Дон Кихот. Часть 2 - Мигель де Сервантес

«Во-первых, о, сын мой, сохраняй страх Божий, потому что страх этот есть мудрость, и если ты будешь мудр, ты никогда не будешь впадать в заблуждение.

«Во-вторых, никогда не забывай, кто ты, и употребляй все усилия, чтобы познать самого себя: это познание дается всего труднее. Познав самого себя, ты не станешь раздуваться, как лягушка, которая желает сравняться с волом. В том случае, когда твое тщеславие распустит хвост, одно соображение заменит тебе уродство ног:[157] воспоминание о том, что ты в своей деревне пас свиней.

– Этого я не могу отрицать, – ответил Санчо, – но тогда я был еще маленьким мальчиком. А потом, когда я стал маленьким мужчиной, я стал уже пасти не свиней, а гусей. Но мне кажется, что это вовсе не относится к делу, потому что не все правители происходят от царей.

– Это правда, – согласился Дон-Кихот, – и потому те, которые не благородного происхождения, должны соединять с важностью занимаемого ими поста ласковую кротость, которая, при разумном направлении, предохраняет их от уколов злословия, от которых не спасает никакое положение в свете.

Гордись, Санчо, своим низким происхождением и не стыдись сознаваться, что ты происходишь от крестьянской семьи. Видя, что ты сам не краснеешь от этого, никто никогда и не заставит тебя краснеть оттого. Старайся быть лучше смиренным праведником, чем высокомерным грешником. Много есть людей, которые, родившись в низком состоянии, дошли до высокого положения тиары или короны, и я мог бы привести тебе бесчисленное множество таких примеров.

Заметь, Санчо, что если ты примешь за руководство добродетель, если будешь стараться совершать добродетельные деяния, то тебе не нужно будет завидовать тем, у кого предками были принцы и вельможи, потому что кровь наследуется, а добродетель приобретается, и добродетель сама по себе имеет такую ценность, какой кровь иметь не может.

И так, если к тебе приедет, когда ты будешь жить на своем острове, кто-нибудь из твоих родных, не усылай его и не оскорбляй: напротив, ты должен принять его, обласкать и угостить. Таким образом, ты исполнишь свой долг относительно неба, которое не любит, чтоб человек презирал то, что оно создало, и свой долг относительно природы.

Если ты вызовешь к себе жену (а тем, кто управляет, нехорошо долго оставаться без жены), позаботься наставить ее, как подобает, отполировать ее, сгладить ее врожденную грубость, потому что все, что бы ни приобрел сдержанный губернатор, теряется и растрачивается глупой и грубой женщиной.

Если бы случилось так, что ты бы овдовел, что очень может случиться, и если бы твой пост дал тебе возможность жениться на другой, более знатной, не бери такой, которая служила бы тебе приманкой и удочкой и капюшоном, чтобы говорить: «Я не хочу».[158] Истинно говорю тебе: за все, что получит жена судьи, ответит муж ее на страшном суде, и он вчетверо заплатит после смерти по тем статьям счета, о которых не позаботился при жизни.

Никогда не руководись законом произвола,[159] который в такой милости у невежд, воображающих себя очень умными и проницательными.

Пусть слезы бедняков встречают в тебе более сострадания, но не более справедливости, чем просьбы богачей.

Старайся разузнавать истину среди подарков и обещаний богача, так же как среди рыданий и надоеданий бедняка.

Когда ты сможешь и должен будешь совершать правосудие, не сваливай на голову виновного всей тяжести закона, ибо репутация неумолимого судьи, конечно, не лучше репутации судьи сострадательного.

Если тебе случится отложить в сторону лозу правосудия, то пусть это совершится не из-за подарков, а из милосердия.

Если тебе случится решать дело, в котором замешан будет твой враг, брось воспоминание об обиде и сосредоточь свою мысль на истине дела.

Пусть личные страсти никогда не ослепляют тебя в чужом деле; в противном случае, большая часть ошибок, которые ты сделаешь, будут непоправимы, а если бы их и можно было иной раз поправить, так лишь в ущерб твоему кредиту и даже твоему кошельку.

Если хорошенькая женщина явится просить у тебя правосудия, отврати глаза от ее слез и не слушай ее стонов, а обдумай спокойно и медленно сущность того, о чем она просит, если не желаешь, чтоб рассудок твой утонул в ее слезах, а добродетель твоя задохлась бы от ее вздохов.

Кого ты должен карать делом, не унижай словами: для несчастных достаточно одной пытки, и незачем словами усиливать их страданий.

