Герман Геринг. Железный маршал - Борис Вадимович Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О Нюрнбергском процессе Геринг говорил Гильберту:
«Это — заранее срежиссированное политическое представление, и я знаю, чем оно закончится. Пресса будет играть более важную роль в вынесении вердикта, чем судьи. Я уверен, что по крайней мере русские и французские судьи уже получили инструкции от своих правительств. Я могу ответить за все, что я сделал, но не могу отвечать за то, чего я не совершал. Однако меня судят победители, и я знаю, что мне уготовано. Я готов хоть сегодня (разговор происходил 11 ноября 1945 года. — Б. С.) написать жене прощальное письмо. Досадно видеть, как пал духом Риббентроп. Будь я министром иностранных дел, я бы заявил им: «Такова была проводимая мной внешняя политика. На том стою. Она была целиком в моем ведении как министра иностранных дел суверенного Германского рейха. Хотите меня судить за это — судите. У вас есть власть для этого — вы победители». Но я бы твердо стоял на своем. У меня нет сил смотреть, как он мечется из стороны в сторону, пытается прикрыться какими-то меморандумами и пространными заявлениями. Лично против него я ничего не имею, но для меня он всегда оставался ничтожеством. Вот фон Нейрат — человек твердых принципов. Если нужно, мог и возразить Гитлеру, поспорить с ним… Риббентроп же был лишь удачливым виноторговцем, а для дипломатии не имел ни способностей, ни такта».
Этот разговор происходил за девять дней до открытия Нюрнбергского процесса, стартовавшего 20 ноября 1945 года.
Гильберт записал в этот день: «Геринг рассказал мне, что окончательно убедился в ненормальности Гесса, когда тот на скамье подсудимых шепнул ему: «Вот увидите, этот кошмар рассеется и через месяц вы станете фюрером Германии!»
Сначала зачитали обвинительный акт. По поводу преследований католиков и других христиан, упомянутых в обвинительном акте в первый день его оглашения, Геринг во время обеденного перерыва с возмущением заявил товарищам по скамье подсудимых:
«Но мы же имели на это полное право! Мы являлись суверенным государством, и это целиком и полностью было нашим внутренним делом!»
Розенберг сыронизировал:
«Преступления против христианства! А преступления, совершенные русскими против христиан, их разве волнуют?»
Геринг пообещал Вальтеру Функу, что возьмет на себя ответственность за все приказы по выполнению четырехлетнего плана. Возможно, это в итоге спасло бывшего министра экономики от петли — Функ был приговорен к пожизненному заключению.
После оглашения обвинения обвинители от Англии, СССР, США и Франции в течение четырех месяцев представляли документы, фильмы и свидетелей, доказывавших вину подсудимых. Когда речь зашла о геноциде евреев, Гильберт во время перерыва поинтересовался у Геринга, что он по этому поводу думает. Рейхсмаршал ответил, обводя беспокойным взглядом зал суда:
«Я понимаю, что за эти преступления весь немецкий народ обречен на проклятие. Но все это казалось настолько невероятным, в том числе и то немногое, что становилось известным нам, что нас не стоило труда убедить в том, что это — вражеская пропаганда. От нас эти подробности скрывали. Я бы никогда не подумал, что Гиммлер может пойти на такое. Он не походил на потенциального убийцу. Вы — психолог и должны понимать это лучше. У меня же никаких объяснений не находится».
Геринг лукавил, пытаясь убедить судей и Гильберта, будто не знал, что «окончательное решение» означало не полное истребление всех евреев на территории рейха и оккупированных территориях, а лишь их депортацию. Эти утверждения опровергаются элементарным здравым смыслом. Почему ни Геринг, ни Шпеер, ни Заукель, ни другие нацистские руководители, отвечавшие за экономику, ни разу не поинтересовались, нельзя ли как-то использовать миллионы «депортированных» евреев в интересах рейха? А не поинтересовались они потому, что знали: их уже нет в живых. Но признаться в непосредственной причастности к такого рода преступлениям было слишком стыдно перед лицом истории, вот Геринг и отрицал все в надежде, что благодаря его показаниям немцы в будущем будут думать о нем и о Гитлере лучше, чем они заслуживали на самом деле.
Однажды Геринг, указывая на сидевших на балконе офицеров-негров, поинтересовался у Гильберта, имеют ли они право отдавать приказы своим подчиненным-белым и разрешено ли им ездить вместе с белыми в общественном транспорте. Хотя рейхсмаршал неоднократно заявлял, что не одобрял расовой политики нацистов, сам он был явно не чужд расистских взглядов.
26 ноября обвинение огласило протокол совещания руководителей вермахта у Гитлера, проходившего 5 ноября 1937 года, на котором фюрер прямо заявил о необходимости завоевания Германией «жизненного пространства». В этом документе, фигурировавшем на процессе как «документ Хоссбаха» (по фамилии адъютанта Гитлера, его составившего), были зафиксированы следующие слова фюрера:
«Германской политике в своих расчетах приходится иметь дело с двумя ненавистными противниками: Англией и Францией, ибо могучий германский колосс в центре Европы для них — бельмо на глазу. Оба государства отвергают дальнейшее усиление Германии как в Европе, так и в заморских областях… В создании германских заморских военных баз оба государства видят угрозу своим морским коммуникациям и опасаются, что рост германской заморской торговли усилит позиции Германии в Европе…
Для улучшения нашего военно-политического положения целью № 1 для нас является одновременный разгром Чехии и Австрии, чтобы исключить угрозу с флангов при вероятном наступлении на Запад. При конфликте с Францией не следует рассчитывать, что Чехия объявит нам войну одновременно с французами. Если же мы проявим слабость, желание Чехии участвовать в войне возрастет, причем ее вступление в войну ознаменуется нападением на Силезию…»
Геринг заметил по поводу зачитанного:
«Все это чушь! А как же тогда быть с присоединением Техаса и Калифорнии к Америке? Это ведь тоже была самая настоящая захватническая война с целью расширения территории!»
После выступления обвинителей на кафедру стали подниматься свидетели обвинения. 30 ноября выступил генерал Лахузен, один из высокопоставленных сотрудников абвера. Он подтвердил, что провокация в Глейвице, послужившая поводом для нападения на Польшу, была организована Гиммлером, получившим польскую военную форму для заключенных, имитировавших нападение на радиостанцию. Описал он и участие Геринга в планировании бомбардировки Варшавы. Геринг был вне себя от злости
