Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо - Михаил Леонидович Хазин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Системообразующим свойством феодальной формы Власти является иерархия подчинения: над племенем в лице его вождя или старейшины появляется более высокий сюзерен (сначала временный вождь военного союза племен, быстро превращающийся в регулярно правящего монарха). По мере расширения территории военных действий над этим сюзереном появляется сюзерен следующего уровня, и через некоторое время мы обнаруживаем типичную феодальную монархию. В ней статус чужака в племени уже не равен нулю, а определяется его местом в общей иерархии подчинения (за убийство королевского чиновника придется отвечать перед королевским судом, а за убийство обычного крестьянина — всего лишь перед судом местного феодала). Благодаря этому становится возможным относительно мирное существование большого числа «племен» (теперь уже, скорее, «вождеств» или феодов) на одной территории, — это и есть основной признак государства[335].
Из иерархического устройства Власти при феодализме вытекает его главная (и обычно не до конца понимаемая) особенность: «Вассал моего вассала — не мой вассал». Верховный сюзерен располагает лишь относительно небольшими собственными землями (где он действительно полный хозяин над всеми крестьянами) и присягой своих вассалов; у него недостаточно ресурсов, чтобы вершить королевский суд на всей территории своего государства. Поэтому «до бога высоко, до царя далеко», и непосредственная власть на местах всегда остается в руках местных феодалов.
Практик. Тут есть одна важная тонкость, которую мы в нашей книге не разбираем, поскольку речь идет об общих правилах Власти. Дело в том, что в западной модели власти иерархия не одна, их несколько[336]. Поэтому требования «королевского суда», часто встречающиеся в средневековой истории, связаны не только с попытками защититься от местного феодала, но и найти управу на «иерархию денег», которой обычно нет никакого дела до закона и традиционных ценностей.
Теоретик. Отсюда постоянные надежды крестьян на царя-батюшку (ведь в конфликте со своим феодалом им больше не к кому обращаться) и столь же постоянный крах этих надежд. Попытки короля, опирающегося только на феодалов, ввести единоличное правление, обречены на неудачу: феодалы в ответ выберут себе другого короля.
Читатель. Разве королей выбирают? Я думал, что уж королевская-то власть всегда передается по наследству!
Теоретик. Далеко не всегда. Монархии бывают не только наследственными, но и выборными[337]. Даже в классических западных королевствах существовал институт пэров, которые как раз и образовывали коллегии по выбору нового короля. Да, многие века они выбирали только наследных принцев, но имели право этого и не делать. А уж когда наследственные династии прерываются[338], вопрос, кто будет следующим королем, решается только вчерашними вассалами. Как мы уже писали ранее, определять тип Власти в той или иной стране следует не по формальному признаку престолонаследия, а по политической культуре ее элиты. Если элита предпочитает монархическое правление, она может выбирать себе монарха хоть всенародным голосованием — характер правления от этого не изменится.
Второй формой Власти, также возникшей в глубокой древности[339], является республика. Разные племена может объединить не только война, но и торговля (например, обмен рыбы на хлеб в удобной для этого бухте); в благоприятных условиях из такой торговли возникают города, управляемые невоенным союзом племен (которые теперь уже правильнее называть корпорациями). Пока разные племена жили каждое на своей территории, межплеменные контакты были редкостью и конфликты можно было улаживать советом старейшин. Но когда люди разных племен селятся в одном месте и ежедневно сталкиваются друг с другом, к старейшинам уже не набегаешься. Людям пришлось выработать новые «правила общежития», без которых невозможно было нормально жить бок о бок. Сегодня мы знаем эти правила как традиционные ценности, например библейские, наиболее широко распространившиеся в западном мире[340]. С появлением таких ценностей (и людей, их придерживающихся) стало возможно формирование новой, более сложной социальной структуры.
Поскольку регулярная торговля немыслима без учета и контроля, а те, в свою очередь, без регламентации совершаемых операций, у жителей торговых городов входит в привычку подчиняться установленным правилам. От случая к случаю собираемый совет старейшин превращается здесь в регулярно заседающий городской совет, формирующий постоянно действующие исполнительные органы и издающий законы; в свою очередь, эти законы устанавливают статус как полноправных жителей города (независимо от их корпоративной принадлежности), так и приехавших в него чужаков. Насилие внутри города контролируется городской стражей, принадлежащей городу в целом — то есть республике, «общему делу» построивших его корпораций. Происходит разделение Власти и Государства, государство становится всего лишь еще одной организацией, «государственной машиной», у руля которой находятся старейшины корпораций, составляющие городскую олигархию. Однако необходимо помнить, что в основе всей этой мощной структуры лежит прежде всего готовность горожан подчиняться правилам и тем, кто их устанавливает, следующая из разделяемых ими традиционных ценностей.
Разумеется, столь сложное (по сравнению с феодальным) устройство общества требует больших затрат и возникает лишь в чрезвычайно редких условиях[341]. Однако у него имеется одна существенная особенность: в республике граждане подчиняются не своему сюзерену, а напрямую сообществу в целом (в лице его законов и представителей власти). В результате они чувствуют себя несколько более защищенными и с большей охотой ведут хозяйственную деятельность. В краткосрочном периоде эти «два-три процента» никак не проявляются, но на протяжении столетий оказывается, что именно в таких республиканских городах и концентрируется основная экономическая активность целых континентов. Более того, монархия, на территории которой[342] начинается экономический рост, сталкивается с невозможностью управлять государством в ручном режиме, и в ней появляются республиканские механизмы. В то же время в условиях экономических кризисов и войн, когда хозяйственная жизнь резко упрощается, часто наблюдается обратный переход: общество возвращается к монархической форме правления, отдавая власть в руки «кризисного управляющего», то есть диктатора.
Наличие на территории государства развитых городов дает королевской власти дополнительный ресурс, который она может использовать против феодальной вольницы[343]. Заключив союз с городами (то есть обложив их налогами в обмен на военную защиту), монарх получает независимый от своих вассалов источник дохода — а следовательно, и возможность значительно увеличить свою королевскую власть. В результате Франция Людовика XIV становится европейской сверхдержавой, а
