Изящное искусство смерти - Дэвид Моррелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он быстро запалил свечу и потушил спичку.
«Не отравился ли я?!»
Он задержал дыхание и ждал, когда накатят головокружение и тошнота. Но проходили секунды — и ничего. Голова немного кружилась, но причиной тому был, скорее всего, элементарный страх. Де Квинси начал дышать и почувствовал себя лучше.
«А что, если эта вонь должна предупреждать Бруклина о том, что кто-то проник в дом, взял спички и зажег свечу?»
Если такова и была задумка, она должна оказаться эффективной, поскольку свеча тоже испускала специфический запах. От свечей высокого качества, производимых из пчелиного воска, исходило благоухание, а дешевые, из животного жира, этим самым жиром и смердели. Эта свеча пахла почти так же скверно, как и спичка. Почему? Ведь доходы Бруклина вполне позволяли ему приобретать хорошего качества свечи и спички. Почему же он этого не делает?
Руки Де Квинси тряслись от возбуждения, и пламя неровными отблесками играло на стенах. Он направился в комнату, расположенную справа от входа. Последний раз он был в этом доме пятьдесят два года назад, но впечатление создавалось такое, будто здесь ничего не изменилось. В комнате, в которую он заглянул, так же как и полвека назад, не было мебели. В те далекие беспросветные зимние ночи он спал прямо на холодном полу, ноги его во сне подергивались, и от этого он постоянно просыпался.
Нынче пол был еще более грязный, весь перепачканный сажей. В дальнем конце комнаты виднелись округлых очертаний пятна — прежде там явно что-то стояло. Очевидно, эти самые предметы и вывезли из дома завернутыми в одеяла.
Остерегаясь новых ловушек, Де Квинси вернулся в коридор и зашел в комнату напротив. Полвека тому назад здесь размещался рабочий кабинет таинственного владельца дома. По всему городу у него было несколько таких домов, и он постоянно менял места обитания. Здесь он каждое утро работал по нескольку часов над какими-то важными юридическими документами. Порой он ел выпечку, а крошками дозволял наслаждаться юному Де Квинси.
В комнате имелся маленький столик, на котором стояла керосиновая лампа, а рядом расположился деревянный стул с прямой спинкой. Возле стола на полу возвышалась стопка книг — книг, обескураживающе знакомых.
Де Квинси при помощи ножа поддел стекло, снял его с лампы и поднес свечу, намереваясь запалить фитиль.
И застыл, когда пламя устремилось к фитилю. Его буквально мороз продрал.
Он вспомнил слова Беккера: «Это ловушка. Возможно, есть и другие. Будьте осторожны, старайтесь ничего не трогать».
Фитиль был практически идеально белым. Новым.
Сама лампа казалась тяжелее обычного. Внутри не плескался керосин. Да и характерного его запаха Де Квинси не ощущал.
Очень осторожно он опустил лампу обратно на стол, свечу поставил на пол и открутил крышечку, через которую заправлялось горючее.
Де Квинси сунул в отверстие палец, и по лбу у него заструился пот. Внутри находилась мелкозернистая субстанция. Он поднял руку к глазам и обнаружил, что к пальцу прилипло немного порошка. Черные крупинки напоминали те, что он приметил на полу в комнате напротив.
Де Квинси стряхнул пару крупинок в пламя свечи, и те вспыхнули в миниатюрном взрыве.
Порох.
Керосиновая лампа являлась бомбой.
Поспешно, но так, чтобы не затушить свечу, Де Квинси вернулся в первую комнату, поднял с пола черную крупинку и кинул ее в пламя. Снова произошла вспышка.
Внезапно Де Квинси осенило: те круглые следы на грязном полу были оставлены бочками, в одной из которых оказалась дырочка и порох из нее просыпался.
Порох.
Необходимость действовать пересилила страх. Де Квинси снова пошел во вторую комнату и осмотрел стопку до боли знакомых книг.
Он ощутил слабость в ногах, когда убедился, что все они — его авторства. На полках за стулом стояли и другие книги, также написанные им. Здесь же расположились бесчисленные журналы, в которых были напечатаны его статьи. Эта подборка его произведений казалась даже более полной, чем та, что принадлежала самому автору. Бруклин обладал всеми книгами, журналами и газетами с работами Томаса Де Квинси.
Он просмотрел наугад несколько книг и поразился тому, насколько они потрепаны и запачканы от регулярного чтения. На каждой странице безумец подчеркивал отдельные фразы и целые строчки. Поля были испещрены непристойными комментариями. Чаще всего встречалось определение «маленький засранец».
