

2–й покупатель.

Что просишь?

Петр (шепотом Елизару).

Говори: сто гривен.

Елизар.

Сто гривен.

ЯВЛЕНИЕ 2–е

Подходят два египтянина.

1–й египтянин (к покупателю).

Для чего торгуете?

2–й покупатель.

Мне и черную работу надо. А этот и писать и считать умеет, а такие на тяжелый труд ненадежны.

1–й египтянин

А мне такого и нужно. По нашей торговле дорогими каменьями нужно не тяжелую работу, а чистоту, расчетливость и верность.

Петр.

Хозяин, возьми меня, будешь доволен. Буду служить, как сын отцу родному.

1–й египтянин

Ты мне нравишься. (К Елизару.) Какая цена?

Елизар.

Сто гривен.

1–й египтянин

Получи деньги.

Елизар (плачет).

Не могу.

Петр (обнимает Елизара).

Прощай. Отдай же деньги, как я сказал тебе.

Елизар.

Всё сделаю, только бы душа твоя была покойна. Прощай, дорогой хозяин.

Петр.

Молчи. (Уходит с египтянином.)

Елизар один плачет.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Действие происходит в Египте. Немой привратник пропускает врача и купца в двери и объясняет знаками, что хозяин сейчас придет. Уходит.

ЯВЛЕНИЕ 1–е

Врач.

Должно быть, он говорит, что хозяин дома, и просит нас взойти. Пойдем.

Купец.

Да я знаю, что они гостеприимные люди.

Входит 1–й египтянин.

ЯВЛЕНИЕ 2

1–й египтянин (обращаясь к кущу).

Радуюсь видеть вас у себя. Милости просим. Вы, должно быть, устали от дороги и не откажетесь вкусить моей хлеба.

Купец.

Благодарю. Мы и друг мой врач из далекой Сирии приехали по делам торговли в ваш город и очень рады посетить вас.

Египтянин (хлопает в ладоши и зовет).

Мефодий! (К гостям.) Прошу садиться.

ЯВЛЕНИЕ 3–е

Входит Петр в одежде прислуживающего раба и, увидев врача. пугается и отворачивается.

Петр.

Что прикажет хозяин?

Египтянин.

Принеси дорогим гостям: хлеба, вина и винограду. Гости с твоей стороны. Ты не знаешь их?

Петр.

Нет, я не знаю. (Уходит.)

Врач (к хозяину).

А ты был когда–либо в нашем городе?

Египтянин.

Был восемь лет тому назад. В то самое время, как купил того самого раба, которого вы сейчас видели.

Врач.

Да это было в то самое время, как в нашем городе случилось то необыкновенное дело, которого никто не может понять до сих пор.

Египтянин.

Какое же это было необыкновенное дело?

Врач.

А это было то, что один из самых богатых людей нашего города, Петр Хлебник, обладавший огромными садами и землями и бывший самым скупым человеком в стране, вдруг поверил христианскому закону и роздал всё, что мог раздать, а так как не мог всего раздать, то как рассказывают, сам себя продал в рабство, цену за себя отдал нищим и исчез неизвестно куда.

Купец.

Жена его до сих пор повсюду рассылает людей, чтобы найти его, но никто не знает, где он, и что он.

Египтянин.

Какая удивительная история. Каких он был лет и какого вида.

В это время входит Петр, неся кувшин о вином и плоды.

Врач.

Ему было уже лет под 50 и из себя был роста среднего, скорее худой, чем толстый, подобно рабу этому.

Петр закрывает себе лицо и поспешно уходит. Какое славное лицо у этого раба.

Египтянин.

Он не раб, а золото. С тех пор, как он у меня, все дела мои процветают. Я много раз отдавал ему свободу, но он не хочет брать ее. Он раб, но один из самых лучших людей, которых я знал когда–либо. Мефодий, пойди сюда.

Входит Петр.

Врач (к купцу).

Посмотри, он, право, похож на Петра Хлебника.

Петр бежит к дверям.

Петр.

Немой, отопри.

Дверь отворяется, Петр убегает. Немой входит и говорит.

Немой.

Это был святой, я видел, когда он вышел в ворота, как сияние окружило его, и он исчез.

Египтянин.

Чудо, немой заговорил.

Купец и врач.

Это он, это он, он скрылся, чтобы люди не восхваляли его.

