Психологические проблемы эффективности права - Сергей Жинкин

Интересным представляется мнение В. В. Сорокина о том, что главным недугом российской национальной ментальности является отсутствие не правосознания европейского типа, а творческого воспитания своего собственного неповторимого правосознания, укорененного в сознании и психологии российского народа, в его этических, исторических, культурных и религиозных традициях[714]. Очевидно, что отсутствие четких психологических ориентиров не может не сказываться негативно как на эффективности права в целом, так и на действенности конкретных норм законодательства.

П. И. Новгородцев в свое время указывал на следующие основы русского мировоззрения и русской философии права.

1. Идеал – соборность, свободное единство.

2. Единственно правильный путь к идеалу – свободное внутреннее обновление людей.

3. Не конституции, а религии образуют высший продукт духовного творчества. Не государство, а церковь воплощает с величайшей глубиной и полнотой истинную цель истории и культуры.

4. В процессе общественного строительства право и государство представляют собою лишь известные вспомогательные ступени этого развития, которые сами по себе слишком слабы для преобразования жизни.

5. Мы не вправе ожидать, что когда-либо на земле настанет такое совершенство и такая гармония, которая преодолела бы все жизненные противоречия в совершенной общественной форме. Для человеческих сил эти противоречия непримиримы и непреодолимы. Не естественным развитием человеческих отношений, а их чудесным перерывом, катастрофой и спасением мира мыслится в русских религиозно-философских инспирациях разрешение социальных противоречий[715].

Очевидно, что для того, чтобы законодательство государства стало эффективным, само государство должно завоевать авторитет и уважение своих граждан. Такой авторитет должен являться итогом многолетней работы государственных структур по всесторонней поддержке и воспитанию граждан, по внедрению в общественное сознание и общественную практику идеалов социального единства, солидарности, духовности, единства власти и народа.

Н. А. Бердяев отмечал: «Для русских характерно совмещение и сочетание антиномических, полярно противоположных начал. Россию и русский народ можно охарактеризовать лишь противоречиями. Русский народ можно с одинаковым основанием характеризовать как народ государственно-деспотический и анархическисвободолюбивый, как народ, склонный к национализму и национальному самомнению, и народ универсального духа, более всех способный к всечеловечности, жестокий и необычайно человечный, склонный причинять страдания и до болезненности сострадательный. Эта противоречивость создана всей русской историей и вечным конфликтом инстинкта государственного могущества с инстинктом свободолюбия и правдолюбия народа»[716]. Думается, что идеалом общественного и правового развития, залогом эффективности права должно стать органичное соединение силы государства с правдолюбием народа и возможностями для свободного развития личности.

В литературе выделяется целый ряд других этнопсихологических характеристик русского народа. В. Ф. Степанов, рассматривая особенности и свойства российской государственности, ставит их в зависимость от особенностей государственного управления в России. Фактически же многие называемые им свойства государственности, по сути, являются особенностями российского национального сознания, в том числе политического и правового. Так, он выделяет следующие традиционные свойства российской государственности и особенности государственного управления в России.

1. Идеология мессианства, стремление к тотальной переделке общества, строительству справедливого нового мира, отсутствие ориентации на длительную перспективу, стремление к форсированному успеху, внешнему блеску.

2. Потребность в сильной власти; в силу исторических и географических причин поглощение общества государством и одновременное отчуждение народа и власти.

3. Неоформленность национального самосознания, склонность к бунту.

4. Слабое развитие правосознания, идей свободы личности и свободного труда.

5. Разъединенность общества, отсутствие постоянной и устойчивой консолидации в силу географических и иных причин.

6. Чрезмерный упор на коллективизм, агрессивное восприятие индивидуальности; дефицит инициативы, ответственности, самодеятельности.

7. В основном личностный характер служебных взаимоотношений и др[717].

