Воспоминания дипломата - Юрий Соловьев

   ______________________

   * Толпа родственников устремилась после этого в министерство. Там слышались их тревожные вопросы: "Где здесь испанское посольство?". Они наивно полагали, что посольство перевели целиком в помещении министерства.

   ______________________

   Одну из комнат министерской библиотеки мне отвели под кабинет. К этому времени удалось наладить довольно обширную картотеку. На каждой карточке записывались имя и фамилия разыскиваемого лица, а также все сведения о нем, полученные от родственников или от испанцев из Германии или Австро-Венгрии. В связи с тем, что испанские представительства взяли на себя перевод денег русским гражданам во вражеских странах, наше министерство финансов ассигновало на это несколько миллионов рублей. Эти деньги предназначались для оказания помощи вообще всем нашим гражданам, застрявшим за границей и попавшим в тяжелые материальные условия. Помощь можно было оказать через наши представительства в тех союзных и нейтральных странах, где оказались большие скопления русских, не знавших, каким путем выехать на родину или же получить оттуда деньги*.

   ______________________

   * В связи с моей работой по справочному бюро я следующей весной был произведен в действительные статские советники.

   ______________________

   Во время моей работы в Петербурге я стал подумывать о том, чтобы больше не возвращаться в Мадрид, а получить назначение на должность дипломатического чиновника при штабе главного командования, но этого плана не пришлось выполнить. Уже в сентябре 1914 г. я был вызван к товарищу министра. Он сообщил, что министерство приняло решение направить меня в Мадрид в связи с вопросами защиты Испанией русских интересов во вражеских странах. По словам товарища министра, это было тем более необходимо, что в министерстве подумывают об увольнении в отставку барона Будберга, который в последнее время стал сильно прихварывать.

   Подчиняясь желанию министерства, я стал готовиться к отъезду. Это было для меня тем тяжелее, что из-за военной обстановки надо было оставить семью в России. Между тем в связи с войной расстояние между Петроградом и Мадридом возросло во много раз.

   Я быстро собрался и в начале сентября выехал в Мадрид через Финляндию, Швецию и Англию. Путь этот только налаживался. К тому же маршрут пришлось изменить в связи с появлением германских военных судов в Балтийском море. Они задержали несколько пароходов и сняли с них ряд подданных воюющих с Германией стран.

   В день отъезда, уже после того, как мне была вручена дипломатическая почта в Лондон и Париж, мне позвонили из министерства. Я должен был ехать не так, как предполагал, т.е. не через Рауму и Стокгольм, а через Торнио, Хапаранду и тот же Стокгольм в объезд Ботнического залива. Так как я уже совсем собрался к отъезду и на вокзал должны были приехать несколько друзей и знакомых, в том числе испанский посол, я решил не откладывать отъезда, а переждать где-либо в пути, чтобы попасть на поезд, отправляющийся в Торнио. Мне запомнились ходившие в то время в Петрограде разные слухи о трудности пути через Финляндию и Швецию, о возможности потопления пароходов и т.д. Между прочим, мне посоветовали завести кожаный пояс, изготовляемый для золотых денег, которые в начале войны выдавались нашим заграничным чиновникам. Мне было выдано 5 тысяч рублей золотом, и пояс оказался таким тяжелым, что я носить его не мог. В случае потопления корабля он, конечно, потянул бы меня ко дну. На финляндский вокзал приехал меня проводить и мой бывший начальник барон Розен. Он обратился ко мне с просьбой заехать по пути в Аркашон (в окрестностях Бордо), где, по его сведениям, находились его жена и дочь, и помочь им вернуться на родину.

   Россию я покинул в довольно подавленном настроении, беспокоясь за своих близких, оставленных в Петрограде. По полученным на вокзале сведениям, я должен был остановиться на двенадцать часов в финляндском городе Таммерфорсе, откуда мог попасть прямым поездом в Торнио. Целый день провел я в этом отдаленном от Петрограда городе, где по-русски вовсе не говорят. Приходилось, как это ни странно, объясняться исключительно на немецком языке - его кое-как понимали.

   Чем дальше продвигаешься по Финляндии к северу, тем скалистее становится местность, растительность - более низкорослой, а железнодорожные станции, как и деревья, - все меньше и реже. Стоят они одиноко и в почти незаселенной местности.

   Навстречу нам изредка попадались поезда, переполненные русскими, возвращающимися из Германии. Я раза два встречался с ними на станциях и видел, в каком жалком виде они возвращались; почти у всех у них был потерян багаж.

   Северный путь - единственная связь между Россией и Западной Европой в течение всей войны - еще не был налажен. От конечной железнодорожной станции Торнио до пограничного шведского города Хапаранды надо было ехать на финских тележках, и притом по крайне неудобной окольной дороге. В Хапаранде в гостинице у меня была забавная встреча. Привезший мой багаж финн не говорил ни слова по-русски, а также не понимал и по-шведски. Я не мог столковаться с ним. Из затруднения нас вывел оказавшийся тут же немец, говоривший и по-фински, и по-шведски. Этот немец сообщил мне, что он едет из России в Германию, чтобы поступить на военную службу. Между прочим, он спросил, не нахожусь ли я в том же положении, что и он. Во всяком случае я не могу ручаться, что мой собеседник не был одним из агентов германской разведки, несшим пограничную службу в Хапаранде. При знании двух местных языков он мог быть весьма полезен для Германии в этом пункте, контролируя выезд из России и въезд туда.

   Из Хапаранды до конечной шведской станции было около двадцати семи километров пути (на втором году войны там была построена железнодорожная ветка). Мне удалось получить место в автомашине - маленьком форде, в котором, кроме меня, ехали три офицера саперных войск, командированные в Лондон для закупки автомобилей. Они ни слова не говорили на иностранных языках и, по-видимому, вообще в первый раз выезжали за границу. Свой багаж они везли в не приспособленных для дальних переездов картонках, которые постоянно рассыпались. Неутомимым спасителем их был приставленный к ним провожатый-англичанин. Он при всех затруднениях оказывался на высоте положения. Не получив места в автомобиле, англичанин нанял велосипед и с полным хладнокровием появился за одну минуту до отхода шведского поезда, чем несказанно обрадовал моих спутников-офицеров, сиротливо выглядывавших из вагона и крайне встревоженных его отсутствием.

   В начале войны путешествие через Финляндию и Швецию при полной неорганизованности этого пути для массового передвижения русских за границу и обратно было своего рода скачкой с препятствиями, но являло богатое поле для наблюдений. Интересны были и причины, побуждавшие того или другого путешественника предпринять такого рода тяжелый переезд. Между прочим, моим спутником в купе оказался весьма симпатичный поляк, только что посватавшийся и оставивший невесту в Биаррице в связи с отъездом накануне войны по делам в Могилевскую губернию. Он так стремился возвратиться к своей невесте и проявлял в этом стремлении такое упорство, что оказал мне немало услуг. Мы поделили с ним все хлопоты, связанные с совместным путешествием.