Возвращение в Ахен - Елена Хаецкая

Заметив Аэйта, старуха резко остановила ящерицу и соскочила с ее спины. Аэйт медленно встал. Маленькие злые глазки старой ведьмы впились в него, потом скользнули по спутнику Аэйта, и в них появилось нескрываемое веселье. Ведьма разинула рот, выставив длинные желтые зубы, и громко захохотала.

Одноглазый смотрел на нее, словно силясь что-то вспомнить, и вдруг закричал и бросился к Аэйту, хватая его за рукава. Аэйт отстранился. Одноглазый упал на землю, царапая пальцами по хвое, как будто хотел зарыться в нее.

— Свет Хорса на вашем пути, госпожа, — вежливо сказал Аэйт.

Ведьма ухмыльнулась и обтерла мокрый рот ладонью.

— «Свет Хорса», — передразнила она. — В этом мире нет никакого Хорса.

Аэйт молчал. Ведьма бесцеремонно рассматривала его.

— Ну! — прикрикнула она. — Что ты здесь делаешь?

— Я заблудился в мирах, госпожа.

— А этого зачем с собой таскаешь? Кто он тебе?

Она потыкала в одноглазого ногой, задирая парчу длинной юбки. Аэйт посмотрел на своего пленника и вдруг поймал его взгляд, испуганный, умоляющий. Это было так неожиданно, что слова «это мой враг» застряли у Аэйта в горле. Вместо этого Айэт сказал:

— Не смотрите на него, госпожа. Он тень и не отвечает.

— Жалеешь, — хмыкнула ведьма. — Ох, какой дурак… Поверь старухе: первое правило — не жалей нежитей. К добру сие не приводит.

Ящерица неожиданно ткнула старуху мордой под колени, так что ведьма чуть не растянулась на хвое. Обернувшись, она больно стукнула саламандру по носу кулаком, унизанным перстнями. На одном из граненых сапфиров осталась кровь.

— Ах, ненасытная утроба! — крикнула ведьма. — Жри, коли проголодалась.

Саламандра отползла, волоча тяжелый хвост, обвилась в сторонке вокруг высокой сосны и запылала. Огромный оранжевый факел взвился в хмурое фиолетовое небо, и мрак от этого сгустился еще больше.

Ведьма опять повернулась к Аэйту и самодовольно охлопала себя по бокам.

— Я — хозяйка этого мира, — произнесла она.

— Ведь это вы завели нас сюда, госпожа?

Пронзительный хохот ведьмы разнесся среди мертвых деревьев и канул, будто в вату.

— Я! — крикнула она. — Может, ты еще знаешь, почему?

Аэйту вдруг показалось, что он узнает этот хриплый, сорванный на чужом ветру голос.

— Вам виднее, госпожа.

Ведьма наставила на него костлявый палец.

— Да, это я завела тебя сюда. Ты — Аэйт из Элизабетинских болот. Ты был в замке Торфинна и разрушил его.

— Чем же я провинился перед вами, госпожа?

— Чужое оружие! Ответ написан у тебя на ладони, младший сын Арванда.

— Откуда вы знаете, госпожа, как меня зовут?

— Какой же ты еще мальчик… — Она покачала головой, и ее тяжелые серьги зазвенели. Потом ведьма нахмурилась и произнесла, четко выговаривая каждое слово: — Ты один из нас, Аэйт, сын Арванда. Ты наделен Силой. Отныне в мирах Элизабет о тебе будут знать все. Я — Имд, которую ты лишил крова. — Она презрительно посмотрела на одноглазого, жмущегося к ногам Аэйта. — А эта тварь, между прочим, проклята. Ишь, перетрусил. Правильно делает. Небось, даже имя свое позабыл, а?

— Да.

— Да вы никак подружились? — с подозрением спросила старуха.

— Когда-нибудь я убью его, госпожа Имд, — честно ответил Аэйт.

