Точка опоры - Афанасий Лазаревич Коптелов

— Да-а, пожалуй… — согласился Мартов. — Хотя погрешность не так велика.

— Жандармы сразу разгадают — переиздание. В местной типографии. С какого оригинала? Могут подумать: с заграничного? Могут. Вот в чем просчет. Не повторили бы ошибку другие.

— Когда и где еще наладят перепечатку?

— В Баку, например. И, чтобы ошибки не повторили, нельзя ли послать матрицы? Надо посоветоваться с типографами. С матриц было бы надежнее. И, вероятно, быстрее.

— Может быть… Но я не ошибусь, если скажу: таких расторопных людей, как Леон Гольдман, единицы. Днем с огнем едва ли еще сыщешь. Я, как видишь, пе ошибся, когда направлял его к тебе для знакомства, — продолжал расхваливать Мартов, покуривая с глубокими затяжками и отгоняя взмахом руки дым в коридор. — Надежный человек. Оправдывает свое имя!

Владимир Ильич вздохнул: знал — Юлий долго не умолкнет. Теперь уж не до работы. Остается единственное — ждать, когда он выговорится до конца и уйдет в кафе.

В те дни по югу России уже рыскал летучий отряд филеров с их старшим, угрюмым и довольно тучным блондином с небольшой бородкой, в золотых очках, коллежским секретарем Леонидом Меньшиковым. Арестованный пятнадцать лет назад при ликвидации одного из народовольческих кружков, он дал «откровенные показания» и с тех пор бессменно служил в московской охранке и считался «пишущей рукой Зубатова». Теперь у Меньшикова было особое задание — во что бы то ни стало найти подпольную типографию «Искры». Охранка уже знала, что тайная типография создана Леоном Гольдманом. Но в каком городе? Сначала искали в Полтаве — не нашли. Метнулись в Харьков. Потом обшарили Киев. Оттуда Меньшиков донес, что ему удалось перехватить три посылки и что в них «интересен № 10 «Искры», повторно изданный, по-видимому, «универсальной» типографией».

Охранник назвал типографию «универсальной» потому, что в посылках, помимо газеты, оказалась брошюра «Женщина-работница», выпущенная вторым изданием.

«Но где же типография?» — ломал голову Меньшиков. И в очередном донесении из Киева сообщил: «Всего больше думается на Кишинев и Кременчуг». И тут же, в ожидании награды, похвалился:

«Здесь поставлено дело весьма хорошо, и в первых числах января можно будет разбить комитет».

3

— Акиму надо ответить, — напомнила Надежда мужу, когда они остались вдвоем.

— И непременно сегодня, — отозвался Владимир, подымая глаза от своей рукописи. — А пока вот начинай переписывать передовую для набора.

И тут же углубился в папку с материалами для очередного номера.

Переписав передовую четким почерком, Надежда занялась письмом в Кишинев.

«Получили Ваш подарок, — писала она Гольдману, — и были чрезвычайно рады. Мейер все никак не мог налюбоваться на газету. Только почему так мало экземпляров?[20] На севере, как я уже писала не раз, спрос громадный, одна Москва требует minimum 2 тысячи, а между тем транспорт до сих пор обслуживал только юг. Напишите, пожалуйста, в какой срок можете приготовить номер в 4 страницы? Нам это очень важно знать».

Владимир, оторвавшись от папки, встал и из-за спины Надежды взглянул на письмо:

— Ну-ка, что ты написала ему? Так, так. Все правильно. Только надо поопределеннее. — Взял у нее ручку, подсел к столу и после слов «в какой срок» надписал сверху строки: «приготовлен № 10 и в какой срок вообще» и провел черту к словам «можете приготовить». А в конце вывел: «Непременно напишите и поточнее».

Отдал ручку и опять занялся рукописями для газеты.

А когда Надежда положила перед ним, по ее мнению, законченное письмо, набросал вопрос к Акиму: не возражает ли тот против широкого показа за границей русского экземпляра «Искры»? И продолжил письмо: «Необходимо русским членам организации «Искры» составить прочное ядро и добиться правильного распространения «Искры» по всей России. Это всецело дело русской организации. Если мы этого добьемся, тогда дело обеспечено. А без этого — неладица неизбежна… В интересах правильного распространения и престижа крайне важно бы было печатать «Искру» в России через 2–3 номера, выбирая номера, имеющие более постоянный интерес. Например, № 13, может быть, следовало бы».

Тринадцатым был тот самый номер, который они сейчас готовили для набора.

«Но уже раз печатаете, — заканчивал письмо Владимир Ильич, — печатайте в гораздо большем числе экземпляров: надо хоть раз попробовать насытить всю Россию».

— Вот так. Насытить всю Россию. В этом — неотложная задача. А южане, ты сама знаешь, безобразничают: что получат от нас, все распространяют у себя. И другие также. Кустари! Придется кого-то энергичного послать отсюда, чтобы объехал всех, убедил. Может быть, собрал бы где-нибудь искровцев. Скажем, в Киеве. Кого пошлем?

— Димку. Хотя и растрепанная девица…

— Думаешь, справится? Сумеет?

— Из ссылки бежала. Через границу перебиралась тайно. Это не всякому дано. А пылкости ей не занимать. И скучает она в Берлине по большому делу. Недавно писала: рвется в Россию.

— Да? А как же Волька?

— Волька уже подрос. Оставит с отцом. И няня теперь есть…

— Ну, что же. Попробуем послать Димку, хотя в Восточной Пруссии она не оправдала надежд.

— Там, Володя, было сложно.

— Поездка по центру и югу России будет во сто раз сложнее. Посоветуемся еще с Юлием и Великой Дмитриевной. Без этого нельзя, — поручение сверхответственное.

…Расставшись с секретарством в редакции «Искры», Димка действительно заскучала по работе. По большому партийному делу. И чем дальше, тем острее. Сердце звало на Родину. Хотелось нелегально пробираться из города в город, от одного агента к другому. Говорят, охранка обзавелась «летучими отрядами филеров». Почему бы не появиться летучим агентам «Искры»? Больше хитрости, находчивости, ловкости, и связь наладится, неясная туманность образует ядро — будет сила!

Как раз в это время Владимир Ильич более всего был озабочен доставкой газеты. «Искру» уже знали во всех уголках России, отовсюду летели письма: «Ждем новый номер», «Присылайте больше». Многие обидчиво пеняли: соседнему городу прислали, а нам нет. Ждем, ждем, ждем. Нужно было доставлять уже не маленькими пачками, а целыми тюками. И не реже двух раз в месяц. Вот тогда-то брат Димки — Петр Гермогенович Смидович, известный искровцам под кличкой Матрена, поселился в Марселе, чтобы оттуда отправлять газету с пароходами, идущими к берегам Кавказа. Пудовые пачки укладывал в непромокаемые мешки, которые надежный человек ночью выбрасывал за борт в Батумском порту, где их подбирали лодочники. Петруша успел развернуться, а чем она, Инна, старшая сестра, хуже его? Сноровки и у нее хватит. И Димка отправилась к прусской границе. Поселилась в Кенигсберге. То был опасный район, — там близ пограничного селения Паланген двумя месяцами раньше провалился с транспортом «Искры» латыш Ролау. Димка, правда, еще не знала, что его сошлют в Восточную Сибирь, но