Ко времени моих слёз - Василий Головачев

Вечером двадцатого сентября Расен пришел домой не один, а с командиром спецгруппы, бывшим полковником ВДВ Петром Батогом, и они втроем долго обсуждали план штурма базы Системы в Серпухове. План был дерзок и рассчитан по минутам и секундам. Разрабатывали его специалисты своего дела, и Арсений Васильевич вынужден был признать, что он имеет шансы на успех. Ему в операции отводилась одна из главных ролей – прогнозирование непредвиденных осложнений и угроз, что являлось для него и дополнительным стимулом, и источником нервного напряжения. Впрочем, даже если бы он и захотел отказаться от участия в освобождении дочери, вряд ли признался бы в этом своим новым друзьям из РРР. Они шли на смертельный риск добровольно, ради спасения чужих им людей, и не переживали по этому поводу.

Ранним утром двадцать первого сентября Расена и Арсения Васильевича доставили на аэродром в Жуковском, откуда и началась бунтарская эпопея Гольцова против Системы. Ему даже захотелось заехать к себе домой, позвонить друзьям, услышать новости, рассказать о своих приключениях. Но мысль мелькнула и исчезла, о встрече с друзьями можно было помечтать и после операции.

Вертолет взлетел.

Арсений Васильевич откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, настраиваясь на рабочий лад. До места назначения лететь было всего час, и за это время он должен был войти в состояние владени я, чтобы не терять времени на процесс подготовки в точке посадки.

Внезапно на десятой минуте полета ровный гул двигателей прервался, на мгновение наступила странная глухая тишина, растянувшаяся для него на целую минуту, если не больше. Арсений Васильевич услышал шелест вертолетных винтов, каждый лопасти по отдельности: шширхх… шширхх… шширхх, – и почувствовал приближение острой разящей стрелы, попадание которой – как пули в птицу – превращает полет в падение. Вот она в километре от вертолета… ближе… шестьсот метров… четыреста… триста пятьдесят…

Еще не осознав окончательно, что это означает, Арсений Васильевич крикнул:

– Вниз! Быстрее! Она близко! – и добавил в ответ на взгляд Расена: – Ракета!

Неизвестно, каким образом Расену удалось в течение долей секунды связаться с пилотом и объяснить ему, что надо делать. Однако тот отреагировал мгновенно.

Вертолет резко свернул влево и завалился в штопор, демонстрируя фигуры высшего пилотажа.

Смертельная стрела тоже метнулась вправо-влево, пытаясь догнать винтокрылую машину, но не смогла, пролетела мимо и где-то там, вверху, в тучах, расцвела неярким веером взрыва.

Еще некоторое время пилот бросал машину в крутые виражи, сбивая прицел неизвестному зенитчику с ПЗРК, однако второго выстрела не последовало. Стрелок понадеялся, что одной ракеты будет достаточно, а потом вертолет вышел из зоны поражения.

– Хорошая работа, – сказал Расен хладнокровно.

Арсений Васильевич хотел ответить, что ничего особенного он не сделал, но вовремя понял, что речь шла о пилоте. Тот действительно показал мастерство высочайшего класса.

– Интересно, – продолжал есаул уже другим тоном, – как они нас засекли?

– Боюсь, их разведка вышла на нашу базу, – нахмурился Батог. – Если так, они в любой момент могут бросить на базу федералов. Может быть, вернемся?

Расен посмотрел на Гольцова.

– По сути, операция «засвечена», нужен другой ход. Но ведь так думают и наши враги? Твое мнение?

– Не знаю, – пробормотал Арсений Васильевич.

Есаул некоторое время изучал его лицо, потом отвернулся к Батогу:

– Предупреди наших на месте, пусть порыщут в округе, найдет стрелка. Продолжаем наши танцы.

Через сорок минут вертолет снизился и сел на окраине Серпухова.

Погода благоприятствовала десанту и здесь: тучи висели низко над городом, моросил дождь, видимость была почти нулевой.

Датой рождения Серпухова считается тысяча триста тридцать девятый год, когда он был впервые упомянут в завещании Ивана Калиты. Со второй половины шестнадцатого века, после постройки белокаменного кремля, город становится важнейшей крепостью на южных границах тогдашней России. С тех времен сохранились многие памятники старины, в том числе остатки древних стен на кремлевском холме, небольшие колокольни, церквушки, монастыри – мужской Высоцкий, где хранится чудотворная икона Богоматери «Неупиваемая чаша», и женский Владычный, Троицкий собор, боярские палаты, привоз.

