Ночь над водой - Кен Фоллетт

– Должно хватить.

Эдди весь буквально обмяк от облегчения. Слава Богу, хоть об этом можно не волноваться.

– Но у нас совсем ничего нет в резерве, – добавил Микки. – Молю Бога, чтобы не вышел из строя двигатель.

Такая редкая вероятность не могла взволновать Эдди, слишком много всего другого занимало его мысли.

– Каков прогноз погоды? Может быть, мы скоро пройдем шторм?

Микки покачал головой.

– Увы, – сказал он мрачно. – Шторм только усиливается.

Глава девятнадцатая

Нэнси Ленан испытывала неловкость от того, что приходится ночевать в комнате, где находился совершенно чужой ей мужчина.

Как уверил ее Мервин Лавзи, в номере для новобрачных, несмотря на такое название, имелось все же две койки. Однако он не мог из-за шторма сделать так, чтобы дверь была постоянно открыта. Как Мервин ни старался, дверь то и дело захлопывалась, и они оба в конце концов сочли за благо оставить ее в таком положении, чем поминутно вскакивать и пытаться ее открыть.

Она старалась не ложиться как можно дольше. Подумала даже о том, чтобы просидеть всю ночь в гостиной, но место это, к ее неудовольствию, превратилось в мужской клуб, пропахший виски и табачным дымом, где то и дело слышались смешки и брань игроков. Кончилось тем, что она предпочла лечь спать.

Они выключили свет и забрались в свои койки. Нэнси лежала с закрытыми глазами, но не чувствовала никакого желания спать. Бокал коньяку, который выпросил для нее юный Гарри Маркс, ничуть ей не помог, и она была бодра, как в девять утра.

Нэнси понимала, что Мервин тоже не спит. Она слышала у себя над головой каждое его движение. В отличие от других салонов их койки не задергивались занавесками, поэтому уединение обеспечивала только темнота.

Она лежала без сна и думала о Маргарет Оксенфорд, такой молоденькой и наивной, не уверенной в себе и склонной к идеализму. Нэнси чувствовала, что в ее душе прячутся сильные страсти, и в этом отношении отождествляла себя с ней. У нее, Нэнси, тоже были битвы с родителями, ну по крайней мере с матерью. Та хотела, чтобы она вышла за юношу из старой бостонской семьи, но в шестнадцать лет Нэнси влюбилась в Шона Ленана, студента-медика, отец которого работал на папиной фабрике подрядчиком – вот ужас-то! Мать многие месяцы вела бои против Шона, распуская злые сплетни о нем и его связях с другими девицами, оскорбляя его родителей, притворяясь больной и ложась в постель, чтобы наутро снова обрушиться на дочь за ее бессердечие и эгоизм. Нэнси от этого ужасно страдала, но держалась твердо, и в конце концов вышла замуж за Шона и любила мужа до самой его кончины.

Но Маргарет не так сильна. «Наверное, я держалась в разговоре с ней чересчур сурово, – подумала Нэнси, – когда сказала ей, что если она не любит отца, то должна уйти из дома. Но похоже, что это необходимо – чтобы кто-то сказал ей: хватит хныкать, пора повзрослеть. В ее возрасте у меня уже было двое детей!»

Нэнси пообещала ей практическое содействие, дала ряд серьезных советов. Она надеялась, что сумеет выполнить свое обещание и взять Маргарет на работу.

Все теперь сошлось на Дэнни Райли, этом негодяе, от которого зависит исход ее схватки с братом. Нэнси снова начала нервничать по поводу своих дел. Удалось ли Маку, ее адвокату, связаться с Дэнни? Если удалось, то как Дэнни воспринял рассказ о расследовании его старых прегрешений? Заподозрил ли он, что все это выдумка, изобретенная лишь для того, чтобы оказать на него давление? Или же до смерти испугался? Она крутилась и ворочалась с боку на бок, перебирая эти остающиеся без ответа вопросы. Нэнси надеялась, что ей удастся поговорить с Маком по телефону во время следующей посадки в Ботвуде, в Ньюфаундленде. Может быть, Мак к этому времени хоть что-нибудь прояснит.

Самолет какое-то время швыряло во все стороны, отчего Нэнси нервничала еще больше, не находя себе места, а спустя два часа полет стал совсем невыносимым. Раньше она никогда не боялась летать в самолетах, но ведь она ни разу не попадала в штормовую погоду. Вцепившись в раму койки, она всем своим существом ощущала, как мощная машина пытается побороть неистовые порывы ветра. Ей многое приходилось преодолевать одной после смерти мужа, и Нэнси твердила себе, что надо быть смелой и не поддаваться невзгодам. Но она никак не могла избавиться от кошмарных видений – ломающихся крыльев или заклинившего двигателя, в результате чего они камнем падают в океанскую пучину, и приходила от этого в ужас. Она зажмуривалась и кусала подушку. Внезапно самолет опускался как бы в свободном падении. Нэнси ждала, когда это падение прекратится, но оно все длилось и длилось. Ей не удалось подавить крик страха, вырвавшийся из груди. Но в этот момент самолет наконец вроде бы подпрыгнул и выпрямился.

