Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв. - Лариса Чернова

Между тем, для сэра Николаса Брембра наступили трудные времена. Своей политикой в качестве мэра, сопровождавшейся многочисленными злоупотреблениями, он вызвал массовое недовольство в Сити. К этому времени сумели укрепить свое положение и противники короля — главного покровителя Брембра. В феврале 1388 г. сэр Николас Брембр был казнен{1276}. Ни один из его родственников не смог действенно постоять за него.

А в конце февраля или начале марта 1391 г. умер Джон Фиц-Никол. Снова, уже в третий раз, Маргарет овдовела, а ее богатая коллекция собственности обогатилась поместьем Бадуэлл, всеми владениями Фиц-Никола в Лондоне и солидной долей от вложений почившего супруга.

Казалось бы, смерть Брембра и сдвиг в городской политике от конфронтации к согласию между различными «партиями» сделали вопрос о браке Маргарет менее насущным, но она была слишком выгодным активом, чтобы спокойно наслаждаться годами вдовства. Ее огромное состояние и социальный статус теперь как никогда могли использоваться правящей элитой, чтобы окончательно победить или умилостивить последние остатки «демократической» оппозиции. Спустя девять или даже менее месяцев ей вновь была предложена партия на рынке невест.

Последний брак Маргарет был самым политически ангажированным и в полной мере иллюстрирует весь чуждый сентиментальности прагматизм, который был характерен для многих женщин ее круга. Ее новым «избранником» стал ювелир Адам Бамме, личность столь примечательная, сколь и неоднозначная. Первоначально он был сторонником мэра Джона Нотхемптона и поддерживал его в борьбе против Брембра и других купцов-виктуаллеров. В качестве шерифа в 1382 г. он сыграл главную роль в обвинении в измене, предъявленном пяти соратникам Брембра из числа олдерменов. Однако, будучи столь же расчетливым, как и амбициозным, он предусмотрительно покинул Нортхемптона за два года до падения последнего, избежав тем самым ответных мер со стороны Брембра после его триумфального, но недолгого возвращения в должность в 1385 г.{1277}

Отголоски старой вражды между крупными продовольственными компаниями (представленными в свое время Брембром) и «партией» Джона Нортхемптона, все еще ощущались на выборах мэра 1389 г. На должность претендовали ювелир Адам Бамме и бакалейщик Уильям Венур. Бамме был слишком искушен в опасном деле городского противостояния и предпочел победить своих противников демонстрацией внутренней величественности. Его готовность в данный момент отступить в пользу Венура не только обеспечила ему победу на следующих выборах 1390 г.[147], но стала пропуском в круг ведущих олигархов.

Рука и состояние леди Филпот стали предложением, от которого Бамме не смог отказаться, особенно если учесть, что его первая жена, будучи вдовой преуспевавшего ювелира Лондона и источником доходов для него самого, недавно скончалась. Как необычайно искусный ювелир, клиентом которого были Джон Гонт и его сторонники при королевском дворе, Бамме может считаться более выгодной партией, чем почивший Фиц-Никол. Он к тому же не уступал Джону Филпоту, когда речь шла о заботе о так называемом общественном благе. Во времена жестокого голода, который совпал с его пребыванием на посту мэра в 1391 г., например, он лично подписал заем на 400 ф. из корпоративной казны, чтобы купить дополнительные запасы пшеницы, договорившись о поставке «зерна из-за моря <…> в таком количестве, которое необходимо для города»{1278}.

Как следовало ожидать, Бамме максимально пользовался своими новыми связями. В 1392 г., например, он получил поместья Брембра, которые были конфискованы у его душеприказчиков. Бамме помог Маргарет получить, по крайней мере, 600 ф. от имения покойного сэра Джона Филпота, с чем у нее возникли серьезные затруднения: сбор таких больших сумм денег лежал в сфере его личных интересов, так как Адам мог эффективно пользоваться ими по своему усмотрению. Если говорить об отношениях между свояками, можно предположить, что они были рады покровительству такой влиятельной и снисходительной персоны. Не теряя времени, Веннер, например, передал Бамме управление своими поместьями в качестве доверителя и вверил ему надзор за исполнением условий его завещания{1279}.

