Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев

— Этот пятнатый партию просрет. Потому что он ориентируется на таких, как ты, — ткнул пальцем в меня. — И на таких, как ты, — ткнул пальцем в Никонова. — А такие партии не нужны. С научными степенями, шибко грамотные. Мы сюда пришли после школы-восьмилетки и партийных курсов, мы от народа сюда пришли, а вы? Я своими зубами загрызу любого, кто против партии, а вы?

Потом он достал из сейфа листки, на них, как выяснилось, много лет подряд выписывал те привилегии, которых после Сталина лишали партийных чиновников. Стал перечислять: вот при Хрущеве отобрали то-то, при Брежневе то-то… И зло заключил:

— Все у нас отобрали. А пятнатый совсем партию просрет.

При встрече с Яковлевым я рассказал ему об этом эпизоде. Он в ответ промолчал. И без меня хорошо знал таких сталинских ветеранов — они были в каждом отделе ЦК, «солдаты партии», беззаветно служившие ей (или аппарату?) много лет, а теперь ощутившую свою ненужность.

Мы же, те, кто поверил в перестройку, называли себя «яковлевцы». И очень переживали за А. Н., когда его нещадно ругали всякие сталинисты, националисты и прочая публика[152].

Правды ради, надо сказать, что в аппарате встречались и прогрессивно настроенные лица, понимавшие необходимость перемен. К их числу принадлежали, например, Наиль Биккенин, Леон Оников, Валерий Сидоров и еще несколько сотрудников того сектора, в который входили т. н. консультанты — это были по преимуществу люди, умевшие грамотно формулировать идеи и задачи, владевшие пером.

Но в целом Отдел пропаганды к середине 80-х годов представлял собой довольно застойную структуру, наполовину состоявшую из партчиновников пожилого и предпенсионного возраста. Структуру, организационно оформленную в поздние сталинские времена. Структуру, где каждому работнику согласно негласной «табели о рангах» был определен свой «шесток». К примеру, «вертушка», то есть аппарат правительственной связи, полагалась заведующему сектором и выше. Машину из цековского гаража в рабочее время мог вызвать зав. сектором и зам. зав. отделом. Зав передвигался на «Чайке». Даже чай, который разносили по кабинетам женщины-служащие, и тот был разных категорий: просто чай, чай с баранками, чай с печеньем.

Г. В. Пряхин, который пришел в Агитпроп уже на финише перестройки, рассказал мне, как в 1990 году начальство решило сделать ко дню Победы подарок одному ветерану-инструктору, который курировал телевидение. Ивана Матвеевича повысили на одну ступень, дав ему должность консультанта, а вместе с ней — полагающиеся к должности цацки, в том числе «авоську», то есть т. н. лечебное питание, и «вертушку» — аппарат правительственной связи АТС-2. Этому телефонному аппарату с державным гербом на диске ветеран обрадовался больше всего, потому что он был как бы символом причастности к высшей власти.

Едва вожделенный телефон установили на его столе, как Иван Матвеевич немедля набрал номер А. Н. Яковлева. Обычно члены ПБ трубку «второй вертушки» не поднимали, не барское дело, доверяли это секретарям в приемной, но тут Александр Николаевич почему-то ответил сам.

— Саша, это я… — представился ветеран. — Иван Матвеич. Мне вот тут «вертушку» поставили.

— Ну и что? — очень удивился секретарь ЦК.

— Да вот, хочу посоветоваться с тобой по одной бумаге, — как ему показалось, ловко соврал Матвеич.

— Дурак ты, Иван, — засмеялся на том конце секретного провода Яковлев. — Ты знаешь, зачем тебе этот телефон поставили?

— Конечно, — не сдавался фронтовик. — Чтобы я мог иногда советоваться с руководителями по важным вопросам.

— Забудь, — посоветовал ему Яковлев. — Тебе ее поставили для того, чтобы я иногда, когда вспомню, мог тебе позвонить и пригласить на рюмку водки. Ясно?

— Понял, — покладисто согласился новоиспеченный консультант. И аккуратно положил на рычаг тяжелую трубку.

Хоть и тертый был работник этот Иван Матвеевич, а забыл старое аппаратное правило: никогда не высовывайся и не проси советов у небожителей. Ежели вспомнят они о тебе, то позвонят или позовут. А сам сиди тихо[153].

И ведь правда — иногда секретарь ЦК звонил консультанту и звал его на рюмку. Например, когда Яковлеву вручили орден Красного Знамени, якобы за тот бой 1942 года, в котором он был тяжело ранен. Набрал по «вертушке» номер Матвеича:

— Зайди ко мне, солдат.

Тот, войдя в сановный кабинет, увидел на журнальном столике бутылку коньяка, блюдце с нарезанным лимоном.

— Это по какому же поводу банкет? — удивился он.

— Обмоем орден, — пояснил Александр Николаевич. — Вот, подняли архивы, оказалось, что был представлен к Красному Знамени, но тогда не срослось. Нашли документы…

— А ведь плохо искали, — ехидно заметил в ответ Иван Матвеич. — Могли бы и на геройскую звезду найти.

— Ладно тебе, — нахмурился Яковлев. — Давай лучше выпьем.

Матвеич знал, что сразу после войны орден нашел Яковлева — за тот самый бой ему вручили тогда Красную Звезду. Теперь, получается, за одно и то же Яковлев был награжден снова — на сей раз наградой повыше.

Потому и съязвил. Но Яковлев обиду таить не стал.

Вновь оказавшись после двенадцатилетнего перерыва на этажах «десятого подъезда», Александр Николаевич Яковлев был изумлен. Ничего здесь не изменилось за эти годы. Ладно, чай с баранками… Не изменился подход к партийной работе, к идеологии, к восприятию той жизни, которая текла за окнами этого серого здания.

В июле он стал заведующим, а уже в августе выступил если не с программой, то с заявкой на свое кредо. Дело было на партийном собрании отдела, посвященном вопросам партийного просвещения и экономического образования. Председательствовал на собрании заведующий сектором В. П. Поляничко, с докладом выступил другой зав. сектором Н. Я. Клепач. Затем слово взял А. Н. Яковлев. Начал он, как и было принято в этих стенах:

— Обсуждается очень важная тема — от сознательности народа зависит очень многое.

Но затем, к удивлению присутствующих, привел пример, начисто убивающий партийных пропагандистов:

— Скажите, видел ли кто-либо из вас конную молотилку, когда пара лошадей ходит по кругу на ремне около столба? Вот и мы ходим по кругу, не в силах оторваться от форм и методов пропаганды, сохранившихся с тех пор, когда народ был темный, а к интеллигенции не было доверия. Как зебра не может потерять свои полосы, так и мы не можем отойти от церковного подхода к пропаганде. Конечно, кто-то ходит на занятия, конечно, кто-то слушает ваши мудрые речи, но ведь, согласитесь, все друг друга обманывают.

…В зале повисла тишина. Получалось так, что заведующий отделом фактически назвал врунами и бездельниками всех тех сотрудников, которые отвечали за пропаганду и агитацию. Таких речей тут еще не слышали. А Яковлев, привычно окая, продолжал:

— Мне повезло — я два года смотрел