Очерки истории средневекового Новгорода - Владимир Янин

Имея в виду этот вывод, я решительно расхожусь с А. В. Кузой, предположившим, что «Бежецкий ряд» был заключен в декабре 1230 г., когда Ярослав Всеволодович «целова святую Богородицю на всехъ грамотахъ Ярославлих и на всеи воле новгородчкои»[831]. А. В. Куза отметил, что упоминание именно об этом крестоцеловании как о первом прецеденте вошло в формуляр всех докончаний Новгорода с Ярославом Ярославичем: «На семь ти, княже, крест целовати, на цемь то целовалъ хрьстъ отець твои Ярослав»[832]. Но ведь крестоцелование 1230 г. отнюдь не было прецедентным. Выше цитировалось сообщение о таком же крестоцеловании «на всех грамотах Ярославлих и на всей воле новгородской» князя Михаила Всеволодовича в апреле 1229 г., а также сообщение о требовании новгородцами клятвы по той же формуле для Ярослава в 1228 г.

Изложенные наблюдения позволяют пока называть лишь очень широкий отрезок времени, внутри которого произошел отказ от установлений 1137 г. и был принят новый порядок, отраженный Обонежским и Бежецким договорами, а именно – после 1137 г., но раньше 1225 г.

Уместен, правда, вопрос: а не восходит ли деление территории-Новгородского государства к древнейшей поре? Может быть, возникновение Обонежского и Бежецкого договоров отражает лишь частный акт изменения статуса Заволочья, на которое сначала была распространена погостская система, а затем ее сменил традиционный для внешнего пояса сбор дани вооруженными отрядами «данников»?

Существуют, однако, новые материалы, свидетельствующие о сравнительно позднем формировании Бежецкого Верха как особой податной единицы. До ее формирования той границы, которая позднее отделяла Бежецкий Верх от районов, примыкавших к нему с запада, не существовало.

К 80-м – 90-м гг. XI в. относится берестяная грамота № 789, найденная в 1997 г. на Федоровском раскопе (Торговая сторона): «Шидовицихъ на Негосеме на Рьжькове зяти гривна. Шидовицихъ у Домана у Тоудорова изгоя 10 коунъ. Городьцьске Вълъцине на Рокыши 6 коунъ въ Ламе»[833]. Здесь, в списке недоимок, фигурируют Шидовичи[834] (совр. Шитовичи) – село в Вышневолоцком районе Тверской обл., в 23 км к югу от Вышнего Волочка на р. Шегре (при раскопках этого селища были, в частности, найдены две новгородские княжеские печати XII в.[835]), а также р. Волчина, берущая исток неподалеку от Вышнего Волочка, текущая на восток и впадающая в Мологу. Эти пункты расположены на территории «внутренней зоны» (будущих Деревской и Бежецкой пятин). Но в том же списке назван и Городецк в Бежецком Верху, т. е. на территории «внешней зоны». Упоминаемая в грамоте «Лама» скорее всего идентифицируется с с. Ломы у правого берега Мологи напротив впадения в нее Волчины, т. е. в том же Бежецком Верху. Заметим, что приведенный текст относится к довотчинному времени и, следовательно, содержит сведения либо о недоимках фиска, либо о ростовщических недоимках сборщиков государственных податей.

Еще более значительной в рассматриваемой связи оказывается найденная в 1999 г. в слоях рубежа XI/XII вв. Троицкого раскопа (Софийская сторона) берестяная грамота № 902: «От Домагости кх Хотеноу. Езьске роздроубили полъ пята десяте гривьнъ. Да язъ ти тоу сежоу, а Вълъчиноу си посъли моужь инъ». Должность Хотена, бывшего сборщиком государственных податей, зафиксирована двумя «цилиндрами» с его именем, найденными в том же комплексе. Такими «цилиндрами» опечатывались мешки с собранными сборщиками и их «отроками» ценностями[836]. В приведенном тексте «отрок» Хотена Домагость сообщает, что, разверстав между плательщиками в Езьске обязанность уплатить 45 гривен, он застрял там (для сбора разверстанного). Поэтому на Волчину надо послать другого сборщика. Снова в одном податном округе фигурируют территории и «внешней» (Езьск в Бежецком Верху), и «внутренней» (Волчина) зон.

Таким образом, на рубеже XI/XII вв. мы наблюдаем отсутствие границы между этими зонами, а в 1137 г. наличие подконтрольной князю погостской системы в Заволочье, где позднее существовал совершенно иной порядок сбора доходов в новгородскую казну. Между тем имеется еще один хорошо датированный текст, отразивший этот новый для Заволочья порядок.

