Андроид Каренина - Лев Толстой

У ТЕБЯ ТОЛЬКО ОДИН ДРУГ, АЛЕКСЕЙ.

Я.

Глава 14

Ступив на твердь земную, Вронский с Анной сняли комнаты в одной из лучших гостиниц Санкт-Петербурга. Вронский отдельно, в нижнем этаже, Анна в большом отделении наверху с ребенком, II/Гувернанткой/D145 и Андроидом Карениной.

В первый же день приезда Вронский поехал к брату. Там он застал приехавшую из Москвы по делам мать. Мать и невестка встретили его как обыкновенно; они расспрашивали его о поездке на Луну, говорили об общих знакомых, но ни словом не упомянули о его связи с Анной. Брат же, на другой день приехав утром к Вронскому, сам спросил его о ней, и Алексей прямо сказал ему, что он смотрит на свою связь с Карениной как на брак; что он надеется устроить развод и тогда женится на ней, а до тех пор считает ее такою же своею женой, как и всякую другую жену, и просит его так передать матери и своей жене.

— Если свет не одобряет этого, то мне все равно, — сказал Вронский, — но если родные мои хотят быть в родственных отношениях со мною, то они должны быть в таких же отношениях с моею женой.

Старший брат, всегда уважавший суждения меньшего, не знал хорошенько, прав ли он или нет, до тех пор, пока свет не решил этого вопроса; сам же, с своей стороны, ничего не имел против этого и вместе с Алексеем пошел к Анне.

Вронский при брате говорил, как и при всех, Анне «вы» и обращался с нею как с близкою знакомой, но было подразумеваемо, что брат знает их отношения, и говорилось о том, что Анна едет в имение Вронского. Несмотря на всю свою светскую опытность, Алексей Кириллович, вследствие того нового положения, в котором он находился, был в странном заблуждении. Казалось, ему надо бы понимать, что свет закрыт для него с Анной; но теперь в голове его родились какие-то неясные соображения, что так было только в старину, а что теперь, при быстром прогрессе (он незаметно для себя теперь был сторонником всякого прогресса), взгляд общества изменился и что вопрос о том, будут ли они приняты в общество, еще не решен.

«Разумеется, — думал он, — свет не примет ее, но люди близкие могут и должны понять это как следует».

Одна из первых дам петербургского света, которую увидел Вронский, была его кузина Бетси.

— Наконец! — радостно встретила она его. — А Анна? Как я рада! Где вы остановились? Я воображаю, как после вашего прелестного путешествия вам ужасен наш Петербург; и этот медовый месяц на Море Спокойствия! И очаровательный Лупо — его до сих пор не забрали! Как это чудесно!

После чего Бетси начала говорить сбивчиво, перескакивая с предмета на предмет; чувствовалось, что ей нелегко давался этот разговор со старыми друзьями. Она коснулась слухов об ужасных монстрах-пришельцах, заполонивших деревни («Наши Почетные Гости наконец-то прибыли!»); говорила о том, что с нетерпением ждет возвращения своего робота-компаньона («Конечно же, я ни капельки не скучаю по Дорогуше. Я прекрасно справляюсь и без нее.»).

Вронский кивнул, отметив про себя с изумлением, что волосы Бетси при этом завязаны в небрежный пучок на макушке, а платье спереди непозволительно измялось.

— Что развод? — прощебетала Бетси. — Все сделали?

— Нет еще, но в чем значенье…

Вронский заметил, что восхищение Бетси уменьшилось, когда она узнала, что развода еще не было.

— В меня кинут камень, я знаю, — сказала она, — но я приеду к Анне; да, я непременно приеду. Вы недолго пробудете здесь?

И действительно, она в тот же день приехала навестить Анну и Андроида Каренину; но тон ее был уже совсем не тот, как прежде. Она, очевидно, гордилась своею смелостью и желала, чтоб Анна оценила верность ее дружбы. Она пробыла не более десяти минут, разговаривая о светских новостях и размышляя о Почетных Гостях. Были ли они с Венеры? Или, быть может, с только что открытого Нептуна? Как бы там ни было, Министерство не перестает уверять граждан, что угроза эта может быть с легкостью отражена, да и какой глупец усомнился бы в этом!

