Черная моль - Аркадий Адамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто там?
— Откройте, пожалуйста. Милиция.
— Милиция?!.
Девушка завозилась с замком, но, как видно, от волнения никак не могла с ним справиться.
В этот момент за дверью раздался спокойный мужской голос:
— Иди к себе, Галя. Я сам открою. Это — недоразумение.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Плышевский в домашнем халате и меховых туфлях.
— В чем дело, товарищи? — раздраженно спросил он.
— Я сотрудник милиции, вот мое удостоверение, — невозмутимо ответил Зверев. — А вот санкция прокурора на ваш арест, гражданин Плышевский, и на обыск в квартире.
Глаза Плышевского сузились, и он резко отчеканил:
— Не желаю смотреть ваши филькины грамоты. Я протестую. Ночью врываться в квартиры, хватать людей. Это произвол…
— Вы отказываетесь впустить нас в квартиру? — спокойно спросил Зверев. — Отказываетесь подчиниться постановлению прокурора?
— Да, отказываюсь! И повторяю: это произвол!
— Ну тогда мы вынуждены обойтись без вашего согласия, — хладнокровно заключил Зверев.
Он сделал шаг вперед, и Плышевский невольно отступил в сторону.
Войдя в переднюю, Зверев огляделся и, указав на одну из дверей, спросил:
— Это чья комната?
— Это комната дочери, — хмуро процедил Плышевский.
— А та?
— Та — мой кабинет.
— Квартира вся принадлежит вам?
— Повторяю: это комната моей дочери, ее собственная комната.
В этот момент в переднюю вышла Галя, торопливо застегивая на ходу платье. Она с вызовом посмотрела на отца и сказала:
— Нет, пусть обыскивают и мою комнату.
Обыск начался.
В кабинете за письменным столом расположился следователь прокуратуры, он вел протокол обыска, тщательно записывая все изъятые ценности, которые аккуратно складывались сотрудниками на низкий круглый столик у дивана: хрусталь, серебро, картины, антикварные изделия.
Плышевский сидел в кресле у окна и, закинув ногу на ногу, с презрительной усмешкой наблюдал, время от времени бросая едкие замечания:
— Советую переписать все книги. Они ценнее, чем эти безделушки. Только без грамматических ошибок.
Ему никто не ответил.
— Конечно, милиционерам это недоступно.
Сотрудники молча продолжали работу. Но Галя не выдержала. Она вскочила с дивана и со слезами на глазах гневно крикнула:
— Замолчи! Постыдился бы!..
— Спокойней, девушка, — остановил ее Зверев. — У гражданина просто шалят нервы. Это понятно.
— А я не могу спокойнее! — запальчиво ответила Галя. — Как он смеет!..
Обыск продолжался. Всем было ясно, что изъятыми ценностями дело не ограничится.
Уже в пятом часу утра один из сотрудников подал Звереву записку.
— В передней, за плинтусом, — доложил он.
Зверев развернул записку. Вся она была заполнена двумя столбиками непонятных цифр и обрывков слов:
«уг. мат. дв. 4 (1,7+1,8+3,5+4,25),
3. ст. (3,1+2,4),
дв. пр. 4 (1,9+3,8+2,7+4,1),
кук. 4 (4,0+3,2+3,2+2,5),
под. 7 (3,8+3,1+4,4+1,8+3,6+1,3+1,6),
я. ст. пр. 2 (3,7+4,31)»
и т. д.
Внимательно рассмотрев записку, Зверев показал ее Плышевскому.
— Что это означает?
— Понятия не имею, — пожал плечами тот. — Откуда вы ее взяли?
— Не имеете? — Правый глаз Зверева насмешливо прищурился. — Ладно. Разберемся сами.
— Пожалуйста, — презрительно скривил губы Плышевский. — Нат Пинкертоны с трехклассным образованием…
Зверев, ничего не ответив, вышел из комнаты и подозвал одного из сотрудников. Вдвоем они закрылись на кухне.
— Понимаешь, в чем дело? — спросил Зверев. — Это же явная шифровка!
Обыск между тем продолжался.
В комнате Гали скатали разложенный на полу большой ковер, и лейтенант Арбузов с трудом вытащил его в коридор. Сквозь открытую дверь кабинета он поймал на себе пристальный взгляд Плышевского.
Арбузов снова возвратился в комнату.
Через минуту Плышевский как бы нехотя поднялся со своего места и с безразличным видом прошелся несколько раз по кабинету, потом вышел в переднюю и, мельком заглянув в комнату дочери, той же ленивой походкой возвратился в кабинет. Никто, казалось, не обратил на него внимания.
Но лейтенант Арбузов, дождавшись, когда Плышевский ушел, весело подмигнул товарищу и чуть слышно прошептал:
— Видал? Занервничал, сукин сын! Давай-ка разберемся с этим паркетом.
