История великих путешествий. Том 3. Путешественники XIX века - Жюль Верн

Покончив с этими работами, «Блоссом» вновь направился к северу; но так как метеорологические условия оказались менее благоприятными, ему удалось на этот раз достичь лишь 70°40'. В этом пункте оставили на берегу продовольствие, одежду и инструкции на тот случай, если Парри или Франклину удалось бы сюда добраться.

Прокрейсировав здесь до 6 октября, Бичи скрепя сердце решил вернуться в Англию. По дороге он зашел в Монтерей, Сан-Франциско, Сан-Блас[532], Вальпараисо, обогнул мыс Горн, сдедад остановку в Рио-де-Жанейро и 21 октября стал на якорь в Спитхеде.

Перейдем к рассказу об экспедиции русского капитана Федора Петровича Литке (1797 — 1882)[533], давшей важные результаты. Отчет о ней написан очень увлекательно и остроумно. Поэтому мы кое-что позаимствуем из него.

«Сенявин» и «Моллер», два грузовых судна[534], построенные в России, прекрасно держались на воде, но второе из них было довольно тихоходным — недостаток, из-за которого на протяжении почти всего пути корабли шли отдельно. «Сенявиным» командовал Литке, «Моллером» — М. Н. Станюкович[535].

Первого сентября[536] 1826 года оба судна покинули Кронштадт. Они зашли в Копенгаген и в Портсмут, где были приобретены физические и астрономические приборы, и сразу же по выходе из Ла-Манша потеряли друг друга из виду. «Сенявин», о плавании которого мы будем преимущественно рассказывать, остановился на Тенерифе, где Литке рассчитывал соединиться со Станюковичем.

Между 4 и 8 ноября на этот остров обрушился страшный ураган, какого там никогда не наблюдали со времени завоевания Канарских островов. Три корабля затонули на самом рейде Санта-Крус; два других, выброшенные на берег, были разбиты в щепу, реки и ручьи, переполнявшиеся из-за небывало сильных дождей, снесли сады, каменные ограды, здания, уничтожили много больших плантаций, почти полностью разрушили один из фортов, превратили часть городских домов в развалины, загромоздившие ряд улиц. Триста — четыреста человек погибли при этом стихийном бедствии, убытки от которого исчислялись во много миллионов пиастров[537].

В январе оба судна соединились в Рио-де-Жанейро и до мыса Горн шли вместе. Здесь им встретились обычные бури и туманы, которые опять разъединили их. «Сенявин» направился к бухте Консепсьон.

«3 марта расстояние наше, — рассказывает Литке, — до ближайшего берега по счислению было только 8 миль, но густой туман скрывал его. Ночью туман рассеялся, а рассвет явил нам зрелище неописанного величия и прелести: зубчатая с острыми пиками цепь Андосов [Анд] резко обрисовалась на небесной лазури, первыми лучами солнца озаренной! Не буду умножать числа тех, кои терялись в тщетных усилиях передать другим чувства свои при первом виде подобных картин природы. Они неизъяснимы подобны великолепию самого зрелища. Переливы цветов, постепенное освещение облаков и неба с возвышением солнца неподражаемо прелестны. К сожалению, зрелище сие, как все в высокой степени изящное в природе, было непродолжительно: с увеличением массы света в атмосфере огромный исполин сей, казалось, погружался в бездну, а взошедшее солнце сгладило и следы его».

Чувство, пробудившееся в Литке при виде бухты Консепсьон не похоже на то, которое ощущали некоторые из его предшественников. Он еще не забыл пышной растительности, окаймлявшей бухту Рио-де-Жанейро. Неудивительно, что этот берег показался ему довольно бедным. Жители, поскольку он успел узнать их за время очень короткой стоянки, обладали, по его впечатлениям, более приветливым характером и были более культурны, чем люди того же класса во многих других странах.

Войдя в гавань Вальпараисо, Литке увидел «Моллера», снимавшегося с якоря, чтобы идти на Камчатку. Команды обоих судов попрощались, и с этих пор каждое из них пошло своим путем.

Первую экскурсию офицеры и естествоиспытатели с «Сенявина» совершили в знаменитые «кебрадо»[538].

«Это, — рассказывает путешественник, — ущелины в горах, улепленные, так сказать, маленькими хижинками, содержащими большую часть населения Вальпараисо. Наиболее населенное кебрадо есть то, которое подымается от юго-западного угла города; гранит, выходящий тут наружу, служит для строений надежным основанием, обеспечивающим их от разрушительного действия землетрясений. Сообщение этих жилищ между собой и с городом совершается по узким тропинкам, проложенным по утесам, без всяких перил или уступов, по которым дети, резвясь, бегали вниз и вверх, подобно сернам. К немногим только домам, ито принадлежащим иностранцам, проведены тропинки уступами. Чилийцы считают это роскошью, совершенно лишнею и бесполезною. Престранное зрелище представляет лестница черепичных или пальмовых крыш под ногами — над головой такая же лестница порогов и огородцев. Я сначала пошел было с натуралистами, но они скоро завели меня в такое место, что я ни шагу вперед, ни шагу назад более не мог ступить; и потому вместе содним из товарищей оставил их, пожелав им явиться домой с целыми головами, но тысячу раз думал лишиться своей, прежде нежели сошел вниз».

Когда после утомительной прогулки в окрестностях Вальпараисо русские моряки верхом вернулись в город, они были очень удивлены тем, что встретившийся патруль заставил их, несмотря на протесты, спешиться.

«Был Великий Четверг, — рассказывает Литке, — от сего дня до Страстной Субботы не позволяется здесь, под великим штрафом, ни верхом ездить, ни петь, ни играть на инструментах, ни даже ходить в шляпе. Всякое дело, всякая работа, всякое увеселение строго на эти дни запрещается. Пригорок посреди города, на котором стоит театр, обращается на это время в Голгофу[539]. Посреди огороженного щитами пространства воздвигается крест с изображением Христа. Перед сим местом набожные души приходили громкою молитвою смывать грехи свои. Я заметил только грешниц, но ни одного грешника; большая часть из них, конечно, твердо были уверены в получении благодати — ибо по пути шутили, смеялись, приближаясь к этому месту, принимали вид смиренный, преклоняли колена на несколько минут и потом продолжали путь с прежними шутками и смехом».

Нетерпимость и суеверия, проявления которых иностранцы встречали на каждом шагу, вызвали у русского путешественника вполне понятные размышления. Он с сожалением отмечал, сколько энергии и сил тратятся бесполезно вместо того, чтобы найти себе применение для морального совершенствования и развития материального благополучия страны.