Автопредприятие № 17 располагалось на месте старой ситценабивной фабрики, где до этого стояли хозяйственные лабазы купца Зосимы Серпуховского, а еще раньше – подземные пыточные камеры царского наместника Ставровича. Арсений Васильевич полагал, что пыточные камеры – это легенда, но Расен откуда-то достал самые настоящие чертежи камер, подземных коммуникаций и остального хозяйства автопредприятия, пришлось только пожать плечами, соглашаясь с есаулом, который и предложил подобраться к базе Системы по древним ходам и пещерам. У Арсения Васильевича родилось сомнение, что рискованное мероприятие сорвется, если ходы окажутся заваленными, замурованными или охраняемыми, но командир ратников усач Батог с добродушной усмешкой проворчал: нам лучше всего удаются предприятия невыполнимые, – и Гольцов не рискнул высказывать свое мнение вслух.

Отряд РРР ждали машины: темно-серая «Волга» и черный «Фольксваген Туарег». Расселись по машинам, двинулись в путь.

Дождь усилился, сокращая и без того плохую видимость, впереди колыхалась сизая пелена, по бокам мелькали размытые силуэты деревьев, редких строений и еще более редких машин. Но водители знали дорогу как свои пять пальцев и ни разу не замедлили скорость, не спросили, куда надо ехать.

Миновали кремль с громадой Троицкого собора, потом Серпуховской краеведческий музей, свернули к реке, попетляли по узким улочкам и остановились у глухого забора из высоких бетонных плит.

– Приехали, – сказал Расен будничным тоном, посмотрел на спутника. – Ты готов?

Арсений Васильевич, давно настроившийся на манипулирование энергопотоками, кивнул.

– Выходим.

Вылезли из машины под непрекращавшийся дождь.

Арсений Васильевич огляделся с недоумением, не увидев никого из сопровождавших их ратников.

– Они уже в колодце, – подсказал Расен, угадывая мысли Гольцова.

Только теперь Арсений Васильевич разглядел загороженное бортом «Туарега» отверстие канализационного люка.

– Сюда?

Расен вместо ответа полез в люк.

Арсений Васильевич вынужден был последовать за ним.

В нос ударили запахи гнили, испражнений, нечистот и медикаментов, будто по дну канализационной трубы стекали отходы и вода какой-то больницы. Однако труба оказалась почти сухой, хотя вонь от этого меньше не стала. Вверху звякнула задвигаемая крышка люка, стемнело.

Впереди вспыхнул фонарь, освещая чьи-то ноги в сапогах.

– Пошли, – сказал Расен негромко, направляясь в ту сторону. – Труба выведет нас к автобазе.

Арсений Васильевич промолчал. Он знал условия проникновения группы на территорию автопредприятия.

Высота трубы не позволяла идти во весь рост, приходилось сгибаться и двигаться на полусогнутых ногах. Ратники шагали практически бесшумно, как и есаул. Арсений Васильевич сначала цеплялся за разный мусор, скрипел песком и обломками бетонных плит, потом приноровился и тоже перестал шуметь.

Отшагали двести метров, поднялись по скобам колодца к люку. Задержались на минуту, пока спецназовцы обеспечивали безопасный выход группы на поверхность. Расен тронул спутника за руку, шепнул на ухо:

– Твоя очередь выходить на сцену.

Перед глазами Арсения Васильевича развернулась знакомая картина энергоинформационных связей данного района: серый фон, темные сгущения зданий, строений, сооружений, сеть более светлых прожилок – линий электропередачи, множество ярких точек – бытовые приборы, работающие электроплиты, телевизоры, двигатели автомашин, и пульсирующие колечки и звездочки – ауры живущих здесь людей. Вместе с тем другая часть мозга превратилась в своеобразный объемный биолокатор, отразивший ту же картину в ином диапазоне волн и цветовых сочетаний. Теперь Арсений Васильевич мог мысленно-волевым усилием подключаться к мыслесферам других людей и ощущать их настроение и намерения.

– Что? – коснулись уха губы Расена.

– Все в порядке, – так же тихо ответил он. – Максим и Марина здесь, в одном из подземных бункеров. Их охраняют четверо, с оружием. Еще четверо дежурят на втором подземном этаже. На первом – монитор службы контроля, шестеро в разных помещениях. На земле людей побольше, но только трое или четверо из них вооружены.

– Где эти трое?

– Все-таки четверо… там такое длинное здание – ангар с машинами, в торце – подсобное помещение, из которого есть ход вниз, под землю. И не один, по-моему, там еще лифт. Плюс телекамеры и лазеры.

– Ясно. – Расен выдвинул усик рации из воротника куртки (Арсений Васильевич видел его совершенно свободно, как днем, несмотря на полную темноту колодца). – Батог, ангар тридцать румбов на север, четверо комбатантов, лазерно-телекамерный контроль.