Святитель Григорий Богослов. Сборник статей - Григорий Богослов , святитель (Назианзин)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Слово на Святую Пятидесятницу» сказано в Константинополе 16 мая 381 года. В начале проповеди говорится об истинном способе празднования праздника, отличном от торжеств языческих и иудейских, о том особом уважении, в каком находилось у древних седмеричное число; затем проповедник убеждает македониан присоединиться к Церкви (из чего видно, что Слово произнесено не в Назианзе, где в бытность там Григория не было этих еретиков) и излагает против них учение о Святом Духе.
Завершение и венец константинопольских проповедей Григория – Слово, с которым он обратился к 150 отцам Собора Константинопольского, оставляя Константинополь; Слово, при чтении которого, по замечанию Беллярмина, нельзя не заплакать, которое совмещает в себе большую часть лучших качеств его проповедничества с присоединением художественной простоты и стройности речи, качеств, весьма часто отсутствующих в других проповедях, здесь же прекрасно соответствующих тому кроткому элегическому чувству, каким проникнут оратор. Изобразив прежнее состояние церкви Константинопольской (до прибытия своего в этот город), с сознанием своих заслуг, но и с чувством меры он изображает то религиозно-нравственное состояние, в каком он оставляет свою паству, и заканчивает речь трогательным обращением к дорогой своей Анастасии[837], ко всему тому, что его чтило и любило, и общей заповедью всем сохранять предание и не забывать, как били его камнями.
Отбыв из Константинополя, прежде чем отправиться в Назианз, Григорий посетил Кесарию и произнес здесь свое знаменитое похвальное Слово Василию, незадолго перед тем (17 января 380 года) скончавшемуся. Слово представляет собой верх христианского панегиристического искусства, это лучшее произведение подобного рода во всей христианской литературе. Нежная дружба, соединявшая его с покойным от лет юности, дала возвышенный, почти восторженный колорит всей речи. По отзыву еще давних критиков, читая это Слово, не знаешь, чему более удивляться – добродетелям ли и подвигам Василия или превосходному описанию их Григорием. Это Слово – монумент и Василию, образ которого воспроизводится в нем удивительно полно, целостно и верно, и самому Григорию как великому мастеру слова. Описание гонений на Церковь при Максимине, пребывание двух друзей в Афинах, устройство Василием госпиталя, мужество его пред префектом, а также заключение, в котором, оканчивая свой длинный рассказ, приглашает он слушателей еще раз взглянуть на светлый и величественный образ архипастыря Каппадокийского, – лучшие места в Слове. К числу слабых сторон Слова относят слишком обширные воспоминания из язычества, некоторую излишнюю скрупулезность в комментариях самомалейших черт из жизни Василия, несколько излишних аллегорий и эпитетов.
После того как Григорий прибыл в Назианз, он произнес два Слова – «На неделю новую, на весну и на память мученика Маманта» (16 апреля 383 года) и «На Святую Пасху». В первом из этих Слов прекрасно описание весенней природы. «Слово на Святую Пасху» (второе), помещаемое во всех кодексах сочинений Григория последним между его проповедями, произнесено, по мнению одних (Migne), в Арианзе, а по мнению других – в Назианзе в 385 году. Оно, между прочим, содержит в себе буквальное повторение некоторых мест из прежде сказанного Слова на Рождество Христово.
V
Замечания статистические о проповедях Григория
Мы сделали краткий обзор всех несомненно подлинных проповедей Григория[838]. Нелегко указать между ними лучшие: великий оратор почти везде равен самому себе. Если Слова догматические отличаются глубиной, оригинальностью и основательностью мысли (особенно второе «Слово о богословии»), то Слова нравоучительные (особенно о любви к бедным, защитительное о бегстве в Понт, третье о мире, о градобитии) – неотразимой убедительностью и христиански-классическим достоинством нравоучительных мыслей. Речам, имеющим характер личных объяснений, апологетическим, высокую цену придают глубокая искренность и задушевность, сила нежного чувства человека, который всегда и везде имеет в виду не личные интересы, а высшее нравственное благо своей паствы (особенно в Слове о бегстве в Понт и в Слове к 150 епископам). В панегириках, которые не без основания упрекают за некоторые преувеличения, свойственные, впрочем, вообще речам этого рода, замечательны сила и красота истинно ораторских изображений и глубокая назидательность, так как проповедник все-таки не столько хвалит хотя и вполне заслуживающих похвал лиц, сколько в их лице преподает уроки живым (лучше других похвальные Слова Василию и мученикам Маккавеям). То же следует сказать и о других Словах (вступительных, прощальных, утешительных, умиротворительных, на посвящение): все они отличаются теми или другими достоинствами, свойственными им по характеру предмета.
По внешнему своему виду проповеди Григория одни очень кратки, другие – обширны. Первые – Слова, вызванные внезапными обстоятельствами; если эти Слова, может быть, и не были импровизациями, к каковому заключению подает повод то, что небольшую приветственную речь Евлалию[839] он называет Словом новосоставленным (Xoyov νεοκτιστον), тем не менее, по словам самого Григория, они «сказаны просто, со всяким благорасположением»[840]. К этой группе относятся Слова 1, 2, 9,10,12 и 13 (по русскому изданию). Другие Слова – длинные, тщательно обработанные, до высшей степени художественности, о которых, выражаясь языком самого Григория, можно сказать, что они назначены светить всем церквам и душам и всей полноте вселенной – как Слова не догадочно предложенные, не мысленно только преднаписуемые, но изрекаемые ясно, как совершеннейшее обнаружение богословия[841]. Некоторые из этих Слов были, по-видимому, после произнесения вновь переработаны Григорием, после чего получили ту большую обширность, при какой, очевидно, произнесены быть не могли, каковы, например, Слова на Юлиана, похвальное Василию Великому, Слова о богословии.
По форме и по строению проповеди Григория, за исключением единственной гомилии – толкования на слова из Евангелия от Матфея (19:1-12), суть все тематизированные Слова (Λόγοι). В этом отношении (в установлении типа тематизированного Слова в проповеднической литературе IV в.) Григорий стоит впереди своих великих современников – не только Ефрема, но и Григория Нисского и Василия Великого.
