Совьетика - Ирина Маленко

Pot verdorie , если только обуза, тогда что ж вы все так отчаянно цепляетесь за них?

Глава 6. «У вас же теперь есть свобода!»

«Почему все не так?

Вроде все как всегда…»

(В. Высоцкий)

«Мама – анархия,

Папа – стакан портвейна»

Как меня с моими взглядами и идеалами вообще угораздило оказаться в такой беспросветно-капиталистической дыре как Голландия, спросите вы…

И будете, конечно, совершенно правы.

Не буду снимать с себя ответственность за собственные поступки, но виной стало еще и нелепейшее стечение исторических и личных обстоятельств….

Я более или менее была уверена, что по окончании школы покину родной город (кстати, во всем своем классе я оказалась единственной, кто это сделал). Слишком уж мне хотелось увидеть мир, и как я ни любила свою «маленькую родину», я прекрасно знала, что если останусь дома, то мне этого никогда не сделать. Так что в столицу я попала не в поисках комфорта. Если бы можно было ездить по работе в Африку и возвращаться на свою родную улицу под сень яблонь, в свой маленький дом, я бы с удовольствием так и сделала. Но, естественно, такой работы у нас в городе не было и не предвиделось.

Я чувствовала, что меня ждет необычная жизнь, и немного волновалась в ее преддверии. Но она оказалась в конечном итоге совсем не такой, как я мечтала.

… В Москву, при всем моем к ней тогдашнем уважении, я не очень-то любила ездить. По крайней мере, если речь шла о поездке на один день за покупками. Обычно в такую поездку люди отправлялись рано утром, в 6, максимум в 7 часов, а возвращались к 10-11 часам вечера. На электричке, по поводу которых у нас даже была шуточная загадка: «длинное, зеленое, пахнет колбасой». Действительно, почему-то мои земляки питали к колбасе особенную слабость. На обратном пути длинные батоны докторской колбасы торчали из развешанных по стенам электрички авосек. Я лично эту любовь не разделяла и могла бы вообще спокойно всю жизнь без колбасы прожить. Но о вкусах не спорят… К слову, для тех, кто жалуется, что с колбасой бывали перебои: в кап. странах, на которые вы так любите ссылаться, вы вряд ли когда увидите обычного человека с целым батоном колбасы – это слишком для него дорого покупать так много сразу!

Билет стоил два рубля – туда и обратно. В один конец – рубль, а не больше половины от цены билета туда и обратно, как это делается на Западе. Когда я начала в Москве учиться, я ездила домой на каждые выходные и вообще когда мне взбредало в голову, даже не задумываясь о цене билета. Близость Москвы была главной причиной, почему я решила учиться там, а не попытать своего счастья в Ленинграде на факультете востоковедения, где требования к партийно-половой принадлежности были не такими строгими, как в ИСАА…. Но я забегаю вперед.

…К тому времени, как электричка подъезжала к Москве, там уже открывались магазины.

С вокзала народ сразу же нырял в метро. Я всегда очень любила московское метро. Праздничное даже в будни с его такими непохожими друг на друга станциями , поднимающее настроение своей торжественной красотой, разве сравнимо оно с грязной, отделанной граффити и воняющей мочой подземкой Роттердама или Амстердама? Моя самая любимая станция – Новослободская , с ее разноцветными прозрачными витражами. А еще я люблю прохладный ветерок из туннеля, вперемешку с едким запахом резины. И эскалаторы! На эскалаторах народ стоя читал – газеты и книги. А еще в метро было очень удобно назначать свидания. Да ради одного только того, чтобы его увидеть, стоило съездить в Москву! Кататься на метро можно было хоть весь день, переходя с линии на линию – проход внутрь стоил 5 копеек. В мои студенческие годы единый билет на все виды транспорта в Москве на месяц стоил около 5 рублей.

На Красной площади мы в те годы бывали редко, и потому такие визиты особенно запоминались. Это сейчас на ней устраивают поп-концерты и прочую ерунду, а тогда она была для нас действительно святыней. Кремлевские башни, казалось мне в детстве, доставали своими звездами до самого неба! А уж услышав не по радио, а наяву бой курантов Спасской башни, знакомый нам всем с младенчества по новогодней ночи, ты действительно чувствовала мороз по коже. Это место было живой историей! Побывала я в школьные годы и в Кремле, во всех его храмах, в Оружейной Палате, в Третьяковской галерее, в Историческом музее, в Музее Ленина и во многих других.

Но чаще всего в Москву мы ездили все-таки за покупками. Я бы не сказала, что от какой-то особенной нужды. Вот когда дедушка в гражданскую войну ездил на Украину менять вещи на продукты – вот это действительно была нужда! Из нас же никто и понятия не имел, что такое голод. Просто когда хотелось чего-нибудь особенького, – например, к празднику или ко дню рождения, – то естественно, в большом городе выбор был шире. Пример – конфеты на елку. То же самое, кстати, и в западных странах. Ездят же люди из окрестных городишек в дублинские шоппинг-центры запасаться подарками к Рождеству – и никто не вопит, что ето делается из-за «дефицита на местах». Так что не надо преувеличивать значение «колбасных электричек». Из того, чего у нас в городе тогда не продавали, был единственный продукт питания, за которым я была согласна стоять в очереди хоть весь день. Бананы!! Но разве это предмет первой необходимости?