Имеется в виду берестяная грамота № 724, найденная в 1990 г. при раскопках на Прусской улице и относящаяся к 1161–1167 гг., предпочтительно – к зимним месяцам 1166/1167 г. Поскольку она неоднократно публиковалась в оригинале,[837] здесь она приведена в переводе А. А. Зализняка: «От Саввы поклон братьям и дружине. Покинули меня люди; а надлежало им остаток дани собрать до осени, по первопутку послать и отбыть прочь. А Захарья, прислав [человека, через него] клятвенно заявил: «Не давайте Савве ни единого песца с них собрать. [Я] сам за это отвечаю». А со мною по этому поводу сразу вслед за тем не рассчитался и не побывал ни у вас, ни здесь. Поэтому я остался. Потом пришли смерды, от Андрея мужа приняли, и [его] люди отняли дань. А восемь [человек], что под началом Тудора, вырвались. Отнеситесь же с пониманием, братья, к нему, если там из-за этого приключится тягота ему и дружине его».

Если данник Савва в других источниках не известен, то имена двух персонажей этого письма легко отыскиваются в летописи: Захария, бывший посадником с 1161 г. и убитый во время направленного против него восстания в 1167 г., и Андрей – суздальский князь Андрей Боголюбский, чьи люди забрали причитающуюся Новгороду дань. Лаврентьевская летопись сообщает, что за Волок зимой 1166/1167 г. ходил сын Андрея Боголюбского Мстислав.[838] Следует обратить внимание на то, что отраженные грамотой № 724 события послужили возможным прологом к знаменитой битве новгородцев с суздальцами, вызванной, как известно непрекращающимися столкновениями из-за даней за Волоком.

Описанная в письме Саввы ситуация типична для середины XII – начала XIII вв., когда северные дани были предметом острого спора между Новгородом и Суздалем. В 1149 г. новгородские данники отправились в поход «в мале»; узнав об их малочисленности, Юрий Долгорукий отправил против них князя Берладского с воинами[839]. В 1169 г., когда Даньслав Лазутинич с новгородской дружиной пошел за Волок собирать дани, «присла Андреи пълкъ свои на нь, и бишася с ними, и беше новгородьць 400, а суждальць 7000; и пособи Богъ новгородцемъ, и паде ихъ 300 и 1000, а новгородьць 15 муж; и отступиша новгородьци, и опять воротивъшеся, възяшя всю дань, а на суждальскыхъ смьрдехъ другую»[840]. В 1219 г. «поиде тоя зимы Сьмьюнъ Еминъ въ 4-хъ стехъ на Тоимокары, и не пусти ихъ Гюрги, ни Ярослав сквозе свою землю»[841]. Грамота № 724 повествует о сходном конфликте.

Не возникновение ли в Заволочье этой перманентно опасной для нормального функционирования фискальной системы обстановки побудило ликвидировать там погостскую систему и перейти к использованию для сбора дани вооруженных дружин?

Между прочим грамота № 724 имеет текст и на обороте, который начинается словами: «А сельчанам своим князь сам [по внешнюю сторону] от Волока и от Мсты участки дал» и, следовательно, свидетельствует о некоторых мероприятиях по реорганизации системы эксплуатации окраинных территорий Новгородской земли при князе Святославе Ростиславиче (1158–1160, 1161–1167 гг.). Коль скоро грамота № 724 отражает существование нового порядка, отличного от декларированного в уставе 1137 г., возможно предположить, что реорганизация административной системы Новгорода, принявшей тот вид, который фиксирован документами XIII в., совершилась в хронологических рамках середины XII в.

Культура Новгорода на общерусском фоне

воеобразие политического устройства Новгорода, тесные культурно-исторические и торговые контакты с европейскими странами не могли не сказаться на его культурном уровне. Республиканские формы государственного устройства способствовали ярчайшему развитию творческой инициативы новгородцев, выраженной, в частности, в широком распространении грамотности во всех слоях средневекового общества, что кажется беспрецедентным для эпохи, привычно определяемой как мрачное средневековье. Открытие в Новгороде средневековых текстов, написанных на березовой коре, принадлежит к числу высших достижений российской археологии XX столетия. Оно навсегда опровергло бытовавшее в научной литературе и общественном сознании убеждение о тотальной безграмотности основного населения средневековой Руси; предполагалось что грамотными были священнослужители и князья, причем далеко не все.

Грамотность. За прошедшие с находки первой берестяной грамоты десятилетия их число в Новгороде достигло 961 экз. (на 2007 г.). Подсчеты, основанные на характеристике культурного слоя Новгорода, позволяют утверждать, что в его почве сохраняется не менее 20000 подобных документов, написанных людьми самого разнообразного социального положения – боярами и крестьянами, ремесленниками и купцами. Среди них немало текстов, написанных женщинами, что для средневековья является наиболее чутким индикатором высокого культурного уровня общества. Очевидно, что приведенная выше цифра – лишь ничтожная доля того, что было написано на бересте в средневековом Новгороде: большинство таких писем сгорело в огне частых пожаров и в печах.