И тут она почувствовала на плече руку Мервина.

– Это шторм, – сказал он на своем чистом английском языке. – Я бывал в передрягах похуже этой. Не надо бояться.

Она нащупала его руку и крепко сжала. Он присел на край ее койки и, когда самолет выравнивался, легонько гладил ее волосы. Нэнси все еще была напугана, но держаться за его руку, когда самолет подпрыгивал, словно на кочках, было приятно и успокоительно.

Она не знала, сколько времени это длилось. Потом шторм несколько поутих. Нэнси пришла в себя и отпустила руку Мервина. Она не знала, что сказать. Как бы почувствовав это, он встал и вышел из номера.

Нэнси включила свет и вылезла из койки. Нетвердо держась на ногах, она накинула синий шелковый халат поверх черной ночной рубашки и присела у туалетного столика. Причесалась. Это занятие всегда ее успокаивало. Ей было неловко из-за того, что она держалась за руку Мервина. В тот момент Нэнси забыла о всяких приличиях и просто была благодарна, что кто-то попытался ее приободрить, а сейчас испытывала от этого неловкость. Но он достаточно деликатен, понял ее состояние и оставил на несколько минут одну, чтобы дать ей время прийти в себя.

Мервин вернулся с бутылкой коньяка и двумя бокалами. Он налил понемногу в каждый бокал и протянул один из них Нэнси. Она взяла бокал, держась другой рукой за туалетный столик, потому что снова началась качка.

Ей было бы совсем не по себе, если бы Мервин не находился в нелепой пижаме. Лавзи выглядел очень смешно и знал это, но держался с таким достоинством, как если бы разгуливал в своем двубортном костюме, и почему-то от этого он казался ей еще более смешным. Мервин явно принадлежал к тем мужчинам, что не боялись оказаться в глупом положении. И ей это нравилось.

Нэнси отпила глоток коньяку. Теплая жидкость блаженно ее согрела, и она налила еще.

– Произошла странная вещь, – вдруг сказал оживленно Мервин. – Когда я зашел в туалет, оттуда навстречу выскочил один из пассажиров, по виду напуганный до смерти. Войдя, я увидел разбитое окно, возле которого с виноватым видом стоял бортинженер. Он рассказал мне нелепую историю о том, что окно разбито ударом льда в шторм, но у меня создалось впечатление, что эта парочка дралась.

Нэнси была благодарна ему за новую тему для разговора, поскольку это отвлекало мысли от сплетенных ранее с Мервином рук.

– Бортинженер – это кто?

– Красивый парень примерно моего роста, светловолосый.

– Я его знаю. А что за пассажир?

– Я не знаю, как его зовут. Бизнесмен, держится самоуверенно, в светло-сером костюме. – Мервин встал и подлил себе коньяку.

Халат Нэнси едва доходил до колен, и ей было неудобно сидеть перед ним с голыми икрами и ступнями, но она снова напомнила себе, что Мервин весь в мыслях о сбежавшей обожаемой жене и ни на кого не обращает внимания; в самом деле, он вряд ли бы как-то среагировал, если бы даже она сидела перед ним и вовсе раздетая. Взять ее за руку – то был дружеский жест одного человеческого существа по отношению к другому, жест простой и невинный. Циничный голос подсознания подсказал ей, что, держась за руку женатого мужчины, она не занималась чем-то совсем уж простым и невинным, но она отогнала от себя эту мысль.

Не зная, о чем говорить, Нэнси спросила:

– А что, ваша жена все еще гневается на вас?

– Как злая собака.

Нэнси улыбнулась, вспомнив сцену, которую она застала, вернувшись из дамской комнаты: жена Мервина кричала на него, ее приятель кричал на нее, а Нэнси, стоя в дверях, молча наблюдала за происходящим. Диана и Марк сразу же угомонились и ушли с довольно-таки пристыженным видом и, наверное, продолжили препираться в другом месте. Нэнси тогда воздержалась от комментариев, потому что не хотела показать Мервину, как ее позабавила эта ситуация. И все же Нэнси не видела ничего страшного в том, чтобы задать ему глубоко личный вопрос, право на который ей был дан обстоятельствами:

– Она вернется?

– Трудно сказать. Этот тип, с которым она… Мне кажется, он слабак, но, может быть, это именно то, что ей нужно.

Нэнси кивнула. Трудно себе представить двух более непохожих мужчин, чем Марк и Мервин. Мервин – высок, вальяжен, смугл, красив и простоват в манерах. Марк – гораздо мягче, куда ниже ростом, веселое веснушчатое круглое лицо.