На виновного, который попадет к тебе под суд, смотри как на человека слабого и несчастного, подверженного слабостям нашей развращенной натуры. Во всем, что от тебя будет зависеть, обнаруживай по отношению к нему жалость и милосердие, не будучи в то же время несправедлив и к противной стороне, ибо, хотя все свойства Божьи равны, но милосердие сияет и светит нам в глаза еще с большим блеском, чем правосудие.

Если ты будешь, о Санчо, следовать этим правилам и принципам, ты будешь иметь долгую жизнь, слава твоя будет вечна, желания будут исполняться, и счастье будет невыразимо. Ты поженишь по своему усмотрению детей своих, они получат дворянские титулы – и они, и твои внуки; ты будешь жить в мире, благословляемые людьми; когда жизнь твоя придет к концу, смерть застанет тебя среди тихой, зрелой старости, и глаза твои будут закрыты нежными, слабыми ручками твоих правнуков. Все, что я сказал тебе до сих пор, способно украсить твою душу, а теперь слушай советы, которые послужат на украшение твоего тела.

Глава LXIII

О других советах, данных Дон-Кихотом Санчо Панса

Слыша предыдущие советы Дон-Кихота, кто бы ни счел его за очень умного и благонамеренного человека? Но, как уже много раз говорено было в течение этой длинной истории, он терял голову лишь тогда, когда затрагивали рыцарство, обнаруживая во всех других вопросах ясный и быстрый ум, так что его поступки на каждом шагу дискредитировали его суждения, а суждения опровергали поступки. Но в других советах, данных им Санчо, он выказал себя в совершенстве и довел до высшей степени и свой ум и свое безумие.

Санчо слушал его с величайшим вниманием и делал всевозможные усилия, чтоб сохранить в памяти его советы, твердо решившись следовать им и довести при их помощи до благополучного конца произведение на свет своего губернаторства. Дон-Кихот, между тем, продолжал так:

– Что касается того, как ты должен управлять собой и своим домом, Санчо, первое, что я тебе посоветую, кто – быть чистым и стричь себе ногти, не отращивая их, как некоторые люди, воображающие в своем невежестве, будто длинные ногти украшают руки; точно надставки, которые они остерегаются стричь, могут назваться ногтями, тогда как это ястребиные когти, – грязное и возмутительное злоупотребление.

Никогда не показывайся, Санчо, в изорванном и беспорядочном платье: это признак распущенности и лени, если только эта небрежность в одежде не скрывает под собой рассчитанного плутовства, как рассказывают о Юлии Цезаре.[160]

Пощупай тихонько пульс у своей должности, чтоб узнать, что она может дать, и если она позволит тебе наделить ливреями твоих слуг, дай им подходящие и удобные, а не бросающиеся в глаза и блестящие. Главное, подели ливреи между лакеями и бедняками, т. е., если тебе нужно одеть шесть пажей, одень троих лакеев и троих бедняков. Таким образом, у тебя будут пажи и для земли, и для неба: это новый способ давать ливреи, незнакомый высшим мира сего.

Не ешь ни чесноку, ни луку, что бы по запаху нельзя было узнать о твоем мужицком происхождении. Ходи чинно, говори медленно, но не так, как будто ты сам себя слушаешь, потому что всякая аффектация порок.

Обедай мало и еще менее ужинай: здоровье всего тела зависит от желудка.

Будь умерен в питье, памятуя, что лишнее вино не умеет ни хранить тайн, ни держать слова.

Берегись, Санчо, чтоб не есть за обе щеки и не эруктировать при других.

– А что это такое эруктировать? – спросил Санчо.

– Это, Санчо, – ответил Дон-Кихот, – все равно, что рыгать, а так как последнее можно назвать одним из отвратительнейших слов в вашем языке, хотя оно и очень выразительно, то люди утонченные придумали употреблять латинское слово. Хотя не все понимают это выражение, но это не беда: со временем, оно войдет во всеобщее употребление и все станут понимать его. Это обогащает язык, на который чернь и обычай имеют одинаковое влияние.

– Право, господин, – сказал Санчо, – совет не рыгать я, кажется, всего лучше запомню, потому я, честное слово, на каждом шагу рыгаю.

– Не рыгаешь, а эруктируешь, Санчо! – вскричал Дон-Кихот.

– Эруктировать я буду говорить после, – возразил Санчо, – надеюсь, что не забуду.

– Еще ты не должен, Санчо, пересыпать свою речь таким множеством пословиц, какое ты всегда примешиваешь к разговору. Пословицы, правда, короткие изречения; но ты их обыкновенно так дергаешь за волосы, что они становятся более похожи на чушь, чем на изречения.