Первый меч Бургундии - Александр Зорич

- Да, сир.

Коммин тихо ужаснулся. Ему не сомкнуть глаз до полуночи, это уж точно. Рядом будет стонать и подвывать король. Вначале ему сделается жутко, а потом скучно и тошно, а после король проснется и попросит воды. А когда взойдет огромная луна (плохо, сегодня как раз полнолуние) - встанет с постели и, выкатив стеклянные глаза, пойдет на балкон. Может, короля впредь не следует удерживать от прогулок по перилам?

- Но, сир, - вдруг решился Коммин. - Разве мы не будем сегодня кормить Сивиллу и радоваться её проделкам, как обычно?

Коммин надеялся отыграть для начала полчаса, потом, возможно, королю взбредет в голову обойти все утроенные караулы (это он в последнее время полюбляет), потом что-нибудь ещё, а там, глядишь, часы пробьют полночь и действительно захочется соснуть.

- Да пусть сдохнет, гадина, - отрезал Людовик и Коммин потерял надежду.

Нельзя сказать, что конь Мартина летел как птица. На всей земле, а не только под Нанси, было неуютно и очень холодно. Конь околел через пять часов лету и пришлось купить нового. Неказистый и старый, этот второй довез Мартина почти до самого N. Почти. Оставшуюся часть дороги Мартин прошел пешком и если поначалу ему то и дело встречался кто-нибудь, кто порывался его узнать и спросить что-нибудь неуместное, вроде "монсеньор Доминик, Вы куда?", то к полудню следующего дня он достиг тех благословенных пределов, где ни его, ни даже Карла, герцога никто не помнил в лицо. И в гостинице, к счастью, тоже обошлось. Просто какой-то парень, одетый не по сезону.

- Вы кто?

- Меня ждет баронесса Констанца д'Орв.

Пройдя через закусочную, Мартин поднялся на второй этаж и зашел в сумрачную комнату. Было так натоплено, что Мартина сразу бросило в жар. В драконовом растворе камина шипело смолой какое-то невероятное количество дров.

Гнидами потрескивали угольки, кочерга, щипцы и совок, висящие на стойке черного литья, отбрасывали длинные вечерние тени. Сосульки, в которые оделись пряди мартиновых волос, стали ломаться и таять, а тело теперь казалось заросшим грязью на три пальца. И ещё колосилась щетина. Прекрасный принц так торопился на свидание к прекрасной принцессе, что забыл побриться. Лицо Констанцы казалось отекшим, а вся она - какой-то бесцветной и несвежей. Заболела, что ли?

- Я просто ревела.

- Чего ты ревела?

- Волновалась.

- Я же тебе сказал, что всё будет хорошо. Разве нет?

- Сказал.

- Ну?

- Поль-Антуан здесь.

- Ну и что? Чего реветь-то, это же прекрасно? Здесь... где именно?

- Он сейчас завтракает внизу. Мы ждали тебя позже, - Не глядя в сторону Мартина, Констанца подошла к зеркалу и внимательно посмотрелась в него. Затем взяла пудреницу и пуховку, но внезапно замерла, отставила их и спросила, проводя мизинцем по облупленному ободу зеркала.

- Скажи мне, Мартин, когда-то ты рассказывал, что зеркало Гибор, в которое попал арбалетный болт, разлетелось на двадцать четыре тысячи сто двадцать шесть осколков. А потом рассказывал про твердые огоньки, которых было столько же. Так?

- Так, - подтвердил Мартин, стягивая очень-очень несвежую рубаху через голову.

- А почему именно на двадцать четыре тысячи сто двадцать шесть? Ведь их никто не считал, да и не стал бы считать, да и не смог бы даже. Почему ты всё время называл одну и ту же точную цифру?

Кадык Мартина взлетел вверх, а потом отполз вниз рывками. Мартин не любил, когда Констанца в подражание ему самому была последовательна, логична, придирчива.

- Видишь ли, Констанца, - начал Мартин, - это цифра достаточно конкретная и в то же время достаточно абстрактная. В этом её совершенство. Назвать её совсем не то, что сказать "сто тысяч". И совсем не то, что пятьдесят пять штук. В ней, Конни, указание на самую полную правду. Настоящую правду, которая не есть предмет "округления", которой не касалась рука математика. Эта сверхполная правда отчасти состоит из вымысла, но всё же вымыслом не является. Но это только с философской точки зрения, - светски улыбнулся Мартин.

- А с нормальной точки зрения? - поинтересовалась Констанца и её глаза недовольно сузились.

Проводя свои рассуждения, Мартин сокрушенно рассматривал ногти с темно-вишневой кровяной каймой и потому не заметил этой недоброй перемены.

- Видишь ли, милая, если тебя устроит такое объяснение, я совершенно уверен, что их было ровно столько и ни одним больше, просто уверен и всё.

- Оно меня не устроит. Откуда уверенность, ты их что - считал?

Констанца окинула Мартина полицейским взглядом. Без алых доспехов и плаща, без кружевной сорочки, с жирными, грязными волосами, собранными в конский хвост, Мартин выглядел совсем молодо и ничуть не представительно.

- Послушайте, баронесса, я всю ночь и весь день провел в седле, поспешая к Вам. И вот я здесь, а мне вместо любви и нежности предлагают арифметическую дискуссию, - попробовал отшутиться Мартин.

- Это совсем даже не арифметическая дискуссия, - во всей Констанце не сыскалось бы и наперстка нежности. - Я хочу узнать, откуда ты знаешь, на сколько именно осколков рассыпалось то зеркало.

- Помилуй, Констанца, но зачем тебе это знать?

- Затем, что Поль-Антуан мне всё рассказал. Я теперь знаю про герцога Бургундского, и знаю, что ты вытворял в Париже, и что тебя там звали Домиником, коннетаблем Франции, и что ты можешь такое, чего нормальные люди не умеют. Вот, например, посчитать осколки, а ведь мама меня предупреждала, - некоторое время Констанца держалась молодцом, но вдруг, когда речь зашла о маме, закрыла лицо руками и бухнулась на стул, стоявший рядом с Мартином. Истерически сотрясаясь, Констанца заревела.

- Прекращай, Конни, - Мартин хотел, чтобы это прозвучало строго. Получилось - с унылой ленцой.

Дверь распахнулась и на пороге возник Поль-Антуан.

- Вот, мы тут с баронессой не поладили, - с объяснительной улыбкой сказал Мартин и положил руку на спину Констанцы, обтянутую неласковым корсетом сиреневого платья.

- Не смейте прикасаться к моей сестре! - прошипел Поль-Антуан.

- Вы что тут, сбесились на пару? - поинтересовался Мартин со всей возможной непринужденностью. - Мне бешеные шурья не нужны, слышишь, Поль-Антуан?

Не изменившись в лице, Поль-Антуан подошел к Мартину.

- Монсеньор Доминик! Вам не следует обращаться ко мне в подобных выражениях. Такие как Вы не должны жениться на таких девушках как Констанца. Ваши намеки я полагаю оскорбительными. Я вызываю Вас на поединок. И я убью Вас!

Решимость Поль-Антуана, злобное молчание затаившейся и враз переставшей реветь Констанцы почти убедили Мартина, но он предпринял ещё одну напрасную попытку.