Украина в водовороте внешнеполитических альтернатив. Исторический экскурс в 1917–1922 годы - Валерий Федорович Солдатенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Украинцы высказали пожелание перенести место переговоров поближе к межгосударственной границе, в частности в Харьков или Гомель[624], чтобы облегчить получение информации от государственных центров УНР.
Здесь, наверное, уместно высказать соображения относительно причин возникновения негармоничной ситуации на переговорах, хотя обе стороны, кажется, искренне стремились к достижению согласия. Во всяком случае, представители российского правительства Д. Мануильский, Каменский, В. Менжинский, Л. Красин старались убедить своих визави в том, что у них нет причин искусственно затягивать процесс договоренностей и им можно в данном случае доверять. Не раскрывая причин стремления к согласию, они на самом деле исходили из того, что, не имея надлежащих вооруженных сил, Советская Россия стояла перед перспективой огромных, сверхсложных испытаний: на помощь ее врагам приходила мощнейшая к тому времени милитарная сила в мире – Антанта. Поэтому исключить из кольца фронтов, которое все более сжималось, хотя бы одно звено (Украина потенциально могла им быть да и, собственно, уже была после 16 января 1919 г.), а еще больше – склонить к нейтралитету и того лучше – к содействию значило получить немалую и притом бескровную, малозатратную победу.
На что же могли ссылаться в публичных переговорах постоянно российские дипломаты – это на смену ситуации в Украине. Объективное неуклонное падение авторитета, влияния власти Директории вызывало естественный вопрос: насколько реальной является эта сила и как далеко следует заходить в расчетах на взаимодействие с ней? Конечно, в создании противоантантской и противодобровольческой коалиции виделась геополитическая перспектива, однако свои преимущества могла иметь и ставка на советские, большевистские силы в Украине, которые все более укреплялись, завоевывали все более прочные позиции, брали под контроль новые и новые территории.
Похоже, что московский центр колебался или еще только определялся в том, который из двух вариантов более приемлем, «выигрышен». А руководство КП(б)У, СНК Украины, сознавая, что контакты с посланцами Директории для В. Ленина, его единомышленников – это не игра, не имитация деловых отношений, с подозрением и ревностностью относились к самой идее, тем более – факту переговоров. Они понимали, что ЦК РКП(б), СНК РСФСР имели свою стратегию, целью и стержнем которой было сохранение власти Советов и что с этой точки зрения поведение лидеров КП(б)У, для которых интересы украинских трудящихся были главными, не во всем совпадало с общепартийным, общесоветским курсом, «органично вписывалось в него», имея вполне естественные региональные и национальные отличия. Как и в момент создания КП(б)У, организации антигетманских восстаний, создания Временного рабоче-крестьянского правительства, снова сказались разногласия между «центром» и «местами». Большевистский центр вместе с тем желал, с одной стороны, наиболее решительной победы местных коммунистических сил в Украине, а с другой – остерегался, что их борьба может ускорить конфликт, открытое столкновенье с мировыми империалистическими силами, предвидеть результат которого было очень непросто. Во всяком случае – убедительных аргументов в пользу достижения победного варианта было немного.
Возможно, поэтому, не имея уверенности в какой-либо из альтернатив, российская сторона осуществила попытку привлечь к переговорному процессу представителей советского правительства Украины, в частности – Г. Пятакова[625]. Последний вместе с Я. Дробнисом в самом деле прибыл в конце января 1919 г. в Москву, однако проигнорировал приглашение на совещание, поскольку, по словам Д. Мануильского, стоял на «непримиримой позиции»[626]. Представитель правительства РСФСР надеялся еще убедить их изменить точку зрения. «Но, если они решительно откажутся принять участие в нашей работе, – заметил Д. Мануильский, – то наша партия будет настаивать на их отзыве. Тогда, – продолжил он, – мы вызовем из Харькова Х. Г. Раковского, который туда был послан для усиления сторонников соглашения с Директорией»[627].
Последнее утверждение было, скорее всего, «дипломатическим преувеличением». Обстоятельства замены Г. Пятакова Х. Раковским в должности главы советского правительства Украины заключались в иных, на момент осуществления упомянутой трансформации далеких по сущности и характеру процессах, нежели те, на которые ссылался ловкий дипломат.
Однако здесь важно сознавать, что советская сторона имела возможности для маневра. Варьируя предложения (незыблемыми оставались требования введения в Украине советской власти и создания единого командования для советских и уэнеровских вооруженных сил), Д. Мануильский, В. Менжинский, Б. Красин учитывали быстротечную конъюнктуру.
Посланцы же Украины все больше страдали от практической изоляции, в которую попали с приездом в Москву. Им не удавалось снестись с Директорией по прямому проводу или радиотелеграфом. Они не могли сообщить о достигнутых договоренностях, получить инструкции относительно дальнейших шагов, допустимых компромиссов и т. д. Не помогло даже вмешательство на высоком, наркомовском уровне. Киев на протяжении недель абсолютно не реагировал ни на какие обращения[628].
Тогда глава миссии С. Мазуренко согласился на командирование в Киев курьера, хотя и считал, что таким способом очень трудно предметно решать возникшие на переговорах проблемы. Кто выполнял роль курьера миссии, выяснить не удалось. Он выехал из Гомеля и достиг Дарницы (левый берег Днепра, сегодня район Киева. – В. С.), занятой к тому времени советскими войсками. Однако переехать на правый берег Днепра ему было не суждено. Паровоз, в котором посланец старался добраться в Киев, несмотря на большой белый флаг парламентера, усиленно – «ураганно» обстреливался артиллерийским огнем[629]. Естественно, и средства связи и оружие находились под контролем военных, которыми руководил С. Петлюра. «Не являясь даже атаманом, можно понять, что отдельный паровоз и еще под белым флагом не может угрожать фронту и его можно подпустить к себе безо всякого риска и страха за военное дело, – разъяснял ситуацию В. Винниченко. – То есть это значит, его не подпускали не из-за этого? А из-за чего?
Это знала только атаманская власть»[630].
Сопоставляя всю историю с требованиями С. Петлюры об объявлении войны РСФСР, с атаманскими препятствиями в осуществлении дипломатической миссии в Москву, глава Директории пришел к важным, однако очень неутешительным выводам. Припомнив, что официальное объявление войны северному соседу было сделано 16 января 1919 г., В. Винниченко продолжает: «А 1 февраля, то