Естественно, из магазинов саму меня интересовали немногие: сначала игрушечные, а потом, когда стала постарше – книжные и музыкальные. Помню походы в «Детский мир», где на стене висели удивительные часы, с лицом солнышка, двигающим глазами, вместо циферблата, и с различными сказочными героями, выглядывающими из своих домиков, когда пробивал определенный час. Солнышко с его хитрой физиономией казалось живым. Там мне покупали то, чего у нас в городе не было – ге-де-эровские стереодиапозитивы с изображениями сцен из различных сказок. Я их обожала! Или диафильмы для моего фильмоскопа. Современные дети даже не знают, что это такое.

Здесь же можно было купить детские вещи, школьную форму, зимние пальто (обычно пальто покупали на несколько лет – до того, как из него вырастешь). Когда я в первый раз увидела, сколько стоят детские вещи на Западе, меня чуть не хватил инфаркт. Зачастю они дороже взрослых. А ведь ребенок, в отличие от взрослого, моментально из всего вырастает! А у нас в СССР детская одежда, обувь и тому подобное субсидировались государством и поэтому стоили гроши. И когда какой-нибудь умник, сам в жизни ни в чем не испытывавший нужды, бубнит мне в очередной раз про «ГУЛАГ-архипелаг», я вспоминаю цены на детские пеленки, распашонки и ботинки. Если субсидировать их, субсидировать общественный транспорт, предоставлять жилье, предоставлять бесплатное лечение и образование – «не дело государства», то на фига оно вообще, такое государство, нужно?…

Когда я после пятилетнего отсутствия на Родине приехала с Сонни в Москву, мы забежали ненадолго в «Детский мир». Мне очень хотелось показать ему удивительные часы- Солнышко. Но их уже не было. Вероятно, продал за границу или «в частную коллекцию» какой-нибудь «предприимчивый бизнесмен». (Бизнесмены наши по сути – обыкновенные мародеры. Весь их «бизнес» заключается в том, чтобы тащить то, что плохо лежит и продавать созданное или выработанное другими.) Вместо детских вещей теперь в «Детском мире» торговали всякой белибердой, чуть ли не иномарками. На одном из этажей раскинулся супермаркет. Сонни захотел туда зайти, но хозяин, ближневосточной внешности, жестами показал нам, что для этого сначала надо оставить у него наши небольшие сумки. По-русски он не знал ни слова. Кровь ударила мне в голову. Расселся здесь, толстопузый буржуй, да еще и командует, словно это он нам делает одолжение, разрешая зайти в его лавочку!

– Для начала научись хотя бы говорить по-русски!- бросила я ему и потянула Сонни за собой.. .

… На Калининском проспекте был другой мой любимый магазин, «Мелодия», где можно было купить такие пластинки, которые у нас в городе отродясь не водились (потому что их вряд ли кто-нибудь купил бы. На фирме «Мелодия» просто не знали о моем существовании!). Например, «Традиционная музыка Эфиопии», которую не всякий к тому неподготовленный человек выдержал бы дослушать до конца. Песней «Фано» я дома летом распугивала соседей, вытащив проигрыватель во двор.

Можно было купить около «Мелодии» и диски зарубежные, чаще всего выпущенные в Германии или Югославии: вокруг дверей магазина так и вились мальчики с «дипломатами», делавшие вид, что ждут здесь кого-то по серьезному делу. К ним надо было подойти и негромко спросить, что именно тебе было нужно. Чаще всего если не у одного, то у другого это находилось: «работали» они артелью. Дальше вы отходили куда-нибудь в ближайшую подворотню, где фарцовщик демонстрировал вам диск, и сделка заключалась. В плане качества все было по-честному. Но цена на один диск доходила до 100 рублей (у мамы зарплата без премиальных была около 250). Обычно мне дарили один, максимум два таких диска в год: на Новый год и на день рождения. Мы с Шуреком сдували с них пылинки: переписывали на магнитофон и потом слушали уже на пленке, чтобы пластинку не портить. Еще дисками подторговывали появившиеся только недавно у нас диск-жокеи, как правило, комсомольские активисты. Один такой активист, из маминой заводской дискотеки, по имени Вава, чем-то напоминавший диплодока (маленькая голова и большое все остальное), был немного влюблен в мою маму и приносил ей диски для меня прямо на работу (несмотря на все его нежные чувства, конечно, тоже не бесплатно). Но никакого благоговения перед фарцовщиками я не испытывала. Наоборот, я знала, что они спекулянты и занимаются незаконным делом, поэтому даже когда мы прибегали к их услугам, я испытывала чувство брезгливости. Все знали, чем они занимались – и то, как легко было их этот «бизнес» прекратить, показали андроповские годы, когда они моментально исчезли с московских улиц, как тараканы с кухни, опрысканной дихлофосом. Честно говоря, именно поэтому я не воспринимала их всерьез и не считала серьезной угрозой нашему строю. Их так было легко при желании пересажать! Потом, при Горбачеве, когда они расплодились тоже с тараканьей скоростью, я любила говорить им в лицо, если они пытались навязать свой товар (да, к тому времени они уже настолько охамели!): – Андропова на вас нет!