Узор Судьбы (СИ) - Джулс Бичем

   - А может ты и впрямь становишься одним из тех парней, что рядятся девицами и гуляют с кавалерами? Наш вечно молчаливый милашка Шолто.

   Он засмеялся снова, а за ним захихикали и его спутники, молодые люди, отправленные в обучение и службу будущему наследнику Коллахта. Такое же сборище шутов и дураков, как и их господин. Внезапно Ари лениво щелкнул пальцами, подбрасывая Шолто в воздухе, и перестал смеяться.

   - В любом случае, от тебя отказался даже собственный отец, которому оказался не нужен женоподобный бастард. На твоем бы месте я покончил бы с собой, чем жил, окруженный таким позором.

   В зале были не только Ари и его прихвостни. Дядя и его жена, мачеха Ари, сидели в окружении советников, обсуждая дела. Все видели и слышали, что говорил и делал Ари, а его последние слова прозвучали в тишине так громко, что их могла слышать даже стража у дверей зала.

   Если раньше Шолто позволял кузену издеваться над собой и терпел всё, то сейчас гнев затопил его настолько, что он больше не мог сносить его выходки. Мальчик бешено задергался, пытаясь освободиться, но магические путы крепко держали его. Он не владел магией, несмотря на то, что в его возрасте остальные могли делать разные вещи. Бастард, лишенный магии, и, как следствие - добыча для любого, что могло быть ещё более унизительно?

   Ари хохотал, глядя на то, как Шолто бьется, исходя на молчаливое бешенство. Но потом резко перестал смеяться, меняясь в лице. Шолто понятия не имел - почему вдруг кузен решил замолчать. Он мог лишь купаться в озере кипящего гнева, который придавал ему сил. А затем он почувствовал, что его руки изменяются, словно кости стали жидкими и отливаются в иную форму. Кожа на лице слегка зудела, словно её растягивали. Шолто снова попытался вырваться из плена, и внезапно его руки со свистом разрезали невидимые оковы. Ари попятился, зацепился за собственную ногу и упал на спину, выглядя так, словно перед ним восстал кошмар.

   Шолто плавно опустился на пол, глядя на своего мучителя. Было крайне приятно наконец-то поменяться ролями и видеть, как тот испуган. Краем глаза Шолто увидел, как советники вскочили со своих мест и отступили к стене. Мачеха стоит с изумленным лицом. А дядя не может вдохнуть, отчего его лицо наливается красным цветом.

   Затем дядя бросился к ним, выхватывая меч.

   - Не трогай моего сына! - закричал Айнгус, замахиваясь на Шолто и задевая его руку. Шолто взглянул на неё и увидел, что она была похожа на жуткое крыло летучей мыши землисто-желто цвета. А там, где должны были быть пальцы, крыло заканчивалось когтеподобными шипами.

   Он плечом потер щеку и понял, что ровная кожа словно покрылась шрамами.

   - Отец, спаси меня от этого урода! - заныл перепуганный Ари, и дядя снова махнул на Шолто мечом. В нём Шолто успел разглядеть своё отражение - настолько безобразное и омерзительное, что пришел в ужас. Судьба не только не дала ему ничего, она еще и создала его на самом деле чудовищем.

   Как только Шолто растерялся, он понял, что снова меняется. Спустя секунду он рухнул на каменный пол, тяжело дыша и не понимая - что с ним всё же произошло.

   - Стража! - Закричал дядя, - взять его! Вывезите в пустошь и оставьте там! Мой дом не может быть приютом для черного альва!

   И вот, сейчас Шолто брел обратно, волоча за собой израненное крыло. Он шёл потому, что должен был идти. Если он остановится, то умрет.

   Впереди показались ворота замка, и Шолто замедлил шаг. Дядя мог отдать приказ не впускать его или убить. Что ещё можно было ожидать от него, выяснившего - какой подарочек отправил ему покойный братец на воспитание?

   Мир эльфов был прекрасен. Настолько, что их по праву называли совершенными, дивными. Всё, что было уродливо или неполноценно, эльфы старались искоренить, изменить. Несмотря на то, что дядя правил самой окраиной, охраняя Проход, соединяющий их мир с другими мирами, и эта окраина была так же совершенна в своей уродливой красоте, дядя продолжал жить так, как жили все его соплеменники.

   Ворота открылись, пропуская того, кого Шолто меньше всего ожидал увидеть - мачеху Ари. Надменная и холодная женщина с совершенным, но всегда суровым лицом вышла замуж за дядю, через год после того, как он овдовел. Шолто никогда не слышал, чтобы мачеха обратилась к Ари, или кому-то ещё. Она вообще не снисходила до разговоров с кем-либо кроме супруга и советников. Говорили, что она была королевских кровей, что приходилась родственницей одному из Лордов, водящих в Совет Анхаша.

   В любом случае Шолто нашел в себе силы удивиться тому, что она стояла у ворот, ожидая его приближения. Она смотрела на него, на его изломанное крыло и молчала. На лице жены дяди не отражалось ничего, но Шолто молчал, ожидая, что она что-нибудь скажет.

   - Чтобы твоя рука исцелилась, ты должен заставить кости срастись, - наконец произнесла она, - увидь свои кости и представь, как они исцеляются, принимая целую форму.

   Шолто последовал её совету и понял, что она была права. Хотя это было болезненно, но его крыло медленно перетекло в руку, и Шолто перевел дух.

   - Идём, - жена дяди развернулась и направилась в замок. Словно Шолто вернулся с обычной прогулки. Он сделал шаг и остановился.

   - Но дядя... - неуверенно произнёс он.

   - Я сказала - идём, - оборвала она его тоном, не допускающим возражений.

   Шолто вернулся в замок, но его жизнь не стала прежней. На него не обращали внимания, как и раньше, но больше его никто не трогал и не задевал. Его учили наукам, как и Ари, но с ним вели себя как с чужаком. Шолто догадывался, что он обязан своим возвращением жене дяди, но леди Коллахта никогда не разговаривала с ним.

   Она умерла, когда он достиг совершеннолетия - четырех сотен лет. Несмотря на то, что Шолто так и не узнал, почему она заставила дядю изменить своё решение, он испытывал к ней уважение и благодарность. Ведь она была единственным, кто сделал ему добро в его жизни.

   Земля была настолько сухой и раскалённой, что казалось, будто под ногами лежат раскаленные угли. Он приказывал своим костям исцелиться, но крыло по-прежнему волочилось сломанным парусом. А Коллахт всё так же был далек, сколько бы он не пытался приблизиться к нему.

   Шолто больше не мог идти. Он чувствовал, как шевелятся его внутренности в распоротом животе, словно клубок огромных червей, причиняя боль при каждом шаге. Остановиться - значит умереть. Шолто был готов умереть, хотя в мозгу из последних сил теплилась мысль, что он должен идти. Если он умрет, то больше никогда не увидит того, ради кого и пытался идти. Он не мог оставить его.