— Правильно! — захохотала ведьма. — Убьешь! А его нельзя убить, знаешь? Уже пробовал? — Она наклонилась и, кряхтя, потрогала одноглазого, словно хотела проверить его на прочность.

— Лет двести еще протянет… — сказала она, выпрямляясь.

— Вы знаете, кто наложил на него заклятие, госпожа Имд?

— Да я и наложила, — помолчав, ответила ведьма и вызывающе вскинула голову. — А что? Хорошая работа.

— Вы можете снять его?

— Зачем это? — Колдунья пожала плечами. — Через двести— триста лет он сам освободится. Любое заклятие со временем слабеет. Пусть чары ветшают своим порядком.

— Мне некогда ждать, госпожа Имд, — сказал Аэйт. — Я должен убить его сейчас. В нем слишком много Зла.

— А что ты думал? Уж ежели Имд-тролльша берется за дело, она делает его хорошо, с душой… А тут еще, помнится, был особый случай. Сам Торфинн попросил… покойничек… — Ее взгляд помутнел, крючковатый нос задрожал — она явно собралась плакать.

— Мне очень жаль, госпожа Имд, — начал Аэйт.

— Не ври! — взвизгнула ведьма. — Жаль ему… Надо же, выискалось орудие судьбы… сопливое… — Она высморкалась в подол парчовой юбки. — Ну, и как ты собираешься убить его, а?

— Не знаю.

— Помогать не буду, — предупредила Имд.

— Скажите мне только, госпожа Имд, кто он, как его имя. Остальное я сделаю сам.

— Ох-ох-ох. Какой шустрый. Сам он сделает. — Ведьма уставилась в спокойные светлые глаза Аэйта и передернула костлявыми плечами. Было в этих ясных глазах что-то очень неприятное. Уж больно уверенно они смотрели. Наконец, Имд проворчала: — Да и не знаю я, как его звать-то, охламона…

— Что? — вскрикнул Аэйт.

Ведьма злорадно ухмыльнулась.

— А вот так, касатик. Дел у меня других нет, что ли, интересоваться чужими именами? Меня попросили изготовить пулю и вложить в нее заклятие попаршивее, чтобы от него все кишки сплелись и на бантик бы завязались. Ну, я и постаралась. На славу постаралась. В таких мертвых равнинах побывала, ух! — Она посмотрела на одноглазого. — Да встань ты… Теперь-то чего уж бояться. Ты, брат, прости, но вот не помню я, в честь чего Торфинн, покойничек, так на тебя взъелся. И чего ты там натворил непотребного, тоже не упомню. Старость не радость, вот так-то, касатик.

— Госпожа, — сказал Аэйт и наклонил голову, — позвольте хотя бы ему вспомнить, как его звали.

Ведьма молчала так долго, что Аэйт не выдержал и вскинул глаза.

— До чего настырный… — вздохнула Имд. — Далеко пойдешь, Аэйт, сын Арванда… — Палец с острым ногтем уперся Аэйту в грудь. — Тебе надо — ты и заставь. Открой его память. Ты можешь. — Она помолчала и повторила, заметно мрачнея: — Да, ты можешь…

Идм отошла в сторону и расселась на земле, раскинув юбки веером. Аэйт в растерянности смотрел на нее.

— Ты можешь! — крикнула она ему, вытягивая шею.

Аэйт выпрямился.

Одноглазый, дрожа, стоял перед ним. Он чувствовал что-то странное. Как будто грубые руки перетряхивали его сознание. И ему было больно и нестерпимо стыдно. Такого он не испытывал еще никогда.

С трудом, преодолевая невидимую, но очень сильную преграду, одноглазый вымолвил:

— Корабль…

— Какой корабль? — тут же спросил Аэйт.

Одноглазый внутренне заметался, услышав его голос. Голос господина. Беспощадный, всепроникающий. Ему хотелось бы скрыться, но он заранее знал, что это невозможно. Он обязан отвечать. Но он не знал, что говорить.