Герман Геринг. Железный маршал - Борис Вадимович Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Да, пожалуй, фюрер был прав, решив избежать всей этой канители!»
Вскоре Герингу пришлось встретиться с еще одним старым знакомым, и эта встреча не доставила ему большой радости. К нему в номер вошел Роберт Кемпнер, одетый в форму офицера американской армии. Бывший юридический советник в прусском МВД после своего увольнения в 1933 году эмигрировал в США. Во время войны он стал следователем американской военной полиции и юридическим консультантом в оккупационной администрации Германии. Геринг понял, что почетным пленником ему больше не бывать.
Комендантом центра дознания в Мондорфе был. полковник Бертон Эндрюс, впоследствии назначенный комендантом нюрнбергской тюрьмы. К своим подопечным он не испытывал никакой симпатии, а Геринга невзлюбил особенно. Комендант утверждал, что сразу же отобрал у Геринга весь запас из 2000 таблеток паракодеина, благодаря чему Геринг излечился от наркотической зависимости. Позже Эндрюс с гордостью говорил:
«Мы сделали из него человека!»
У Геринга отобрали также одну из трех капсул с ядом, которые он держал при себе. Рейхсмаршал специально спрятал ее в банке с кофе «Нескафе» с таким расчетом, чтобы при первом же более или менее тщательном обыске она была обнаружена. Эта находка должна была усыпить бдительность тюремщиков, которые больше уже не будут искать яд.
В действительности от пристрастия к паракодеиновым таблеткам Геринга отучил американский военный психиатр доктор Дуглас Келли. Он обнаружил, что в сотне таблеток, которые Геринг потреблял за день, в совокупности содержалось лишь 0,2 грамма морфия. Столь малая доза никак не могла воздействовать на его умственные способности. Если Геринг переставал принимать таблетки, у него возникали боли в ногах. Келли постепенно уменьшал дозу, начав с 18 таблеток в день, пока совсем не прекратил давать своему пациенту паракодеин, а боли в ногах снимал легкими успокаивающими средствами, не содержавшими морфия. Помогло еще и то, что Келли внушил Герингу: раз он сильный человек, то легко может переносить боль и без таблеток.
У Геринга произошла стычка с Эндрюсом из-за скудной пищи, которой тот кормил высокопоставленных пленников. Рейхсмаршал в сердцах заметил:
«Я своих собак кормил лучше!»
4 июня 1945 года Геринга разлучили с его преданным слугой. Роберта Кроппа перевели в другой лагерь. Когда они прощались, в глазах Геринга стояли слезы. Теперь его обслуживал один из солдат-военнопленных. По свидетельству Кроппа, когда они расставались, Геринг признался, что отдал американцам одну ампулу с ядом, но спрятал другую. На самом деле у Геринга оставались как минимум две ампулы с ядом. Всей правды он предпочел не говорить даже верному слуге.
18 июня 1945 года Геринга допрашивали советские представители. На вопрос о своих отношениях с Гиммлером он сообщил:
«Этот человек всегда занимал менее высокое положение, нежели я, но стал возвышаться, когда моя репутация пострадала. Меня считали консерватором, поэтому, чем радикальнее становилась политика Гитлера, тем более радикальные люди ему требовались. Но все хорошо в меру, и когда Гиммлеру доверили командование группой армий «Висла», это было настоящим безумием, так считали многие. Гиммлер всегда хотел занять мое место. Он уверял меня в дружбе, а сам действовал за моей спиной. Я обходился с ним любезно, но всегда оставался начеку».
Советские офицеры поинтересовались, действительно ли Гитлер покончил с собой. Геринг в ответ заявил:
«Не знаю, но если он и в самом деле мертв, то его место — в аду, а не среди ангелов». И признался: «Примерно год тому назад наши отношения с фюрером испортились, и глава его канцелярии спросил его, буду ли я, как прежде, оставаться его преемником. Фюрер ответил на это, что если бы он решал этот вопрос теперь, то назвал бы преемником другого человека, но раз уж решение принято и закрепилось в умах людей, то пусть все остается по-прежнему».
Между тем Дугласу Келли удалось убедить Геринга сбросить вес. Ко времени ареста рейхсмаршал весил 127 килограммов. Похудеть ему помогло, в частности, то, что пища, которой кормили пленников, была однообразна и не слишком хорошо приготовлена. Геринг потребовал и добился также того, чтобы портные из числа военнопленных подогнали его мундир, когда он похудел, Эндрюсу пришлось уступить, поскольку на Геринге уже не держались брюки, а в таком виде выставлять рейхсмаршала на процесс было бы уж совсем неприлично. В сентябре 1945 года, когда Геринга доставили в Нюрнберг, он весил только 90 килограммов. Похудению способствовали и ежедневные шестичасовые допросы, которым он подвергался. Из Нюрнберга Герман писал Эмме:
«Иногда мне кажется, что мое сердце разорвется от любви и тоски по тебе. Это была бы чудесная смерть!»
Келли же он сказал прямо:
«Я знаю, что меня казнят. И вы это знаете. Я готов».
Когда Герингу сообщили о том, что в ноябре 1945-го он вместе с другими нацистскими преступниками предстанет перед Международным трибуналом в Нюрнберге, он решился сесть на диету. Рейхсмаршал догадывался, что живым он из Нюрнберга не уйдет, и написал прощальное письмо Эмме:
«Дорогая жена, я тебе так благодарен за счастье, которое ты мне подарила, за любовь, за все; не расставайся с Эддой. У меня не хватит слов, чтобы передать, как много вы с Эддой значите для меня. Мыслями я постоянно возвращаюсь к тебе. Я сжимаю тебя в моих горячих объятьях и страстно целую твое милое, дорогое лицо. Твой навсегда, Герман».
При этом Геринг не признавал себя военным преступником, равно как и права союзников судить его. Он говорил Келли:
«Я не признаю юрисдикции этого суда, но раз у них есть сила, чтобы навязать мне свою волю, я готов говорить правду и встретить свою судьбу… Герман Геринг — солдат. Я воевал — это правда. Раз каждая нация преследует свои эгоистические интересы, надо быть практичным. Я — практичный человек. Но в то же время я убежден, что существует высшая сила, которая повелевает людьми, несмотря на все их попытки управлять своей судьбой».
И без лишней скромности добавил:
«Я намереваюсь войти в историю Германии великим человеком. Если я не смогу убедить суд, то хотя бы докажу германскому народу, что все, что я делал, предпринималось ради величия рейха. Через 50–60 лет памятники Герману Герингу будут стоять по всей Германии. А может быть — только маленькие бюсты, но зато в каждом доме».
Нюрнбергский процесс
В
