Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины - Галина Артемьева

Ведь информацию почерпнуть было неоткуда. В фильмах — целовались (ну, даже не то чтобы целовались, а обозначали поцелуй… потом объятие, наплыв…)… А потом вдруг начинал орать младенец. Что еще думать?

Какие-то тем не менее неясные слухи доходили. Находились более искушенные подруги, которым что-то кто-то рассказывал, они передавали… Что-то туманно вычитывали из художественной литературы…

И вдруг — открытие. Я, роясь у нас дома в книгах, нашла где-то на дальней полке старую-престарую книгу, фолиант 1907 года издания. Называлась она «Половой вопрос. Естественно исторический, психологический и социологический этюд, предназначающийся для образованных читателей». Автор — Август Форель, авторитетный швейцарский профессор.

Было мне уже к тому времени шестнадцать годков.

Я немедленно позвала подругу (она жила в соседнем подъезде), и мы принялись читать, приходя в ужас от словосочетания «половой акт»:

«По наступленiи соотвhтственнаго душевнаго и чувственнаго возбужденiя въ мужчине и минованiи возможнаго со стороны женщины сопротивленiя, мужчина вводитъ свой эрегированный членъ въ женское влагалище…»

Мы и тут мало что поняли. Но сильное впечатление произвело упоминание о «возможном сопротивлении со стороны женщины». То есть — «половому акту» полагалось сопротивляться! Уже кое-что! И, кстати, спасибо профессору за эту деталь. Это от многого уберегало впоследствии.

И еще один абзац впечатлил нас на долгие годы: «Замhчательно психологическое дhйствiе контраста, наступающее послh совокупленiя подъ влiянiем старыхъ инстинктивныхъ нервныхъ автоматизмовъ. Въ начале полового влеченiя обонятельныя ощущенiя, прикосновенiе, движенiя, взоры, словом, все, имhющее отношенiе къ другому полу, дhйствуетъ въ высшей степени привлекающимъ и возбуждающимъ образомъ, въ смыслh сладострастного экстаза, который подавляетъ все остальное и заставляетъ видhть въ данной минутh чуть ли не конечную цhль всей жизни. Очень скоро по совершенiи полового акта все это исчезаетъ и разлетается какъ сонъ. То, что за минуту казалось предметомъ величайшаго вожделенiя, теперь становится не только безразличнымъ и утомительнымъ, но даже вызываетъ чувство легкаго отвращенiя».

Нельзя этим заниматься без любви, если не хочешь, чтобы о тебе потом думали с чувством легкого отвращения — вот какой вывод я сделала для себе в результате чтения.

А еще… еще весь этот «акт», как выяснялось, приводил к беременности. Вот чем кончались такие игры.

Этот результат внушал нам глубокий ужас.

У нас намечались пока другие дела, кроме «полового вопроса» и последующей беременности. Мы знали свои цели: нам надо было школу закончить, специальность получить, чтобы стать независимыми и хорошо образованными людьми.

Остальное — глупости.

Цепь неслучайностей. Гораций

Я уже рассказывала эту историю в своем романе. Но пропустить ее тут не могу, потому что она очень повлияла на меня в юные годы. А в зрелости заставила задуматься о существовании судьбы.

Тут я буду краткой.

Я училась в десятом классе, выпускном. Первое школьное полугодие я жила практически одна: осенью у тети Ани случился обширнейший инфаркт, ее положили в МОНИКИ, Танюся с работы мчалась к ней — ухаживать, кормить… Сейчас освоены операции на сердце, тогда их делали в крайних случаях. Инфаркт лечили тем, что больного укладывали неподвижно, ожидая, когда сердце справится само (если справится).

Моя Танечка приходила домой часам к десяти вечера. А бывало, и оставалась на ночь дежурить.

Я вполне справлялась одна: годами налаженный распорядок и привычка строить свой день сказались в ответственное время. Я приходила из школы, переодевалась, мыла руки, ела и садилась за уроки. Потом мы могли пойти погулять с подругами. Потом я усаживалась читать… Ужинала… Ложилась спать. Никаких проблем. Я много думала, вела некое подобие дневника, делала обширные выписки по интересующим меня вопросам. Домашний книжный человек.

В декабре 1967-го мне позвонил незнакомый парень. Сейчас такие знакомства запросто происходят в Интернете, тогда, бывало, знакомились по телефону.

Он, как потом оказалось, увидел мой телефон у моей подруги по Круглому озеру Лариды Ширахмедовой в записной книжке. Ларидка, как я уже говорила, росла с тетей, которая преподавала русский язык в Академии Фрунзе. Вот к этой тете ходил на занятия русским языком перед поступлением в институт мой незнакомец. Он просто открыл Ларидкину записную книжку, лежавшую в прихожей, на той странице, где был записан мой номер с именем и фамилией. Он почему-то запомнил номер и позвонил.

Я про это все узнала через год после нашего знакомства.

Мне тогда, когда он позвонил, было достаточно одиноко: все-таки большую часть времени я проводила дома одна. Мы стали общаться. Он звонил каждый день. Я как раз успевала вернуться с уроков, переодеться, умыться… И раздавался звонок. Мы говорили обо всем на свете. Он много читал, как и я. Нам было о чем поговорить. И мы подружились, совершенно не зная друг друга. Но он хотя бы знал, как меня зовут. Я же не знала ни его имени, ни где он живет, ни в какой школе учится. Он предложил называть его Горацием (как звали друга Гамлета). Ну, пусть Гораций. Вот — я сейчас подумала, что мы предвосхитили время: это же теперь нормально: человек взял себе такой ник. Но меня это напрягало.

Так продолжалось до окончания школы. Потом, после выпускного, когда образовалась крохотная передышка перед вступительными экзаменами (они тогда проходили в августе), мы встретились. Наше уже сложившееся представление друг о друге не совпало с тем, что мы увидели. Он ждал маленькую брюнетку. А я была высокой и светловолосой. Он совсем мне не понравился. Надо же! Удивительно! Так хорошо и уютно общались — ежедневно — целых полгода, а встретились — и пошло отчуждение. Но это не казалось какой-то бедой. Много всего надо было преодолеть: поступление, нервотрепка…

Он продолжал звонить, но гораздо реже. Потом совсем пропал. Позвонил в сентябре — я уже училась. Оказывается, лежал в больнице: инфекционный мононуклеоз. Страшная болезнь. Мы встретились — словно впервые. И вот тогда, наверное, понравились друг другу и стали встречаться. Естественно, к этому времени он уже назвал свое настоящее имя…

Мы были хорошими друзьями, потом — то ли влюбленными, то ли нет… Общение вроде обязывало начать целоваться… Но ничего похожего на то чувство, которое по-прежнему жило в моей душе, на ту первую любовь, я не испытывала. А потом — привязалась. И полюбила. Иначе, чем в первый раз, по-родственному.