Святитель Григорий Богослов. Сборник статей - Григорий Богослов , святитель (Назианзин)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько иначе было в столице. «Состязаниями оглашается всякая площадь, – жалуется св. Григорий Богослов на спорщиков константинопольских, – скукой пустословия отравляется всякое пиршество; в самые терема женские, эти жилища простоты, проникает смятение, и цвет стыдливости увядает от страсти к словопрению. Рассуждают для одной забавы, как обо всем другом, после конских скачек, после театра, после песен, по удовлетворении чреву и тому, что хуже чрева»[823]. Среди таких треволнений общества, вызывавшихся в худших случаях праздной суетностью, но в большинстве случаев, как можно предполагать на основании слов Григория в других проповедях, искренним умственным интересом к высоким истинам христианского богословия, является богослов, в полной и наибольшей компетентности которого и специальной подготовке для решения подобных вопросов никто не мог сомневаться, и разъясняет спорные вопросы с такой глубиной, основательностью и ясностью, каких не знала до того времени в области этих вопросов сама Церковь. Он признает всю естественность и высокое нравственное достоинство этого благородного движения, направленного к тому, чтобы заменить в умах людей античные философемы философствованием о Христе и вообще о догматах Церкви. В Слове 32 он говорит: «Ваше усердие требует большого, а мои силы предлагают посредственное… Причиной сего неустройства [то есть не всегда уместных споров о догматах] – природная горячность и великость духа… я нимало не осуждаю той горячности, без которой нельзя успеть ни в благочестии, ни в другой добродетели…»[824]. Но, решая в своих проповедях эти вопросы, для всех насущные, проповедник, однако, обуздывает крайности свободомыслия, неуместный жар к богословствованию людей, к тому не призванных, и старается возбудить вместо неразумных порывов к праздному и безуспешному совопросничеству живительную теплоту деятельного благочестия.
«Что значит эта страсть к словопрениям, что значит этот зуд языка, что это за недуг и жажда ненасытная? Нам дела нет до странноприимства, до братолюбия, до любви супружеской, до детей, до призрения бедных; всенощное стояние на молитве, слезы, усмирение тела постом не для нас…»[825] «Для праведности и для премудрости одно опасно – горячность в делах и слове, от излишества преступающая пределы совершенства и добродетели. Равно вредят и недостаток, и избыток, как правилу – прибавление и убавление. Посему никто да не будет ни мудр более надлежащего, ни законнее закона, ни блистательнее света, ни прямее правила, ни выше заповедей. <…> Учить – дело великое, но учиться – дело безопасное»[826].
По изложению Слова о богословии – лучшие из проповедей Григория: по всему видно, что, сознавая не только вседостоинство и величие предмета, но также и важность исторического момента, когда он решился посвятить свою речь этому предмету, проповедник, находясь в периоде высшего развития своего великого таланта и полной зрелости и силы своей могучей мысли, приложил всетщание к обработке этих Слов. При краткости и сжатости выражения они отличаются всей той ясностью и точностью богословской терминологии, какой только можно требовать, проникнуты воодушевлением и кротким благочестивым пастырским чувством.
Со Словами о богословии отчасти одинаковы по предмету и по степени достоинства Слова «О соблюдении доброго порядка в собеседовании и о том, что не всякий человек и не во всякое время может рассуждать о Боге» и «Против ариан и о самом себе».
Нам нет надобности входить в подробное и точное определение времени произнесения остальных константинопольских проповедей св. Григория: все они произнесены на пространстве времени двух с половиной лет, все группируются около знаменитых Слов о богословии, отчасти предшествуя им, отчасти сопровождая, но в том и другом случае представляя с ними большее или меньшее сходство по содержанию. К сентябрю 380 года относят[827] «Слово к пришедшим[828]из Египта». Из Египта доставлялся в Константинополь хлеб, прибывшие с ним в этом году оказали внимание св. Григорию, посетив его церковь. Григорий приветствует их Словом, исполненным остроумия. Проповедник припоминает древнее, при Иосифе, значение Египта как страны хлеба, значение этой страны в жизни Иисуса Христа, останавливается на современном значении Египта как житницы столицы и затем предлагает слушателям-пришельцам вкусить его хлеба: «…И мы раздаем пшеницу, и наше раздаяние, может быть, не хуже вашего. Приидитв, ядите мой хлеб и пиите вино, ежерастворих вам, – вместе с Премудростью (Притч. 9:5) призываю вас к своей трапезе»[829]. Затем проповедник припоминает значение Египта в новейшей истории христианства и приглашает слушателей к единодушию и единомыслию в вере. «Объемлю и приветствую тебя, лучший из народов, народ христолюбивейший, пламенеющий благочестием, достойный вождей своих! Хотя немногое предлагаю устами, однако многое храню для вас в сердечном расположении. Народ мой – ибо своим называю народ единомысленный и единоверный, учившийся у тех же отцов, поклоняющийся Троице! Вот я даю десницу общения при стольких свидетелях, видимых и невидимых, и древнюю клевету отражаю новой благорасположенностью»[830].
После того как император Феодосии, прибыв в Константинополь, изгнал из столицы еретиков и возвратил все церкви православным, Григорий (в декабре 380 года) произнес свое «Слово на память мучеников и против ариан» – первое Слово, произнесенное им в кафедральном храме столицы, которым дотоле владели ариане. По незначительности объема этого Слова некоторые (Монтакуций) считают его в том виде, как оно дошло до нас, не целым Словом, а отрывком из Слова; некоторые же сомневались в принадлежности этого Слова Григорию, приписывая его Златоусту. Но сходство его в слоге с другими проповедями Григория, а в содержании с тем, что он рассказывает об обстоятельствах этого времени в «Стихотворении о своей жизни», делает последнее предположение неосновательным.
В том