При отъезде она сказала:

— Вы мне не сказали, когда развод. Положим, я забросила свой чепец через мельницу, но другие поднятые воротники будут вас бить холодом, пока вы не женитесь. И это так просто теперь. Хотя, как я понимаю, ваш муж чрезвычайно занят в эти дни, потому что следит за проведением корректировки роботов-компаньонов. И если бы только ваш муж был совершенно другим человеком. Я слышала, что в последнее время он стал каким-то… — она замолчала и, подняв руку, принялась поправлять растрепанные волосы, — …каким-то странным…

По тону Бетси Вронский мог бы понять, чего ему надо ждать от света; но он сделал еще попытку в своем семействе. Но он возлагал большие надежды на Варю, жену брата. На другой же день после приезда он поехал к Варе, и, застав ее одну, прямо высказал свои чаяния: что она не бросит камня и с простотой и решительностью поедет к Анне и примет ее.

— Ты знаешь, Алексей, — сказала она, выслушав его, — как я люблю тебя и как готова все для тебя сделать, но я молчала, потому что знала, что не могу тебе и Анне Аркадьевне быть полезною, — сказала она, особенно старательно выговорив «Анна Аркадьевна». — Не думай, пожалуйста, чтобы я осуждала. Никогда; может быть, я на ее месте сделала бы то же самое. Я не вхожу и не могу входить в подробности, — говорила она, робко взглядывая на его мрачное лицо. — Но надо называть вещи по имени. Ты хочешь, чтобы я поехала к ней, принимала бы ее и тем реабилитировала бы ее в обществе; но ты пойми, что я не могу этого сделать. У меня дочери растут, и я должна жить в свете для мужа.

Вронский понял, что дальнейшие попытки тщетны и что надо пробыть в Петербурге эти несколько дней, как в чужом городе, избегая всяких сношений с прежним светом, чтобы не подвергаться неприятностям и оскорблениям, которые были так мучительны для него.

Даже среди незнакомцев он ловил на себе холодные завистливые взгляды — отчего ему было позволено разгуливать с роботом-компаньоном? И на этот скрытый (сам по себе напрашивающийся) вопрос у него не было ответа. Отчего эти знаменитые Солдатики, управляемые Алексеем Александровичем Карениным, не приходили к нему, чтобы забрать Лупо?

Действительно, одна из главных неприятностей положения в Петербурге была та, что Алексей Александрович и его имя, казалось, были везде. Нельзя было ни о чем начать говорить, чтобы разговор не свернулся на Каренина; никуда нельзя было поехать, чтобы не встретить его. Так, по крайней мере, казалось Вронскому, как кажется человеку с больным пальцем, что он, как нарочно, обо все задевает этим самым больным пальцем.

Пребывание в Петербурге казалось Вронскому еще тем тяжелее, что все это время он видел в Анне какое-то новое, непонятное для него настроение. То она была как будто влюблена в него, то она становилась холодна, раздражительна и непроницаема, часами сиживая наедине с Андроидом Карениной. Она чем-то мучилась и что-то скрывала от него и как будто не замечала тех оскорблений, которые отравляли его жизнь и для нее, с ее тонкостью понимания, должны были быть еще мучительнее. Вронскому вдруг вспомнилась старая поговорка, которую он впервые услышал еще в юности — она, казалось, подтверждала истину: вы можете отправиться в путешествие на Луну, но не удивляйтесь, если мир вдруг изменится в ваше отсутствие.

Глава 15

Одна из целей поездки в Россию для Анны было свидание с сыном. Из полученных во время отсутствия на Земле писем она узнала, что Сергею сказали, будто мать умерла, и эта страшная ложь тяжелым камнем давила ей сердце. С того дня, как она покинула Луну, мысль об этом не переставала волновать ее. И чем ближе она подъезжала к Петербургу, тем радость и значительность этого свидания представлялись ей больше и больше. Именно об этом мечтала вслух Анна, когда Вронский увидал ее, сидевшей наедине с Андроидом Карениной: она безостановочно говорила о Сереже, просматривала на мониторе робота Воспоминания о мальчике день и ночь. Она и не задавала себе вопроса о том, как устроить это свидание. Ей казалось натурально и просто видеть сына, когда она будет в одном с ним городе; но по приезде в Петербург ей вдруг представилось ясно ее теперешнее положение в обществе — не только из-за ее связи с Вронским, но и потому, что при ней по-прежнему оставался ее робот-компаньон, один из немногих экземпляров, которых можно было еще встретить на улицах города. И она поняла, что устроить свидание будет трудно.

Поехать прямо в дом, где можно было встретиться с Алексеем Александровичем, она чувствовала, что не имела права. Увидать сына на гулянье, узнав, куда и когда он выходит, ей было мало: она так готовилась к этому свиданию, ей столько нужно было сказать ему, ей так хотелось обнимать, целовать его. И тут же она решила, что завтра же, в самый день рожденья Сережи, она поедет прямо в дом мужа, подкупит людей, будет обманывать, но во что бы то ни стало увидит сына и разрушит этот безобразный обман, которым они окружили несчастного ребенка.