И более всего вызывали у Бруклина ярость многочисленные пассажи, в которых шла речь о его отце, Джоне Уильямсе, о том, насколько «гениальными» были его преступления, об учиненной им «выдающейся» резне, о «кровавом совершенстве» чудовищных убийств.
«Насмехается над смертью, убийством. Надо продемонстрировать ему действительность», — писал Бруклин.
В «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» также имелись многочисленные пометки: подчеркнутые строки, безмолвные восклицания на полях.
«Сколько же человек рассталось с жизнью от передозировки лауданума из-за этого сукина сына?»
Строчка внизу страницы прямо-таки дышала ненавистью.
На Де Квинси накатила тошнота.
«Сколько тысяч умерло в Индии и Китае из-за опиума? А скольких убил я своими руками из-за того же опиума и ради интересов Британской Ост-Индской компании? Но вот вопрос: кто из нас, Любитель Опиума или я, более выдающийся убийца?» — вопрошал Бруклин огромными буквами поверх напечатанного текста.
— Неужели все эти несчастные, убитые за последние дни, приняли смерть из-за меня? — прошептал Де Квинси.
Его слова прозвучали гулким эхом в полупустой, напоминающей склеп комнате.
Теперь он понимал, почему Бруклин решил снять этот дом.
«В его воспаленном мозгу я ассоциируюсь с его отцом и с ним самим. Для него все мы — убийцы», — сообразил вдруг Де Квинси.
Его вырвало.
К ужасу, испытанному от чудовищного открытия, примешивалось обоснованное опасение, что Бруклин может вернуться в любую минуту. Де Квинси утер рот, отбросил прочь все посторонние мысли и подобрал нож. Отрывисто дыша, он быстро исследовал две оставшиеся комнаты на этаже, но не обнаружил в них ничего достойного внимания.
Дальше путь его лежал на второй этаж. Держась вплотную к перилам, он аккуратно обошел едва заметное отверстие, из которого в непрошеных гостей разряжался арбалет, и оказался наверху. Немилосердный скрип старого деревянного пола при каждом шаге заставлял Де Квинси нервничать и ежесекундно озираться. Его ждали четыре комнаты — две в передней части дома и две в задней.
Дверь одной из комнат была закрыта.
Де Квинси обошел ее стороной и осмотрел остальные три. Всюду было пусто. Он поднялся по лестнице на следующий этаж и заглянул в маленький закуток, где обитали слуги. Здесь также не обнаружилось ничего достойного внимания, кроме следов ног, очевидно оставленных Джоуи. Дом был таким же заброшенным, как и пятьдесят два года назад.
Но Де Квинси не давала покоя закрытая комната на втором этаже — все остальные были открыты.
Замирая от страха, он подошел к двери и осторожно — чтобы не угодить в очередную ловушку — подергал за ручку.
Он очень надеялся, что дверь окажется заперта.
Но ручка повернулась.
Де Квинси распахнул дверь, а сам отошел в сторону на случай, если у Бруклина здесь припасен очередной сюрприз вроде арбалета.
Ничего не произошло.
Он осторожно заглянул в комнату и в лучах света, проникающего через хоть и маленькое и зарешеченное, но незанавешенное окно, увидел по-спартански обставленную спальню. Справа находилось окно, выходящее на улицу. Напротив двери стоял гардероб. Слева разместилась походная армейская койка.
Де Квинси прошел в комнату и задел правой ногой разбросанные на полу скомканные газеты. Бумажные листы зашуршали.
Осмотрев дверь, Де Квинси обнаружил изнутри засов.
«Значит, Бруклин запирается, когда ложится спать, но не доверяет засову на сто процентов и вынужден класть перед входом скомканные газеты, чтобы их шелест предупредил о непрошеном посетителе. Интересно, мучают ли его кошмары?
Но почему сейчас он не запер эту дверь? Чтобы заманить внутрь? Где же ловушка?»
Де Квинси подошел к койке того типа, на каких Бруклин, должно быть, спал в Индии. Сверху лежали одеяло и маленькая подушка.
Он заглянул под койку.
Ничего.
Де Квинси уже собирался осмотреть гардероб, но решил сперва проверить, нет ли чего под одеялом. Он осторожно приподнял одеяло и увидел всего лишь простыню.
Тогда он поднял простыню… и обнаружил засохшие пятна крови.
Крови было много.
«Господи всемогущий! Что здесь произошло?»
С участившимся пульсом Де Квинси приблизился к гардеробу. Здесь он поступил так же, как и когда заходил в спальню: отошел вбок и потянул на себя дверь.
