Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга - Курт Финкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К этому времени Штауффенберг впервые высказал намерение осуществить покушение. Но Ольбрихт и Бек воспротивились этому, ибо он был незаменим в Берлине.
По смутным и недостаточно подтверждённым данным в конце декабря 1943 г. предпринималась ещё одна неудавшаяся попытка покушения23. Случай чуть было не привёл к провалу всего заговора. Майор Кюн и обер-лейтенант Хаген сумели спрятать английскую взрывчатку в ставке фюрера под деревянной сторожевой вышкой. По каким-то неясным причинам взрывчатка взорвалась. Однако расследование инцидента велось офицером абвера подполковником Шрадером — участником заговора. Ему удалось замять дело и не допустить разоблачения. Однако теперь надо было доставать новую взрывчатку.
В январе 1944 г. опять представилась возможность использовать для покушения намеченную демонстрацию новой военной формы. Так как Бусше к тому времени уже был ранен, пришлось искать другого офицера. Штауффенберг предложил обер-лейтенанта Эвальда Генриха фон Кляйста из потсдамского 9-го пехотного полка. После бесед с Штауффенбергом и своим отцом (неоднократно упоминавшимся нами померанским помещиком Эвальдом фон Кляйст-Шменцином) тот согласился на этот акт самопожертвования24. Но назначенная на 11 февраля 1944 г. демонстрация обмундирования была вновь отменена.
Кроме названных выше офицеров, вероятно, нашлись бы и другие, готовые ценой своей жизни убить Гитлера. Но это были в большинстве своём офицеры молодые, не имевшие к нему доступа. Среди же генералов и старших офицеров из окружения Гитлера таких людей не нашлось.
Правда, доступ на оперативные совещания по обсуждению обстановки имел начальник оперативного управления генерального штаба сухопутных войск генерал-лейтенант Адольф Хойзингер, который с весны 1943 г. знал о намерении заговорщиков устранить Гитлера. Генералу Вагнеру, стремившемуся привлечь его к участию в заговоре, он заявил, что готов безоговорочно предоставить себя в распоряжение нового руководства. Но когда в конце 1943 г. Штифф снова стал прощупывать Хойзингера насчёт покушения, тот отказался, воскликнув: «Боже упаси! Это же государственная измена! Мы связаны присягой и военным долгом!»25.
Тресков долгое время верил, что Хойзингер в самом деле готов действовать заодно с заговорщиками. Когда в начале 1944 г. Хойзингер должен был уехать на лечение, Тресков письменно попросил, чтобы он назначил его своим заместителем. Это дало бы Трескову возможность принимать участие в совещаниях у Гитлера и осуществить покушение. Но Хойзингер даже не ответил на просьбу Трескова. Вернер фон Хефтен назвал Хойзингера «несостоятельным типом и послушно кивающим ослом»26. По предложению Ольбрихта Штауффенберг распорядился не связывать никакие дальнейшие планы с Хойзингером и занявшим такую же позицию графом Кильманзеггом.
Тем временем гестапо всё ближе подбиралось к заговорщикам. Как уже указывалось, им удалось внедрить в кружок Зольфа своего шпика Рекцее27 и в январе 1944 г. арестовать многих членов этого кружка, в том числе Гельмута фон Мольтке. В феврале Гитлер издал распоряжение, согласно которому подавляющая часть военной секретной службы была включена в состав СД, а Канарис снят со своего поста. Остаток абвера был подчинён полковнику Ганзену, тоже участнику заговора. В июне 1944 г. Гиммлер заявил Канарису: ему известно, «что в сухопутных войсках есть видные круги, носящиеся с планами переворота. Но до этого дело не дойдёт. Он своевременно нанесёт удар. Он терпел это дело так долго только для того, чтобы выяснить кто, собственно, за всем этим стоит. Теперь он это знает. И теперь-то он вовремя пресечёт происки таких лиц, как Бек и Гёрделер»28. Шлабрендорф сообщает, что этот рассказ Канариса произвёл на Ольбрихта весьма большое впечатление: тот боялся «непосредственно предстоящего удара Гиммлера». «Мы не могли помешать этому. Мы должны были не терять самообладания»29.
4 июля 1944 г. были арестованы Райхвайн, Зефков и Якоб, 5 июля — Лебер, 17 июля был отдан приказ об аресте Гёрделера, но его предупредили и он скрылся. Так гестапо проникло во внутренний круг заговора; теперь надо было в высшей степени спешить, Военное положение гитлеровской Германии приняло летом 1944 г. катастрофический характер.
4 июня войска союзников освободили от фашистского господства Рим. 6 июня союзники высадились в Нормандии и создали прочный плацдарм, на котором они стали быстро концентрировать свои силы для дальнейшего вторжения во Францию.
23 июня началась Белорусская операция Советской Армии, в результате которой группа армий «Центр» была почти полностью уничтожена. 26 июня был освобождён Витебск, 3 июля — Минск и 13 июля — Вильнюс. 8 июля генерал Винценц Мюллер капитулировал с остатками окружённой в районе Минска 4-й армии и вскоре примкнул к Союзу немецких офицеров и к Национальному комитету «Свободная Германия». 13 июля 1944 г. началось советское наступление против войск группы армий «Северная Украина», приведшее к освобождению западной части Украины. В конце июля — начале августа советские войска вышли во многих пунктах к Висле.
Характерным для той ситуации, которая возникла в высшем командовании фашистского вермахта, явился телефонный разговор в конце июля между Кейтелем и Рундштедтом. Когда Кейтель перед лицом катастрофических донесений со всех фронтов в отчаянии, спросил Рундштедта: «Так что же нам делать?», тот ответил: «Что вам делать? Кончать войну — вот, что вам надо делать, идиоты!»30 Но Рундштедт, а также и другие фельдмаршалы, за малым исключением, ничего не хотели предпринять для того, чтобы на деле прекратить войну.
Ввиду ухудшения военной обстановки перед заговорщиками встал вопрос, имеет ли вообще смысл совершать государственный переворот, поскольку крах фашистского господства уже близок. Этот вопрос Штауффенберг в июне через Лендорфа адресовал Трескову. Ответ Трескова гласил: «Покушение должно быть совершено, coûte que coûte[26]. Если же оно не удастся, всё равно надо действовать в Берлине, ибо теперь речь идёт не о практической цели, а о том, что немецкое движение Сопротивления перед лицом всего мира и истории отважилось бросить решающий жребий. А всё остальное в сравнении с этим безразлично»31. По сути дела, таково же было и мнение Штауффенберга, но он хотел, чтобы мнение это было подтверждено его соратником.
Само собою разумеется, успешный переворот с немедленным установлением мира имел бы и в это время не только моральное, но и в высшей степени практическо-материальное значение. За это говорит хотя бы одно то соображение, что немецкий народ и другие народы не пережили бы всего того, что им
