Медный король - Марина Дяченко

Лукс снова замедлил шаг. Его полосатая шкура подрагивала. Он вертел головой, его руки лежали на рукоятках мечей на поясе.

– Не вынимай оружия, пока я не скажу, – проговорил Развияр. Лукс воспользовался его словами, приняв их за приглашение к беседе:

– Ты хочешь их встретить?! Они убьют нас без разговоров!

– Сперва все-таки поговорят.

– Мне кажется, – Лукс перевел дыхание, – что за нами следят. Уже следят.

– Вот и отлично. Мы на верном пути. Вперед, Лукс.

И он снова сжал пятки.

Южный ветер шумел над деревьями и гнал облака, и нес отряд на крыламах. Три или все-таки четыре? Каждый попадает стрелой по бегущей цели. Одной стрелой. И стрелы навеки остаются в телах – знак того, что случилась казнь, а не расправа.

Он снова вспомнил поселок в развалинах древнего города. Будто воочию увидел старика, высоко над головой поднимающего радужную грамоту. Если бы Яску выдали, как преступницу, поселок был бы прощен; Развияр давно знал это. Осознание пришло к нему среди многих других, как блик на воде. Как пятнышко света на блестящих зеленых листьях.

Он поднял голову. Тучи наверху разорвались, вышло солнце, яркие лучи добрались до земли под кронами. Впереди было пространство, свободное от подлеска, поросшее сизой травой. И, когда Лукс ступил на эту траву, навстречу из зарослей плавно и вместе с тем внезапно вышли существа на двух ногах, с треугольными головами и треугольными копытами, с серо-зеленой чешуистой кожей. На спине у каждого лежало седло с высокими луками, в каждом седле сидел всадник, высокий и бледный, с копьем наперевес.

Развияр почувствовал, как всем телом вздрогнул Лукс. Натянул ремень на груди зверуина, приказывая остановиться, но Лукс и без того замер, как вкопанный.

Всадники на двуногих тварях остановились шеренгой. Их было, насколько мог судить Развияр, не меньше двух десятков. Он сидел, не шевелясь, выпрямив спину, с удивлением и страхом замечая в их лицах свои собственные черты.

Наперед вышла двуногая тварь, несущая в седле старика с седыми, бело-желтыми, заплетенными в косу волосами, с жидкой длинной бородой, разделенной на две части.

– Полукровка, – сказал старик, произнося слова странно, но вполне разборчиво. – Кто такой?

– Рэзви-арр, – отозвался Развияр, глядя в черные и острые глаза старика.

В глазах что-то изменилось. Расширились зрачки, едва заметные на фоне темной радужной оболочки.

– Как звали твою мать?

Мелькнул перед глазами беличий хвост. И пропал; не веря себе, чуть нахмурившись, Развияр выговорил:

– Рэзви-энна.

Всадники обменялись взглядами.

– Если ты врешь, – сказал старик, – твоя смерть будет очень длинной.

– Я не вру, – Развияр поднял подбородок. – И я не собираюсь умирать – во всяком случае, сегодня.

– Что такое под тобой?

– Зверуин.

– Кто тебя послал?

– Я пришел по своей воле.

Тонкие губы старика искривились:

– «Пришел» говорят о пеших. «Пришел» говорят о мясе, сопляк.

Лагерь гекса обходился без очагов и навесов. Это была стоянка, пастбище; двуногие твари, которых называли просто «голенастые», объедали с деревьев листья и кору. Гекса, мужчины и женщины, жили в седле – ели, справляли нужду, может быть, даже спали. Они и любовью занимаются, не сходя с седел, подумал Развияр. Его мать, прибыв в поселок, не умела ходить…

– Рэзви-энна, украденная жизнь. В тот год Тень указала на ее деда, ты знаешь, что такое Тень, сопляк?

– Не зови меня сопляком, – сказал Развияр. – У меня есть имя.

Старик сверкнул глазами. Развияр не смутился, зато Лукс под его седлом задрожал сильнее. Они были в лесу, среди молчаливых людоедов, среди чешуйчатых голенастых существ с желтыми глазами и тяжелыми копытами, оставляющими треугольные следы.

– Тень выбирает, кому служить мясом. Был страшный голод. Дичь ушла из лесов. Мы стали в круг и призвали Тень, она выбрала Гвера, который был тогда славен и силен, у него было пятеро детей и двенадцать внуков, он писал гимны на коже врагов. Но Тень указала на него, и он не стал спорить, и его дети не стали, кроме младшей дочери. Она выпустила в лес его внучку – безумная баба, отпустила ребенка верхом в ночь, голодного, без надежды, на долгую лютую смерть. Весь род Гвера умер легко, мы выжили и пели его гимны, прославляя его. Я обязан ему всем, что знаю, и всем, что могу, и тем, что до сих пор жив. Его пропавшую внучку звали Рэзви-энна, у нее был железный пояс с вычеканенным именем… У тебя нет этого пояса?

– Нет, – сказал Развияр. – Я никогда его не видел.

Старик некоторое время смотрел испытующе.

– Хитрый полукровка, – сказал наконец. – У нее не было пояса, я тебя испытывал. Что с ней стало? С девчонкой?

– Ее укусила белка, – медленно сказал Развияр. – И она сама стала белкой. И до сих пор бегает где-то в лесах.

Старик помолчал.

– Чего ты хочешь? – спросил наконец. – Мы снова голодаем. Сегодня съедим твою верховую тварь, а тебе дадим голенастого из молодых.

Лукс затрясся. Старик отдавал распоряжения, будто забыв о новоприбывшем, его слова повисли в воздухе, как топор, а Развияр молчал, глубоко задумавшись.

– У меня к тебе просьба, – сказал он наконец старику.

– Какая?

– Покажи мне книги. Я хочу видеть гимны, которые сложил Гвер, мой прадед.

Старик смотрел на него очень долго и пристально.

– Ты удивляешь меня, – сказал наконец. – Многие молодые теперь думают только о мясе. Особенно в голодные годы. Жрать и совокупляться – вот чего они хотят, молодые, рожденные в седле, с крепким задом и пустой головой. Никто из них не учится грамоте по своей воле. Ты умеешь читать?

Развияр вдруг испугался, что письменность гекса отличается, подобно произношению, от грамоты, которой его научили.

– Умею.

Старик достал из седельной сумки кожаную трубу. Извлек из нее тонкий свиток, желтовато-коричневый, мягкий на вид. Развияр сглотнул: «Гекса пишут свои книги на коже врагов. Это своеобразная, очень развитая литература – они не только увековечивают победы, но, скажем, складывают стихи. Они очень чувствительны, иногда сентиментальны…»

Так сказал библиотекарь из Фер за несколько часов до своей смерти. Библиотекарь был Золотой, за что-то изгнанный из Мирте. Это было страшно давно, много жизней назад.

Задержав дыхание, он развернул свиток. Впал в панику: написанное показалось ему белибердой. Слова не разделялись пробелами, буквы выписывались то в ряд, то столбиком, как будто писавший заботился прежде всего о том, чтобы плотнее заполнить лист. Только через минуту Развияр разобрал первое слово: «Рассвет…»

Щурясь, вглядываясь, угадывая, он прочитал:

– «Рассвет над погибшей рощей,Осень сжимает клещи,Но ты будь сильней.Будь сильней мороза,Будь сильней утраты…» 

– «И станешь сильнее смерти, – звучным голосом продолжил старик, – Всего лишь сильней». Я думал, ты врешь и не умеешь читать.