Весьма интересную характеристику качеств русского народа, российской ментальности, в том числе в настоящее время, предлагает В. С. Барулин. В частности, он выделяет ряд качеств, объединяемых термином «комплекс долготерпеливости». Суть этого комплекса заключается в способности длительное время выносить трудности бытия. Это означает, что при возникающих трудностях и сложностях жизни человек не впадает ни в депрессию отчаяния и разочарования, ни в экзальтацию борьбы, а продолжает, как и прежде, длительное время делать свое жизненное дело, несмотря на выпавшие на его долю невзгоды[718]. Еще В. О. Ключевский отмечал: «В Европе нет народа, менее избалованного и притязательного, приученного меньше ждать от природы и судьбы и более выносливого»[719]. Об этом же писал И. А. Сикорский: «Отличительную черту славянства составляет терпение. С психологической точки зрения терпение представляет собой напряжение воли, направленное к подавлению физического или нравственного страдания; отсутствие сентиментальности, стоическая покорность судьбе и готовность страдать – если это необходимо – составляют самый характеристический облик русского терпения. Терпение и покорность судьбе несомненно должны быть признаны за самые выдающиеся особенности русской души»[720].

Между тем к недостаткам этого комплекса относятся следующие. Во-первых, способность человека адаптироваться к самым различным условиям ослабляет импульс человека к переменам, снижает его энергию и инициативу в преобразовании действительности. Долготерпеливость становится почвой социальной пассивности человека, его установки на то, чтобы довольствоваться тем, что есть. Она означает определенное примирение с недостатками, изъянами, несправедливостями бытия. Этот комплекс социально опасен и в том смысле, что он является почвой для развития социальных противоречий до самых острых фаз[721]. К тому же данный комплекс создает благоприятную почву для ущемления государством посредством законодательства прав и законных интересов человека, утраты регулятивной системой государства качеств антропологической адекватности, что ставит под сомнение обретение этой системой подлинной эффективности, основанной на психологической солидарности, авторитетности государства и права.

Как отмечает В. С. Барулин, долготерпеливость как почва для развития общественных противоречий до крайней степени остроты социально опасна и тем, что она подводит общество к порогу, когда теряются или сокращаются возможности выбора дальнейших путей развития и у общества не остается пространства для социального маневра. Кроме того, будучи вынужденным терпеть тяготы в реальной жизни, человек компенсирует их достоинствами жизни воображаемой. Эта другая, воображаемая, жизнь приобретает непропорционально большое значение. Такое состояние становится базой развития религиозности, мистицизма. В этом контексте может быть понят и феномен светлого будущего, мечты о коммунизме, который был своего рода компенсатором реальных тягот и испытаний жизни[722].

С комплексом долготерпеливости, на наш взгляд, связана и другая черта российской ментальности, с которой необходимо вести постоянную борьбу, – представление о светлом будущем, которое наступит помимо участия в этом конкретного человека. Как писал С. Л. Франк, «русские люди вообще имели привычку жить мечтами о будущем; и раньше им казалось, что будничная, суровая и тусклая жизнь сегодняшнего дня есть, собственно, случайное недоразумение, временная задержка в наступлении истинной жизни, томительное ожидание, нечто вроде томления на какой-то случайной остановке поезда; но завтра или через несколько лет, словом, во всяком случае, в скором будущем все изменится, откроется истинная, разумная и счастливая жизнь, весь смысл жизни – в этом будущем, а сегодняшний день для жизни не в счет. Это настроение мечтательности и его отражение на нравственной воле, эта нравственная несерьезность, презрение и равнодушие к настоящему и внутренне лживая, неосновательная идеализация будущего – это духовное состояние и есть ведь последний корень той нравственной болезни, которую мы называем революционностью и которая загубила русскую жизнь»[723]. Н. А. Бердяев верно писал, что «русский народ, по своей вечной идее, не любит устройства этого земного града и устремлен к Граду Грядущему, к Новому Иерусалиму»[724]. Наиболее устойчивой государственной идеологией в России на протяжении веков был мессианизм в различных его формах: «Москва – Третий Рим», панславянская идея, евразийство, Третий интернационал. Существование народа и государства увязывалось с провозглашением их высокого предназначения, а высокая цель как бы оправдывала и объясняла многие трудности политической и повседневной жизни, ошибки и перекосы в деятельности правящих структур. Часто необходимость установления и соблюдения каких-то правовых, законодательных норм отходила в сторону во имя достижения этих провозглашаемых ориентиров[725].