Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца - Михаил Шишков

Но как бы то ни было, история с вынужденной посадкой окончилась для меня хорошо, и, совершив несложный перелет из Калинина, мой самолет приземлился на своем аэродроме. Наконец-то мы дома. Доложив командиру о своем прибытии, направляемся в казарму. Радостно встретила своих «блудных сыновей» фронтовая семья. Стоило лишь войти в родной эскадрильский домик, как тут же зазвучал веселый смех и местные острословы, как водится, начали на все лады склонять наш экипаж.

– Вам бы топлива побольше, наверное, в Сибирь улетели бы! – поприветствовал меня сидевший на стуле Коля Шарыгин. На его лице сияла радостная улыбка.

Как приятно все-таки вновь попасть домой… Странное дело, всего лишь две недели отсутствия, а чувство такое, как будто блуждал где-то целый год. Сердце переполнилось счастьем, и мне вдруг захотелось рассказать своим товарищам о том, как я рад видеть их вновь и как все эти дни чувствовал себя не в своей тарелке, находясь вдали от дома…

– Миша, – заговорщицки улыбнулся только что вошедший Коля Соловьев, – к тебе пришли…

Эта новость моментально вытеснила из сознания все предыдущие мысли, и я, расталкивая стоявших на моем пути друзей, понесся к двери… Предчувствие не обмануло меня – это была моя Маша, самый дорогой для меня человек на свете…

И вот я стою, нежно сжимая в своих руках ее тоненькие пальчики. Слова, готовые сорваться с губ, словно застряли в горле. Но в них нет особой надобности, все понятно и так. Стою и жадно смотрю на нее, словно мы не виделись целую вечность. «Какая ты у меня красивая!» Но Маша как будто окаменела и, неуклюже попытавшись улыбнуться, тут же отвела взгляд в сторону, но скрыть заблестевшие в уголках глаз слезы ей все-таки не удалось.

– Не плачь, все хорошо, – неуверенно прозвучали слова утешения, – я вернулся, живой и невредимый…

В это мгновение я, как никогда ясно, понял, насколько тяжелая доля досталась нашим любимым… Ждать, умоляя небо пощадить своего единственного, надеяться на его возвращение, зная о том, сколько таких же молодых ребят сложило головы на этой войне, жить, понимая, что каждая встреча может стать последней. Такого и врагу не пожелаешь…

…В тот же вечер друзья рассказали мне, что за время моего отсутствия Маша каждый день приходила к ним в надежде узнать хоть какие-нибудь подробности обо мне. Они утешали ее, как могли, говорили, что я уже дал о себе знать, что несколько часов назад вылетели техники, которые поставят на ноги мой самолет… «Он не ранен? С ним все в порядке?» – несколько раз переспрашивала она и, несмотря на полученные обнадеживающие ответы, все равно не находила себе места от волнения…

– До Нового года всего ничего осталось, – сказала Маша, немного успокоившись, – сможешь вырваться? – Ее голос немного подрагивал…

К сожалению, я не мог дать утвердительного ответа, ведь, будучи военным, не принадлежал себе…

Хорошо, что судьба, которая, как известно, никогда не прочь подшутить над людьми, постоянно подбрасывая им свои неожиданные сюрпризы, на этот раз преподнесла нам роскошный подарок, устроив все наилучшим образом. Во-первых, командование приняло решение в новогоднюю ночь боевых вылетов не планировать.

А во-вторых, мои закадычные друзья, Шарыгин и Соловьев, также нашли свои половинки в нашем клубе, и, удивительное совпадение, обе девушки оказались Машиными подругами. Свободная квартира одной из них как нельзя лучше подходила для организации праздника, и после недолгого совещания Новый 1944 год было решено встречать вшестером. Правда, утром 1 января мы были обязаны явиться к месту прохождения службы, но это никак не могло испортить нам настроения.

Праздничный стол, организацию которого мы полностью взяли на себя, был весьма скромным. Из спиртных напитков удалось приобрести лишь две бутылки водки, стоимость каждой из которых практически идеально совпадала с месячным денежным довольствием летного состава. А если учесть, что практически все деньги были переадресованы родным, находившимся в глубоком тылу, приходится удивляться тому, что мы все-таки смогли наскрести необходимую сумму.

В плане закуски здорово выручил бортпаек, который каждый экипаж получал перед боевым заданием. В него входили американские консервы и столь драгоценный в те годы шоколад, достать хотя бы плиточку которого считалось величайшим везением. Обычно по возвращении бортпаек тут же отдавали техникам, но в этот раз мы распорядились им в своих личных интересах.

Ровно в назначенное время наша неразлучная тройка «мушкетеров» входила в двери гостеприимной ленинградской квартиры. В первые же секунды бросились в глаза пустые дверные проемы, голый пол, некогда прикрытый аккуратными прямоугольничками паркета, сложенные в углах комнаты свертки с нехитрым домашним скарбом, ранее занимавшим свои законные места на полках исчезнувших шкафов… Лишь чудом уцелевший стол да несколько разнокалиберных стульев, видимо, позаимствованных у соседей.

Сердце моментально пронзила боль. Я вспомнил, как Маша рассказывала мне о том, что еще в первую блокадную зиму все, что только могло гореть, было брошено в прожорливое чрево буржуйки. Словно перенесясь во времени на два года назад, я представил себе изможденную девчушку, прячущуюся от пронизывающего насквозь холода в старенькое пальто. Она сидит и с отчаянием наблюдает, как догорают последние обломки книжного шкафа. Осталось лишь немного паркета, но этого хватит лишь на неделю… А на улице все так же равнодушно завывает ледяной январский ветер, предрекая скорую неизбежную смерть… «Враг должен ответить за все!» – с ненавистью подумал я.

Видимо, следы внутренних переживаний явно читались на моем лице, по крайней мере, Маша смогла без особых затруднений сделать это. Она как будто невзначай подошла ко мне и незаметно для остальных погладила мой судорожно сжатый кулак. Это ласковое прикосновение вернуло меня в сегодняшний день, в котором меня ожидало беззаботное веселье в обществе любимой девушки и хороших друзей.

Молодость и свойственный ей безграничный оптимизм вскоре наполнили комнату праздничными тостами, шутками и смехом. Старенький патефон и несколько еще довоенных пластинок оказались как нельзя кстати. Пару раз я поймал себя на мысли о том, что совершенно забыл о войне и обо всем, связанном с ней, мысленно поблагодарив судьбу за эти прекрасные мгновения…

А на следующий день мы вновь погрузились в привычный водоворот полковых забот. Мне пришлось особенно трудно, ведь мой самолет отправили в Комендантское для переоборудования. Таким образом, я вновь оказался безлошадным, тут же перейдя в разряд бессменных дежурных по аэродрому. Лишь иногда мне планировали непродолжительные полеты для поддержания в форме моих летных навыков. И так продолжалось бесконечно долгих две с половиной недели. Тоска, да и только.