Адам Бамме внезапно умер 6 июня 1397 г., во время второго срока пребывания в должности мэра. Возможно потому, что в предыдущем браке у Адама не было сына, он предпочитал по большей части арендовать, а не покупать недвижимость, вследствие чего значительная часть оставленного им состояния была получена Маргарет лишь на время. Тем не менее, Адам арендовал эту собственность на льготных условиях, и во владении семьи еще несколько десятилетий находились лавки, постоялые дворы, дома в двух лондонских приходах. В полной собственности оказались гостиница, известная как «Ле Контур» с разнообразными пристройками, пивоварня в Паултри, лавки и дома в Уэстчипе{1280}. У Маргарет к тому же был солидный доход в 116 ф. от собственности в городе. Смерть ее родственницы, Джоан Джизорс, вдовы крупного бакалейщика и олдермена Хью Фастолфа и наследницы бакалейщика и олдермена Саймона Долсли, принесла ей дополнительные ренты и недвижимость, по крайней мере, в четырех городских приходах, которые отошли к ней в 1423 г.{1281}

Маргарет, чье четвертое замужество принесло не только важные материальные приобретения, но и сына Ричарда, могла покинуть рынок невест и насладиться 34 годами в качестве уважаемой, знатной и самой богатой вдовы Лондона. Ей было уже за 40, она вышла из детородного возраста, и, по крайней мере, один из ее отпрысков мужского пола дал надежду дожить до зрелого возраста — все это снижало ее привлекательность как невесты. Теперь, когда и Брембр, и Веннер скончались, она могла вести свои дела без постороннего вмешательства, следовательно, мало что мешало ей удалиться с рынка невест и принять формальный обет целомудрия. Так она и сделала через семь недель после смерти Бамме перед лицом епископа Лондонского Роберта Брейбрука в ризнице собора св. Павла. Неясно, сделала ли она это, исполняя волю своего мужа, или из уважения к нему. Возможно, ей просто хотелось побыть одной, что само по себе весьма привлекательный мотив. Так или иначе, Маргарет отошла от общества в знак исполнения обета, облачившись в траурное одеяние, украшенное мехом горностая, которое впоследствии перешло ее крестнице, Марджери Уэйк{1282}.

Примечательно, что в период вдовства Маргарет предпочитала называть себя леди Филпот, но похоронить себя она завещала рядом с Адамом Бамме в церкви св. Георгия в Баклсбери. Следует также отметить, что в своем завещании, составленном менее чем за месяц до кончины (ум. 1431 г.){1283}, она именовала себя вдовой обоих мужчин, скромно пропустив первого и третьего мужа и троих детей от Беллингэма, один из которых, надо полагать, пережил ее на несколько лет. Она, несомненно, испытывала теплые чувства к сыну Ричарду Бамме, чье имя встречается рядом с ее собственным на всех распоряжениях по поводу собственности Адама Бамме начиная с 1407 г. (а ему тогда было не более 7 лет). И именно ему она оставила свои владения в Лондоне. Не удивительно, что Ричард был назван исполнителем ее завещания, в котором она оставила ему также утварь и кровать с драпировкой. Мы можем лишь догадываться, был ли тайный смысл в ее подарке своей невестке, дочери судьи Мартена, которой она отдала серебряную чашу с павлинами — птицами, известными своим тщеславием, но щедрость, с которой она одарила своих прислужниц, Сесили и Эмми, «за их труд и усердие», показывает, что и ей была свойственна доброта. Об этом же свидетельствует ее дар из двух серебряных блюдец младшему внуку, Джону Бамме, который, надо полагать, был ей утешением во время ее долгого уединения. В отличие от драматичных событий первых лет ее жизни, последние прошли без потрясений.

Несмотря на свое состояние и важное место в обществе, которые выделяют Маргарет Филпот среди других женщин такого же уровня, ее фигура остается неясной, затененной ее политически активными и амбициозными родственниками-мужчинами. Вероятно, она помогала в коммерческих делах своему первому мужу, но с тех пор она заняла слишком важное место, чтобы стоять за прилавком или вести счета семьи. Возможно, ей не хватало интеллектуальных способностей и образования, чтобы стать купцом, более того, нет никаких свидетельств, что у нее вообще было образование, хотя она, безусловно, могла написать свое имя. Отношение Маргарет к религии было весьма обыденным, а принятие ею обета целомудрия могло быть и реакцией на бурную молодость, и стремлением оградить себя от амбиций родственников. Можно предположить, что у нее наконец-то были развязаны руки, чтобы исполнять собственные желания после стольких лет исполнения желаний родственников-мужчин, но будем надеяться, что ее скромное домашнее окружение и любящая семья принесли ей некоторое удовлетворение.