Хроники Аскета. Вторжение - Роман Артемьев

Таким образом, две моих группы пасли научников. Я сначала подумывал поручить охрану исследователей людям майора Шивилько – того самого «мордоворота», о котором упоминал Коробок, но отказался после некоторого размышления. Все-таки они как псионы послабее бойцов СБР – кроме того, подготовка сотрудников Призрака изначально ориентировалась на другие задачи. Нас учили сражаться в условиях Гнезда и против тварей, спецназ же ФСБ тренировали против псионов.

Вопрос: кто сильнее – бойцы СБР или «магический спецназ» ФСБ? – занимал умы многих моих подчиненных. В первую очередь Злобного. Сам он, по понятным причинам, лично решить вопроса не мог – о чем сожалел горько, – зато подбивал более слабых псионов на проведение дружеского матча. Пришлось пообещать репрессии возможным участникам, после чего разговоры притихли.

В столовой было не протолкнуться. Прибыло пополнение: «старожилы» знакомили новичков с базой, японцы устроили что-то вроде демонстрации своих кулинарных способностей. Японский отряд подчинялся лично Паладину, хотя по условиям соглашения между Евросоюзом и Японией входил в структуру Европейской службы безопасности, аналога нашей СБР. Количество боевых псионов в стране восходящего солнца довольно велико – правда, в силу неизвестных мне причин уровни у них растут медленно. Тем не менее, Йосуке Мориту, командира отряда, я ставил на один уровень с Завулоном или Чернышом.

Поэтому свободное место оставалось только за офицерским столом, за которым сидел Мийо. Кроме того, сейчас там же присутствовали Монах и Бертран де Ги, заместитель Мийо, но против его общества я ничего не имел.

Командира французов я не то чтобы избегал – просто старался поменьше иметь с ним дел. В конце концов, мои нервы не железные – как бы ни утверждали обратное, – и в один прекрасный день я могу сорваться. Кому будет хорошо, если я убью Раульчика? Сейчас, я имею в виду. Но и прятаться от него я не собирался. Мой поднос опустился рядом с Монаховым.

Разговор за столом шел о предполагаемом штурме камеры. Монах предложил после нескольких рейдов на нижние ярусы напрямую ударить по королеве, не дав чужакам времени отреагировать. Французы активно возражали:

– Сколько чужаков скрывается на последних этажах, какой они силы? – говорил де Ги. – Аскет столкнулся с четырьмя и потерял двух людей из пятнадцати. Что произойдет, если твари успеют навалиться на наше охранение, пока мы будем находиться внутри камеры?

– Я же не предлагаю сразу идти в атаку. Сначала следует зачистить прилегающие к камере районы, построить что-то вроде промежуточного лагеря. Полагаю, чужаки к этому времени сами набегут, как они сделали в первый раз.

– И скольких мы потеряем? – бросил Мийо. – У меня в отряде за эту пару часов больше потерь, чем за весь предыдущий штурм! Зачем вообще нужно было провоцировать тварей!?

Это уже камешек в мой огород.

– Ты полагаешь, я должен был оставить своих людей внизу?

– Нет. – Мийо замялся: он действительно перегнул палку. – Но ты мог бы отозвать своих людей снизу – сообщить всем командирам, что идешь вниз.

Я, собственно, так и сделал – оповестил Паладина, Монаха и Папу Джима – всех, кроме Мийо. Просто говорить сейчас этого не стал.

– Я сообщил Паладину. Насколько мне известно, он поставил всех в известность, что мы можем выйти в любом месте, и что возможна реакция на нашу деятельность. Ты практически проигнорировал его приказ и не предпринял ничего, чтобы смягчить атаку чужаков.

– Так я же еще и виноват? – тихо, нехорошо прищурившись, спросил Мийо.

– Меня не волнуют вопросы вины. Я знаю, что поступил правильно – сохранил жизни своих людей.

Бертран расслабился. Монах рядом потянулся за солонкой, сочтя инцидент исчерпанным. Но Рауль, кажется, решил, что я дал слабину, и решил меня «дожать»:

– Иными словами, ты обменял жизни своих людей на моих.

Я немного подумал и решил, что достаточно долго пытался быть благожелательным:

– Нет. Это значит, что ты плохой командир и не заслуживаешь занимаемой должности.

Монах сложил ладошки вместе и потупил глаза, его губы тихо шевелились. Бертран попытался остановить своего командира, но тот отмахнулся, не отводя от меня бешеного взгляда. К этому моменту к нашему разговору прислушивался весь зал: псионы прекрасно чувствовали, как яростные волны расходятся от офицерского столика.

– И кого ты прочишь на мое место? Себя?