Одна за другой были тщательно обследованы планки паркета. Все они оказались наглухо вделанными в пол, все… кроме трех, которые под сильным нажимом ноги еле заметно «дышали». В ход были пущены инструменты.
Когда планки были вырваны, под ними оказалось глубокое оцинкованное пространство, доверху набитое стопками сберегательных книжек и толстыми пачками денег. Среди них оказались и доллары.
К нижней стороне одной из планок была прикреплена пружина, соединенная с шестеренкой, с которой сцеплялась другая шестеренка — коническая, и от нее уже уходил под пол стальной тросик. Его путь был скоро обнаружен. Тросик проходил под полом, затем под наличником двери и кончался в передней, у вешалки. Один из болтов, на которых она висела, оказался фальшивым, в его гнезде обнаружили отверстие для ключа. Механизм тайника был теперь ясен.
На стол перед следователем были вывалены сберкнижки и деньги.
Галя, забившись в угол дивана, с ужасом наблюдала за всем происходящим. «Боже мой, боже мой, откуда это все?.. — словно в бреду беззвучно шептала она. — Откуда?.. Прятал, все прятал!.. Вор!.. Вор он!.. Мамочка, бедная, ты даже не знала, с кем ты жила… и я не знала… Нет, нет, я здесь не останусь… я уйду… я буду сама работать… я ни к чему здесь не притронусь…» Галя со стоном закрыла глаза. В этот момент она невольно подумала о Михаиле. Где он сейчас?
Выложив на стол последнюю пачку денег, Арбузов взглянул на посеревшее лицо Плышевского и с необычной для него суровостью сказал:
— Ваша первая карта бита, гражданин Плышевский.
Плышевский криво усмехнулся.
— Что-то уж очень вы стараетесь. Сразу видно, что вас я не поил коньяком, — и он насмешливо взглянул на Галю.
Щеки девушки залил багровый румянец, и она поспешно опустила глаза.
Арбузов ответил спокойно, почти весело:
— Ах, вы намекаете на Михаила Козина? Но он уже уволен из органов милиции. А перед этим, между прочим, сам пришел и все рассказал. Так что даже из него вам не удалось сделать предателя. Понятно? Может быть, теперь вы откроете остальные свои карты добровольно?
Плышевский поджал тонкие губы и ядовито ответил:
— Вы слишком самоуверены, молодой человек. Надеюсь, кто-нибудь мне задаст более умные вопросы.
Но при всем своем самообладании он не удержался и украдкой взглянул на часы. Если Козин все рассказал, то что же теперь творится на Сходне?
За окном начинало рассветать. Сквозь серую мглу проступили очертания соседних зданий, пустынная, занесенная снегом улица и желтоватые бусинки фонарей. Было уже около семи часов утра.
Из кухни наконец показался Зверев. С невозмутимым видом он зашел в кабинет, держа в руках таинственную записку, и сказал:
— Давайте-ка, товарищи, проверим. Даже интересно. Будем искать камушки, — он взглянул на записку. — Итак, первая строчка, первый адрес — угол матраца дивана, четыре камушка, вес каждого указан здесь, вероятно, в каратах.
Галя как ошпаренная вскочила с дивана.
Через несколько минут в уголке деревянной рамы матраца было обнаружено выдолбленное гнездо и в нем четыре блестящих камушка — бриллианты.
— Пойдем дальше, — все так же спокойно сказал Зверев, но в самой глубине его глаз засветилась радость. — Вторая строчка — замок стола, два камушка… Дальше — диван, правая сторона, четыре камушка. — Он посмотрел на Плышевского. — Может быть, чтобы не ломать вещь, вы укажете точно?
— Мне какое дело? Ломайте, — с усмешкой ответил тот. — Государство, надеюсь, не обеднеет?
Когда были извлечены еще четыре бриллианта, Зверев указал следующий «адрес»:
— «Кук» — это какая-то кукла. Давайте ее сюда.
Все стали оглядываться по сторонам. Никакой куклы в кабинете не было.
— Подождите! — взволнованно сказала вдруг Галя. — Это, наверно, кукла-грелка для чайника. Другой у нас… у него нет. Она в кухне.
Плышевский бросил на дочь злобный взгляд, но промолчал.
На столе перед следователем росла сверкающая огоньками горка драгоценных камней.
— Теперь подоконник. Там семь штук, — продолжал Зверев, водя пальцем по бумажке. — Он, наверно, выдвижной.
…Обыск закончился только в десятом часу утра. Усталые, возбужденные сотрудники начали упаковывать в чемоданы изъятые ценности. Зверев предложил Плышевскому подписать протокол обыска.
— Не желаю! — резко ответил тот.
— Как угодно, — невозмутимо произнес Зверев и сухо добавил: — Одевайтесь, гражданин Плышевский.