Занавес

КОНЕЦ

ПЛАНЫ И ВАРИАНТЫ

ХОЗЯИН И РАБОТНИК

Первая черновая редакция

Это было в 70–х годах, на другой день после зимнего Николина дня. В приходе был праздник, и дворнику Василию Андреичу нельзя было отлучиться, надо было быть в церкви — он был церковным старостой, надо было принять и угостить родных и гостей. Но вот последние, дальние гости на другой день уехали после обеда, и Вас[илий] Андр[еич] велел Никите, старому Никите, Никите Дронову, запречь Мухортого в пошевеньки с тем, чтобы выехать вместе с гостями. Вас[илий] Андр|еич] торопился ехать, п[отому] ч[то] слух про продажу Пироговской рощи теперь уже разошелся, и Логинов, другой дворник–купец, мог перебить покупку, а покупка должна была быть особенно выгодная. Продавалась роща на сруб; продавец — молодой, прожившийся барин, не знающий толку в своем добре, так что рощу можно было надеяться купить, если не за пятую часть, то за треть цены. Никита выехал. Вас[илий] Андр[еич], одевшись в полушубок, подтянутый ремнем, и крытый тулуп, вышел на крыльцо, заправляя воротник тулупа мехом внутрь.

— Как же ты, Вася, один поедешь, видишь, закурило как, — сказала жена, выйдя за ним в утоптанные снегом сени. — Хоть Никиту возьми, всё веселее ехать.

— И на что его!

Василий Андреич был немного выпивши, красен и весел, каким он всегда бывал с первых рюмок.

— Право, возьми — дело к ночи. Всё веселей, мне думаться не будет.

— Слышь, Никита, хозяйка велит ехать. Что скажешь?

— Да мне что? Ехать так ехать, всё одно.

Никита был мужик из дальней деревни, уже лет за 50, сухой, здоровый старик. Он всю свою жизнь прожил в людях, подавая всё в дом сначала отцу, а теперь меньшому брату. Теперь он уж 6–ой год жил у Вас[илия] Андреевича.

— Коли ехать, так оденься, — сказал Вас[илий] Андр[еич], глядя на прорванный подмышками и в спине полушубок Никиты.

— Ей, Семка, подержи лошадь, — крикнул Никита во дворе работнику.

— На что его, я подержу, — сказал В[асилий] А[ндреич], | сходя с крыльца. — Ну, поживей.

— Одним духом, — крикнул Никита и, выкинув из саней свои ноги в подшитых валенках, побежал рысью во двор в рабочую избу. Никита тоже выпил нынче, но уже и выспался после обеда и выпил как всегда впору, не теряя ума.

— Ну–ка, Арина, халат давай, с хозяином ехать, — крикнул он, входя в избу и охлопывая с себя снег. Баба подала суконный домодельного сукна халат, Никита снял кушак с гвоздя, втянул в себя брюхо, велел бабе обвести: узенький свалявшийся кушачок и затянулся, что было силы, сунул рукавицы за пояс и выбежал на улицу.

На дворе было за навесами тихо, но на улице мело и снежок мелкий и сухой, морозный, косо и ровно сыпался на сарай, крышу, на дорогу, на хомут, на сани.

— И не холодно тебе будет, Никитушка? — сказала хозяйка.

— Вона холодно, тепло вовсе, — отвечал Никита, садясь на краешек и наперед выпуская одну ногу. Весь гнутый задок был полон спиною Василия Андреича в его двух шубах. Никита хотел взять вожжи, но хозяин не дал их ему. Так Никите осталось только достать кнут в головашках и расправить в них наложенную под сиденье свежемолоченную овсяную солому.

— Совсем, что ль? — сказал хозяин и, не дожидая ответа, чмокнул, и добрый некрупный, но ладный и сытый гривистый жеребец — его недавно задешево выменял Вас[илий] Андр[ейч] у попа — с легким скрипом полоза по дороге сдвинул санки и бойкой рысцой тронулся по накатанной в поселке дороге, не переставал падать, и не успели они выехать из домов, как уж и шапки, и рукава, и спины, и хомут, и грива, и хвост, и седелка были уже засыпаны слоем мелкого морозного снега.

Снег всё шел так же, а ветер, как только они выехали изволок, показался сильнее. Он дул им в бок со стороны Никиты и запахивал ему его воротник, и давил его в бок, и засыпал мелким снегом. Наверху местами совсем не видно было дорога, но добрый жеребец, несмотря на то, что местами снег был ему кое–где выше бабки, не изменял хода и легко бежал, изредка пофыркивая и не сбиваясь с дороги.