Мне – 65 - Юрий Никитин

Затем, при этой бурной жизни, хозяину приспичило продать квартиру, нам пришлось срочно искать другое место. Сняли в детском садике на первом этаже часть крыла. Заняли его книгами, там же и ночевали, охраняя книги.

В детском саду Лилия предложила робко, что хорошо бы завести собаку или кошку, я задумался, кого из них, ибо здоровый инстинкт сильного всегда заставляет о ком-то заботиться, а когда дети вырастают и разлетаются, то потребность заботиться о ком-то, менять пеленки и вытирать нос все равно остается…

С детства подбирал котят и щенков, приносил домой, выхаживал. И периодически у меня жили то кошки, то собаки. Но вот, когда в очередной раз восхотелось завести дома что-то такое вот, петовое, бесполезное, но приятное, задумался: кошку или собаку?

Сперва хотел было кошку, потом понял, что руководствуюсь прежде всего трусливой мыслью, что с кошкой просто меньше хлопот: не насрет на улице, не гавкнет на прохожего, а тот не закричат мне: уберите собаку, ходят тут всякие без намордника… а потом, уже став кошатником, начну искать себе оправдания и буду рассказывать о загадочной натуре кошек, о непостижимости кошачьего характера, потому кошек предпочитают собакам… И уже совсем было решился пойти на Птичий рынок и купить котенка, как, проанализировав доводы, понял, что движет мною обыкновенная обывательская трусость. Конечно же, кошка в любом случае не нагадит на тротуаре: сидит в квартире, а за собаку надо отвечать… отвечать же никто из нас не любит.

Потому многие заводят кошек, а затем начинается обязательный процесс поэтизации своего выбора, своей позиции. Начинают придумывать разные фантастические версии о гордости кошек и рабскости собак, о непостижимом уме кошек и прочих их достоинствах. Ну это как если человек, не в состоянии выбраться из бедности, начинает говорить, что он и не старался достичь достатка, ибо бедность – не порок, а все богатые – сволочи.

Поэтизация своего образа жизни необходима, иначе человек если не удавится от тоски, то в лучшем случае наживет себе язву. А так ходит гордый, мол, всех денег с собой не заберешь, зато я свободный, ну и что, если я в говне, – зато душа у меня чистая…

Так вот я плюнул и разрешил Лилии сходить в клуб и прибрести щеночка. Замечательнейшего боксерчика, толстенького, веселого, игривую девочку, которую назвали Хрюкой. Чуть позже Хрюка стала одним из главных персонажей в «Ярости».

В это время, как уже говорил, мы жили на складе, снимаемом в помещении детского сада, работая днем директорами и грузчиками, а ночью – сторожами. С утра у нашего крыльца собиралась толпа малышей, которые писклявыми голосами просили выпустить гулять Хрюку. Мы выпускали, и они во время прогулки носились по огромной огороженной территории. А вечером, когда родители приходили их забирать, взахлеб рассказывали, что здесь живет громадная собака, с которой они играют. Чтобы успокоить родителей, пришлось показать им громадного пса, трехмесячную Хрюку, которая дальше забора детского сада еще никуда не выходила. Эта охранная собака лезла ко всем на ручки и могла зализать до смерти любого вора.

А ночью в зарешеченные окна бросали камни неизвестные, преисполненные справедливого пролетарского негодования, что кто-то пытается жить лучше, чем они, газгольдеры духовности и богатства загадочной русской души. Я выскакивал и стрелял в темноту из газового пистолета. Грохот, как от настоящего, пролетариат разбегался: вдруг да эти проклятые кооператоры попадут в кого и в темноте. А жить хочется и пьяному, и ленивому.

Из детского сада нас попросило испуганное слухами о криминале руководство детского сада. И хотя мы платили исправно, вели себя тише воды, однако своя шкура дороже, нас торопили, мы сняли новый склад. В это время кампания против мафии закончилась, дирекция детского сада уговаривала нас остаться, но мы уже уплатили аванс за новое помещение, так что перебрались и со складом, и с офисом.

Мафия в нашей стране нашла самую лучшую в мире почву. Мы все – сторонники мафии. Даже если сами в этом не признаемся. Ведь все семьдесят лет полиция, ну пусть милиция, и власти были окружены страхом и ненавистью. Милиционером пугали детей. От власти ждали только арестов, обвинений, неприятностей. И всякий, кто ей сопротивлялся, считался героем. Стыдно было украсть у кого-то кошелек или хотя бы щепочку, но с завода или института можно было воровать все, что сумеешь унести, – никто из коллег слова не скажет, не осудит и тем более не выдаст, ибо это принадлежало власти, той самой ненавистной власти!

Если в старом правовом государстве, к примеру в Англии, власть обманывают только преступники, то в России, кроме них, долгом совести считали ее обманывать и бороться с нею интеллигенция, писатели, ученые, словом, лучшая часть общества! А средний слой, который не был ни ворами в законе, ни писателями с мировым именем, попросту итальянил, бил баклуши, делал вид, что работает, а сам воровал у власти все, что мог.

И сейчас, когда к власти пришли те же партийные чиновники прошлых лет, а передадут ее только своим детям и внукам, к власти осталось такое же отношение.

Бабулька, что пришла и предлагала деньги в долг под крохотный процент. Продала квартиру, а деньги боится вложить в банки и фонды: лопнут, предлагает нам. Мы отказались, ибо нельзя рисковать чужими деньгами.

Сафаров, начальник нашего транспортного цеха, пришел на работу веселый, рассказал с энтузиазмом:

– Мир меняется!.. Я когда сюда шел, такое видел!.. Бабка ковыляла себе, а когда увидела шикарный мерс на той стороне, так сразу выпрямилась, гордо так подошла, а водитель выскочил, дверь перед ней распахнул! Я еще заметил на заднем сиденье двоих быков.

Я кивнул, почти не слушая, а наш главный редактор насторожился, переспросил:

– Бабка была не в сером драповом пальтишке?

– Верно, – кивнул Сафаров. Засмеялся. – Что, знакомая?

– В какой-то мере, – ответил главный медленно.

Сейчас в пример ставят Чехию, где преобразования были проделаны в кратчайший срок, теперь это самая благополучная страна Восточной Европы. Всего лишь три года длился спад, а сегодня Чехия переживает небывалый подъем.

Экономисты гадают о «чешском чуде», да что там гадать: там президентом стал Вацлав Гавел, которого коммунисты бросили в концлагерь, а у нас президентами становятся те, кто сажал Гавела и других в лагеря, сжигал их книги.

Как бы Ельцин ни рядился в тогу демократа, но как был секретарем обкома партии, так им и остался. А к чему эти секретари обкомов привели страну, уже видим.

Мы продолжали выпускать англо-американскую фантастику в подписных томах и отдельными книгами, начали готовить детективы и дамские романы. Дело расширялось, приходили новые сотрудники, десятки переводчиков трудились день и ночь, а квалифицированные редакторы готовили книги к печати.