Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока - Гарольд Лэмб

Во время правления султанов Лоди серебряные и золотые монеты обладали высокой покупательной способностью. По мнению Тигра и его приближенных, пища и услуги в Хиндустане стоили необычайно дешево, – якобы потому, что во время своих набегов Железный Хромец Тимур вывез из страны все серебряные и золотые запасы. Более вероятно, что такую ценность монеты приобрели из-за огромных накоплений, сделанных султанами Дели. Возможно, расточительность Бабура изменила положение дел.

Из Дели начали распространяться слухи о том, что пришлый падишах раздал все захваченные им сокровища и ничего не оставил себе, кроме вознаграждения, положенного каландару – странствующему нищему.

Позднее этот слух был увековечен в одной из первых мечетей, выстроенных в Хиндустане Моголами. Надпись на ее стене гласила: «Каландар Бабур, также известный как царь».

Сам Бабур отразил эту мысль в стихах: «Я не принадлежу к братству дервишей, но, как царь, я их брат по духу».

Разумеется, Бабур не мог предвидеть, к чему приведет его беспримерная щедрость.

Монета для Азаса из ночного дозора

Царевна Гульбадан вспоминает, как измученное ожиданием население Кабула устроило праздник, получив, наконец, исчерпывающие сообщения о победе, а также подарки из далекой крепости на неизвестной реке, которые доставил сам первый министр, Ходжа Калан. (Гульбадан, конечно, сделала эти записи уже в зрелом возрасте, когда жила при дворе Акбара, однако у нее сохранились детские воспоминания о празднике в саду и о том, как женщины обсуждали подарки и щедрость падишаха.)

«В его руках оказались сокровища пяти царей. Он раздал их все. Эмиры Хинда сочли оскорбительным то, что он так раздает сокровища ушедших царей…

Ходжа Калан рассказывал, что его величество говорил ему: «Вы возьмете подарки для моих старших теток и моих сестер, а также для всех, кто живет в гареме. Я составлю список, и вы раздадите подарки согласно этому списку. Прикажите, чтобы в Саду Приемов поставили шатер и ширму для каждой царевны, и, когда это прекрасное место общего собрания будет готово, они должны вознести благодарственную молитву в честь нашей победы…

Каждой царевне будет отправлено по танцовщице из числа девушек султана Ибрахима и по одному золотому блюду, украшенному рубинами, жемчугом, сердоликом, алмазами и изумрудами… два других подноса, наполненные серебряными монетами… и разнообразные материи на платья…

Пусть они также разделят и преподнесут в подарок серебряные монеты и материи моим сестрам и младшим детям, а также всем женам родственников, другим царевнам, слугам, няням и братьям и их женам – всем, кто молится за меня».

Итак, подарки раздали в соответствии со списком, когда мы все собрались вместе и провели три счастливых дня в Саду Приемов. Всех переполняла гордость. Мы прочитали открывающую молитву, благословляя его величество и радостно простерлись ниц, исполненные благодарности.

В тот раз падишах прислал, также через Ходжу Калана, единственный ашрафи для Азаса, ночного стражника [вероятно, служившего еще при дворе Омара Шейха в Андижане и пользовавшегося привилегиями]. Монета весила все три сира. Он сказал Ходже: «Если Азас спросит, что прислал ему Падишах, отвечайте: «Одну монету», поскольку это действительно всего лишь монета». Ходжа так и поступил, и Азас был поражен и три дня не мог прийти в себя. Падишах приказал проделать отверстие в монете и завязать Азасу глаза, чтобы он почувствовал вес серебра, когда монету повесят ему на шею. В таком виде Азаса отправили в гарем. В соответствии с пожеланием падишаха в монете проделали отверстие и ашрафи повесили на шею Азасу.

Ощутив вес монеты, он совсем потерял голову от удивления и радости и был очень, очень счастлив. Он ощупывал монету руками и поражался ее размерам, и сказал: «Никто не отнимет у меня мой ашрафи». После этого каждая царевна дала ему обыкновенных монет, так что у него набралось их около семидесяти или восьмидесяти».

Щедрость Бабура не ограничилась рамками его дома и даже Кабула. Газна и Кандагар также получили предназначенные для них подарки; в отдаленном Бадахшане земледельцы получили серебряные монеты; беженцам из Самарканда раздали памятные подарки от падишаха. Пилигримы, направлявшиеся к святыням далекой Мекки, тоже несли туда его подношения.

Повсеместно было разослано обращение: «Всякий, кто причисляет себя к потомкам Тимур-бека и Чингисхана, пусть явится к нашему двору и вместе с нами встанет на путь процветания».

Тигр наконец принял решение. Закончились долгие годы странствий, и он нашел ту страну, в которой хотел поселиться и куда созывал всех оставшихся в живых представителей своего рода, чтобы сплотить вокруг них свой народ.

Это решение нельзя назвать внезапным. Днями, находясь в пути, и ночами, ведя беседы у походного костра, Бабур исследовал качество почвы, воды, растительности, животных и птиц этой новой страны. По своему обыкновению, он всегда стремился увидеть своими глазами то, о чем ему рассказывали. Он наблюдал за тем, как слон за один присест съедает такую порцию резаных веток, которой, по расчету Бабура, хватило бы для десяти верблюдов. Тот же слон, однако, мог переправиться через реку, не замочив поклажи; три или четыре слона легко тянули за собой большую пушку, которую сдвигали с места четыре сотни мужчин. Он изучал методы дрессировки этих гигантов и сделал свой вывод: «Слон – очень сметливое животное. Что ему ни скажешь, он понимает, что ни прикажешь – сделает».

Способ, которым жители Хиндустана добывали воду из колодца с помощью буйвола и привязанного на длинной веревке ведра, Бабур не одобрил. Буйвол, кружащий по своей дорожке, волочил веревку по земле и грязи, а затем эта же веревка снова опускалась в колодец вместе с ведром.

Он узнал пять разновидностей оленей, в том числе нильгау, и развлекался, наблюдая за повадками мелких, похожих на мышь созданий, бегающих вверх и вниз по стволам деревьев и называющихся белками. Он был знаком с животным миром самых разных стран, поэтому длинные хвосты этих необычных животных не могли ввести его в заблуждение. Он не хотел верить рассказам о носорогах, которым молва приписывала необычайную силу, – в рассказах первых европейских путешественников они фигурировали в роли сказочных единорогов, – однако признал, что носорог может поднять на свой рог всадника вместе с лошадью, после того как стал очевидцем такого происшествия. Бабур добавляет, что жертва нападения получила прозвище Максуд-и-Карг – Мишень для носорога. Его веселили многочисленные стайки попугаев, среди которых он выделял вид, отличавшийся пестрым оперением, а также другой – с черным клювом и хохолком, – умевший ловко подражать звукам человеческой речи. Способен ли был такой говорящий попугай не просто повторять услышанные слова, а делать нечто большее, – мог ли попугай говорить сам? На этот вопрос местные жители отвечали, что однажды такого попугая посадили в клетку, накрытую тканью, и он закричал: «Открой мне лицо, я задыхаюсь». Бабур добавляет по-арабски: «Ответственность за правду лежит на рассказчике! Пока человек не услышит этого собственными ушами, ему не верится».