– Скорее, Монаха – его отряд больше. Хотя и я подойду: у меня больше опыта, как боец я тоже сильнее.

Глупая попытка поймать на «слабо», но он отреагировал:

– Да ну? Может быть, докажешь?

– Не думаю, что это хорошая идея. – Это уже Монах вышел из транса.

– Нет, отчего же, – опередил я с ответом Мийо, – после штурма камеры – пожалуйста.

– Ну что ты. Такой вопрос надо решить сейчас! Если сумеешь меня сделать – я, так и быть, напишу заявление! Только сомневаюсь, что придется что-то писать!

Я задумался. Перспектива заманчивая – избавиться от такой головной боли. Последствия – никаких: сотня свидетелей, что предложение исходило не от меня. Единственное, о чем следует побеспокоиться…

– Монах, – повернулся я к сидящему рядом с кислым лицом командиру китайцев, – ты не согласишься судить? Злобный не подходит, Паладин внизу, да и пока не стоит ему ничего сообщать. Остаешься ты.

Монах недовольно кивнул:

– Запрещается использовать атакующие знаки выше второго уровня, бой ведется до сдачи одного из противников или моего сигнала. Постарайтесь обойтись без переломанных костей, да и вообще без грязи. Согласны?

Известие о поединке разнеслось широко и быстро, за ним собрались наблюдать едва ли не все свободные псионы лагеря. О наших плохих отношениях знали все, относились к нам тоже по-разному, и посмотреть хотелось каждому. Должен признаться, я не понимал причин такого отношения ко мне со стороны командира французов. Паладин упоминал, здесь замешано что-то личное. Какая теперь разница?

Арена, на которой предстояло происходить схватке, представляла собой круг метров двадцать в диаметре – она была расположена за территорией базы, на пустыре. Обычно научники проводили на ней испытания возможностей найденных артефактов, поэтому вокруг нее установили специальный барьер, призванный ослабить действие псионических сил. Но наивно полагать, что барьер сумеет удержать полноценную атаку хотя бы третьего уровня, поэтому Монах поручил нескольким своим бойцам во время поединка удерживать щиты перед зрителями.

Монах подошел ко мне:

– Может, передумаешь?

Я отрицательно покачал головой. Поздно.

– Ты только не убей его. Паладин не поймет.

– Хорошо.

Примерно такой же разговор состоялся и с Мийо.

Сразу после сигнала к началу Мийо рванулся ко мне. И, как и следовало ожидать, наши щиты соприкоснулись. Мы оба накинули Святую броню пятого уровня, поэтому расхождение в структуре соприкоснувшихся знаков оказалось невелико.

Каждый боевой псион имеет возможность пользоваться щитами нескольких типов. Первый тип – групповые – способен укрыть нескольких людей и отстоит от оператора на некотором расстоянии, индивидуально для каждого знака. Впрочем, расстояние можно в определенных пределах менять, за счет чего устанавливались, например, несколько Стен. По понятным причинам ни я, ни Мийо их не использовали. Нет желания тратить оболочку на заведомо бессмысленное занятие: пробить такой щит слишком легко. Рукой.

Второй тип – индивидуальные, или броня – защищает лишь самого псиона. Эти щиты значительно сильнее групповых, располагаются в сорока-пятидесяти сантиметрах от тела. Сильнейшим знаком этой группы считалась Святая броня – универсальное заклинание, прикрывающее от всех видов воздействия.

Еще одним типом щитов специалисты полагали личную ауру любого псиона, его оболочку. Возможно, не такая прочная, как знак, она надежно защищала от всех типов ментальных воздействий. Атаки духов, например, она отражала очень хорошо. Физические удары были ей более опасны, но я сам видел, как Злобный оболочкой остановил выпущенную из современного арбалета стрелу. Думаю, пулю он бы тоже так остановил. Конечно, способны на такой подвиг немногие: нужно обладать слишком сильной оболочкой, хотя личные особенности тоже играют существенную роль. Теоретически можно добиться такого состояния ауры, когда она с успехом сможет заменять знак. При этом надо помнить, что осознанно энергия на поддержание природной защиты не расходуется – она существует всегда и исчезнет только с гибелью псиона. Такая защита располагается в одном-двух сантиметрах от кожи.

И последняя линия обороны – само тело псиона. Улучшенная регенерация, «алмазная рубашка», усиленные суставы, сверхпрочные кости. Дополнительные органы у особо продвинутых. Существовало множество методик: среди наших псионов самыми лучшими в этой области считались Дед и Мальцев. Особым достоинством совершенствование тела обладало в глазах обычных людей, потому что не требовало оболочки вообще. Конечно, псиону проще продвинуться в этой области, но я лично знал нескольких родян, которые могли дать фору спецам СБР.